О том, что первоначало сущего есть Личность
Парменид и Христианство
Парменид говорит: бытие есть, ничто нет. Мыслить и быть - одно. Эти слова, сказанные на заре мышления человечества, требуют основательного продумывания. Ибо мысль эта претендует на истину, и как таковая должна способствовать не только голому ее проговариванию, но и бытию по этой истине. Истина нужна человеку, чтобы жить по ней, чтобы обитать в ней, и утверждать ее всей своей жизнью, всем своим бытием. Иначе что это за истина, которая не абсолютна даже в нашей жизни?
И не способна даже подчинить себе жизнь отдельного человека? Но чаще наоборот, человек не способен соответствовать истине, т.е. жить по ней, несмотря на то, что осведомлен о ней. Поэтому продумывание мысли Парменида как истины, а не просто как мнения, требует всецелого бытия по этой истине. Тогда мы признаем, что это мысль и живем по ней, или не признаем, что это мысль и не живем. Но если не жить по истине, то зачем тогда мыслить? Но и смысл мышления проясняется через это первоначальное высказывание Парменида.
Парменид говорит, что есть только бытие, оно одно, и соответственно раз он его мыслит, то оно должно быть мышлением, иначе Парменид о нем ничего бы не знал. Но раз оно одно, то мы можем лишь как бы присоединиться к нему, впадать в него и быть едиными с ним через мышление, которое есть одно, как и бытие. Бытие есть мышление, ибо мыслить и быть - одно. На уровне мышления всё Единое, разделение же иллюзия.
Но чтобы быть последовательными, мы должны признать, что там где есть мышление, там есть и мыслящий. Или может мышление быть без мыслящего? Тогда и себе мы должны отказать в личности, и признать что мыслим не личностью. Но именно личностью мы мыслим и с мыслящего начинается мышление. Мысль без мыслящего - это непоследовательность, отрицающая самого мыслящего. Значит есть мыслящий у мышления, значит само бытие есть личность, поскольку оно мышление. И воспользовавшись строгим логическим указанием Парменида мы заключаем, что всё есть эта личность, все есть бытие, и оно есть абсолютная личность, т.е. Бог. Это есть самый последовательный вывод из указания Парменида. Более того, только такой вывод способен воспринять мысль Парменида именно как мысль, т.е. способствовать жизни по этой истине, а не считать эту мысль абстракцией, как часто бывает в отношении Парменида в истории философии.
Если воспринимать мысль Парменида именно как мысль, то нужно жить по ней. И именно опыт христианской аскетики предлагает жить по этой истине, что все есть бытие в Боге, в мышлении, т.е. в Логосе Его.
Каждый мыслящий должен спрашивать себя, то что я мыслю, каким оно обладает содержанием? Как оно влияет или может повлиять на мою жизнь? Что это за истина, которая не может изменить даже меня. Какое благо предлагает мне эта истина? Или если эта истина не благая, то что это за истина, может ли истина быть не благой, не является ли это извращением самого понятия истины?
Мысль Парменида не была бы мыслью, если бы не притязала на истину. Истина требует, чтобы ее мыслили как одну единую, ибо все разговоры о двух истинах утверждаются все же одной истиной. Истина одна, как и бытие. Парменид указывает, что бытие есть, бытие есть одно, единое, неделимое. Мы не можем вслед за ним не признать этого, не впадая в противоречия. Но как этим руководствоваться? Бытие есть вечно, оно было до меня, оно есть истина. Я не могу быть автором этой истины, ибо я имею начало. Значит в отношении к этой истине для меня логична позиция познания, как познания ее уже существующей. Сам акт познания поэтому вызывается истиной и ее структурой предшествования мне. Поэтому, в том числе, познание есть припоминание. Истина, следовательно, была до меня и я лишь в ней пребываю. Я пребываю в этом бытии, но оно устроено не по моим правилам, я лишь их принимаю. Эта позиция называется смирением. Смирение требует от человека признания над собой высшего начала, совершенного, абсолютного, благого. Только в единстве с этим первоначальным абсолютным бытием возможна правильная, благая деятельность. Ради этого единства можно и нужно пожертвовать всем, и эта жертва будет единственно правильным поведением, ибо только единое есть, и только с ним можно быть поистине и только с ним можно просто быть.
Но как быть с ним? Об этом можно спросить у него, ибо оно есть мышление. И ведь я мыслящий обладаю личностью и могу спрашивать и вопрошать, то и абсолютное мышление, которое есть в основе всего как бытие, так же есть личность, но абсолютная. Я мыслью могу вопрошать, логично, что и то мышление, которое мне отвечает, так же есть личность. Поэтому наиболее последовательная позиция в мышлении это молитва, как общение с единым мыслящим бытием. Наименование молитва в данном случае лишь делает акцент на то, что мыслимое обладает личностью, что в общем-то и так должно быть очевидно мыслящему это бытие, поскольку он его именно мыслит, оно соответственно так же является не чем иным как мышлением. Из глубины самих себя мы мыслим. Поэтому и сказано: познай самого себя, сказано так же что истина в нас самих, и «Царство небесное внутрь вас есть». Все это в нас, потому что все это личность и личностно.
Ради этого единства, ради пребывания в этой истине мыслящий готов пожертвовать всеми различиями. Но собственно он и понимает, что есть только единое, единая воля единой мыслящей личности. А разделение и ничто есть лишь обман, в который можно впасть по причине свободы, поскольку мы как мыслящие именно свободны. Но любое разделение не будет истинно. Чтобы стяжать эту истину необходимо вести себя как она, уподобиться бытию, признать его творения, но видеть за ними именно Его как единое основание всего. И не поддаваться виду разделения, а пребывать всегда при едином в мыслящей молитве. Ибо разделение лишь кажущееся, ибо ум, мышление говорит нам что все есть единое, из единого проистекает. И можно мыслью видеть единое в различном, и мыслью можно что-то разделить, но само разделяющее будет едино. Таковая деятельность признания истины единого есть аскетизм, и, как мы видим здесь, он вызван и обусловлен самой истиной единого бытия, которая есть личность. Этой личности не нужно ничего для себя, поскольку наоборот это бытие создает все, бытием чего оно является. Так же должен вести себя и приобщающийся ему мыслитель. Поэтому мысль всегда сопряжена с аскетизмом, т.е. обустраиванием всей своей жизни согласно истине, уподобление ей. Поэтому главное, что делает аскет - смиряет себя в единую волю Бога. Уходит от различия и раздора мира.
В аскетизме происходит признание вокруг одной единственной воли и силы одного единого существа, ибо бытие едино. Постоянное удержание ума в пребывании с этим единством, несмотря на то, что глазам мир видится разобщенным и многим. Доминирование ума над видимым и чувственным. Это аскетизм, это практика, которая утверждает истину. Легко помыслить эту истину. Но нелегко довериться ей, это требует поистине колоссального усилия воли, воли, которая хочет быть едина с умом. Иначе воля и ум будут постоянно в разладе, о коем разладе и свидетельствует грехопадение. Подчинить волю и тело уму - вот что предполагает аскетизм. Ибо если будешь с различным, с раздором, то не будешь при едином. И хотя оно везде, но ты должен быть с ним как с единым основанием всего, личностью. Так же как с человеком, когда общаешься, то общаешься с ним одним как личностью, а не с его руками, ногами и т.д. Поэтому и радость подлинного общения нам так же дарована единством бытия, как реализация его истины, ибо в общении реализуется общее.
Воля человека должна смирить сама себя, в этом её соразмерность себе. Так она смиряется перед Богом, перед Его волей, чтобы быть одной волей с ней. Так осуществляется единство бытия. В этом нет противоречия и двух воль, поскольку сама воля Божества есть смирение. Поэтому Бог троичен, и Сын смиряется и исполняет волю Отца, а человек получает Святого Духа в смирении. Таким образом единство бытия реализуется через смирение воли человека перед Богом и во Боге.
Но для этого нужно покориться истине, жить в ней. Только такую истину ищет человек, которая превосходит его. Эта истина раскрыта в Евангелии и истолкована отцами церкви.
Парменид говорит: бытие есть, ничто нет. Мыслить и быть - одно. Эти слова, сказанные на заре мышления человечества, требуют основательного продумывания. Ибо мысль эта претендует на истину, и как таковая должна способствовать не только голому ее проговариванию, но и бытию по этой истине. Истина нужна человеку, чтобы жить по ней, чтобы обитать в ней, и утверждать ее всей своей жизнью, всем своим бытием. Иначе что это за истина, которая не абсолютна даже в нашей жизни?
И не способна даже подчинить себе жизнь отдельного человека? Но чаще наоборот, человек не способен соответствовать истине, т.е. жить по ней, несмотря на то, что осведомлен о ней. Поэтому продумывание мысли Парменида как истины, а не просто как мнения, требует всецелого бытия по этой истине. Тогда мы признаем, что это мысль и живем по ней, или не признаем, что это мысль и не живем. Но если не жить по истине, то зачем тогда мыслить? Но и смысл мышления проясняется через это первоначальное высказывание Парменида.
Парменид говорит, что есть только бытие, оно одно, и соответственно раз он его мыслит, то оно должно быть мышлением, иначе Парменид о нем ничего бы не знал. Но раз оно одно, то мы можем лишь как бы присоединиться к нему, впадать в него и быть едиными с ним через мышление, которое есть одно, как и бытие. Бытие есть мышление, ибо мыслить и быть - одно. На уровне мышления всё Единое, разделение же иллюзия.
Но чтобы быть последовательными, мы должны признать, что там где есть мышление, там есть и мыслящий. Или может мышление быть без мыслящего? Тогда и себе мы должны отказать в личности, и признать что мыслим не личностью. Но именно личностью мы мыслим и с мыслящего начинается мышление. Мысль без мыслящего - это непоследовательность, отрицающая самого мыслящего. Значит есть мыслящий у мышления, значит само бытие есть личность, поскольку оно мышление. И воспользовавшись строгим логическим указанием Парменида мы заключаем, что всё есть эта личность, все есть бытие, и оно есть абсолютная личность, т.е. Бог. Это есть самый последовательный вывод из указания Парменида. Более того, только такой вывод способен воспринять мысль Парменида именно как мысль, т.е. способствовать жизни по этой истине, а не считать эту мысль абстракцией, как часто бывает в отношении Парменида в истории философии.
Если воспринимать мысль Парменида именно как мысль, то нужно жить по ней. И именно опыт христианской аскетики предлагает жить по этой истине, что все есть бытие в Боге, в мышлении, т.е. в Логосе Его.
Каждый мыслящий должен спрашивать себя, то что я мыслю, каким оно обладает содержанием? Как оно влияет или может повлиять на мою жизнь? Что это за истина, которая не может изменить даже меня. Какое благо предлагает мне эта истина? Или если эта истина не благая, то что это за истина, может ли истина быть не благой, не является ли это извращением самого понятия истины?
Мысль Парменида не была бы мыслью, если бы не притязала на истину. Истина требует, чтобы ее мыслили как одну единую, ибо все разговоры о двух истинах утверждаются все же одной истиной. Истина одна, как и бытие. Парменид указывает, что бытие есть, бытие есть одно, единое, неделимое. Мы не можем вслед за ним не признать этого, не впадая в противоречия. Но как этим руководствоваться? Бытие есть вечно, оно было до меня, оно есть истина. Я не могу быть автором этой истины, ибо я имею начало. Значит в отношении к этой истине для меня логична позиция познания, как познания ее уже существующей. Сам акт познания поэтому вызывается истиной и ее структурой предшествования мне. Поэтому, в том числе, познание есть припоминание. Истина, следовательно, была до меня и я лишь в ней пребываю. Я пребываю в этом бытии, но оно устроено не по моим правилам, я лишь их принимаю. Эта позиция называется смирением. Смирение требует от человека признания над собой высшего начала, совершенного, абсолютного, благого. Только в единстве с этим первоначальным абсолютным бытием возможна правильная, благая деятельность. Ради этого единства можно и нужно пожертвовать всем, и эта жертва будет единственно правильным поведением, ибо только единое есть, и только с ним можно быть поистине и только с ним можно просто быть.
Но как быть с ним? Об этом можно спросить у него, ибо оно есть мышление. И ведь я мыслящий обладаю личностью и могу спрашивать и вопрошать, то и абсолютное мышление, которое есть в основе всего как бытие, так же есть личность, но абсолютная. Я мыслью могу вопрошать, логично, что и то мышление, которое мне отвечает, так же есть личность. Поэтому наиболее последовательная позиция в мышлении это молитва, как общение с единым мыслящим бытием. Наименование молитва в данном случае лишь делает акцент на то, что мыслимое обладает личностью, что в общем-то и так должно быть очевидно мыслящему это бытие, поскольку он его именно мыслит, оно соответственно так же является не чем иным как мышлением. Из глубины самих себя мы мыслим. Поэтому и сказано: познай самого себя, сказано так же что истина в нас самих, и «Царство небесное внутрь вас есть». Все это в нас, потому что все это личность и личностно.
Ради этого единства, ради пребывания в этой истине мыслящий готов пожертвовать всеми различиями. Но собственно он и понимает, что есть только единое, единая воля единой мыслящей личности. А разделение и ничто есть лишь обман, в который можно впасть по причине свободы, поскольку мы как мыслящие именно свободны. Но любое разделение не будет истинно. Чтобы стяжать эту истину необходимо вести себя как она, уподобиться бытию, признать его творения, но видеть за ними именно Его как единое основание всего. И не поддаваться виду разделения, а пребывать всегда при едином в мыслящей молитве. Ибо разделение лишь кажущееся, ибо ум, мышление говорит нам что все есть единое, из единого проистекает. И можно мыслью видеть единое в различном, и мыслью можно что-то разделить, но само разделяющее будет едино. Таковая деятельность признания истины единого есть аскетизм, и, как мы видим здесь, он вызван и обусловлен самой истиной единого бытия, которая есть личность. Этой личности не нужно ничего для себя, поскольку наоборот это бытие создает все, бытием чего оно является. Так же должен вести себя и приобщающийся ему мыслитель. Поэтому мысль всегда сопряжена с аскетизмом, т.е. обустраиванием всей своей жизни согласно истине, уподобление ей. Поэтому главное, что делает аскет - смиряет себя в единую волю Бога. Уходит от различия и раздора мира.
В аскетизме происходит признание вокруг одной единственной воли и силы одного единого существа, ибо бытие едино. Постоянное удержание ума в пребывании с этим единством, несмотря на то, что глазам мир видится разобщенным и многим. Доминирование ума над видимым и чувственным. Это аскетизм, это практика, которая утверждает истину. Легко помыслить эту истину. Но нелегко довериться ей, это требует поистине колоссального усилия воли, воли, которая хочет быть едина с умом. Иначе воля и ум будут постоянно в разладе, о коем разладе и свидетельствует грехопадение. Подчинить волю и тело уму - вот что предполагает аскетизм. Ибо если будешь с различным, с раздором, то не будешь при едином. И хотя оно везде, но ты должен быть с ним как с единым основанием всего, личностью. Так же как с человеком, когда общаешься, то общаешься с ним одним как личностью, а не с его руками, ногами и т.д. Поэтому и радость подлинного общения нам так же дарована единством бытия, как реализация его истины, ибо в общении реализуется общее.
Воля человека должна смирить сама себя, в этом её соразмерность себе. Так она смиряется перед Богом, перед Его волей, чтобы быть одной волей с ней. Так осуществляется единство бытия. В этом нет противоречия и двух воль, поскольку сама воля Божества есть смирение. Поэтому Бог троичен, и Сын смиряется и исполняет волю Отца, а человек получает Святого Духа в смирении. Таким образом единство бытия реализуется через смирение воли человека перед Богом и во Боге.
Но для этого нужно покориться истине, жить в ней. Только такую истину ищет человек, которая превосходит его. Эта истина раскрыта в Евангелии и истолкована отцами церкви.