Статья Дмитрия Хмельницкого 2000 г.
Дмитрий Хмельницкий
Человек - это стиль
Эта статья была написана в 2000 г. под впечатлением первой инаугурации президента Путина и опубликована 1 июня 2000 г. в газете "Русская мысль". На мой взгляд, высказанные в ней подозрения по поводу личности Путина за четыре года не развеялись, а намного усилились. Соответственно и двусмысленности в его образе и поведении стало намного меньше.
Дмитрий Хмельницкий - берлинский журналист. Составитель сборника "Переписывая историю Второй Мировой"
<...> При всех очевидных достоинствах нового президента есть одно не менее очевидное "но" - его прошлое. И не то плохо само по себе, что был кагебистом. В конце концов, у кого из бывших советских людей абсолютно чистое прошлое? Речь о взглядах нынешних.
Мы с Путиным практически ровесники, одно поколение. Я прекрасно помню атмосферу 1968-1970 годов. Среди моих друзей, оканчивавших тогда школу, было довольно много таких, которые с отвращением относились к советской власти, с еще большим отвращением к КГБ и с еще большим - к тем, кто шел туда работать. Общаться с такими было "западло", как говорят на зоне. Да и опасно.
Путин, как известно, после школы сам явился в КГБ проситься на работу. Был, однако, по-отечески направлен учиться в университет, а потом стал разведчиком. Работал в Дрездене. Вербовал агентов среди восточных немцев, выезжающих на Запад. Возможно, что из романтических побуждений, хотя на романтика сегодняшний Путин похож мало. Мне скажут: разведка есть у всех стран, это нормальная профессия. Конечно, но с одной оговоркой. Между ЦРУ и КГБ все-таки есть разница - такая же, как между ЦРУ и гестапо. Разные цели и разные представления о добре и зле.
Ладно, с тех пор прошло тридцать лет. Человек меняется. Не у всех были умные родители и доступ к самиздату. Прозрение может произойти в любом возрасте. Было бы не только естественно, но и абсолютно необходимо, чтобы демократический президент извинился за свое рвение в служении тоталитарному режиму и компрометирующие связи. Но этого не произошло. Более того, на встрече в московском ПЕН-Клубе в декабре 1999 г. будущий президент заявил, что гордится своей службой в разведке. Не считает и гебешные связи компрометирующими.
Это зловещий признак, усиливающий двусмысленность роли Путина. Если он сегодня не сожалеет о своем прошлом участии в "холодной войне" с демократией, значит, морально к ней готов и в будущем. Жесткое противостояние путинского правительства чеченскому сообществу в вопросе о чеченской войне это предположение подтверждает.
В этом смысле особо интересной представляется "православность" Путина, его демонстративное участие в богослужениях. Конечно, принятие христианской веры может стать достаточным духовным импульсом, чтобы способствовать перерождению любого грешника. Но поверить, что непереродившийся офицер КГБ стал христианином, невозможно. Так не бывает.
Путин победил на волне военного энтузиазма. Чем больше российских солдат гибло в Чечне, тем сильнее становилась общественная поддержка армии и тем меньше внимания уделялось правовым и гуманитарным проблемам войны. К апрелю 2000 г. из российского телевидения практически исчезли материалы, посвященные положению чеченских беженцев, а репортажи о награждениях и похоронах погибших солдат становились все длиннее.
Авторитет армии можно строить разными путями. Репутация Бундесвера, например, основана на полном отказе от традиций и ценностей Вермахта. Нерассуждающий патриотизм и готовность автоматически и бездумно защищать интересы родины там и тогда, где и когда она прикажет, больше не являются в Германии общественными добродетелями.
В России пересмотра истории по-настоящему не произошло. Российская армия сохранила с советских времен не только советское обращение "товарищ", но и советский дух. Отмена замполитов и введение религии в армии ничего принципиально не изменили. Она по-прежнему калечит солдат психически и физически. И по-прежнему ищет примеры для подражания в героическом советском прошлом. За несколько месяцев при Путине этот процесс резко усилился.
Парад Победы, ставший как бы завершением инаугурационных торжеств, был тоже выдержан в новом двусмысленном стиле. С одной стороны, никакой военной техники и относительно небольшое количество войск, с другой - пятитысячный парад ветеранов войны, которые до того несколько недель заново учились ходить в строю. Это было очень тяжелое зрелище, более тяжелое, чем такие же мероприятия советских времен или почти такой же парад ветеранов 9 мая 1995 г., к 50-летию победы. Если бы приглашенные на парад ветераны войны просто прошли с цветами по Красной площади нестройной толпой, сохранилось бы естественное ощущение радостного праздника. Вид марширующих стариков, одетых, как в униформу, в одинаковые серые костюмы и красные платья, подаренные им властями, наводил на совершенно другие мысли.
То, что ветераны, принадлежащие к самому несчастному, обездоленному и одураченному поколению советских людей, охотно согласились принять участие в этом спектакле, понятно. То, что организация такого действия понадобилась правительству, симптоматично. Так отрабатывается новый стиль правления, намечаются отправные точки новой, как теперь принято говорить, "духовности".
Стиль складывается из мелочей. Здесь и неслучайная оговорка ведущего программы "Вести" российского телевидения, назвавшего омоновцев "чекистами". Это равносильно тому, как если бы немецкий телеведущий ласково назвал полицейских "нашими эсэсовцами". Здесь и демонстративное пожалование президентом российского гражданства бывшему энкаведешнику, которого в Латвии судили за военные преступления. И, наконец, апофеоз двусмысленности - выпуск к юбилею победы сторублевой монеты с изображением Сталина. Это подарок не только нумизматам.