Почему и зачем Мужику нужен о-домашненный зверь...
Оригинал взят у 2013ivan в Почему и зачем Мужику нужен о-домашненный зверь...
Казалось бы,- в классических субъект-объектных отношениях не задействована энергийная сторона субъектных актов, будь то работа ученого в лаборатории, или в более общем отношении Учитель-ученик.
Но, если держать в уме следствия гипотезы о «секуляризованных» состояниях сознания прошлого, то следует с вниманием отнестись к парадигме Бога, которую так или иначе разыгрывает каждый Мужчина (ваш Отец) как в жизни, продолжения своего рода, так и в жизни своего интеллекта.
Древние практиковали набор практик, эффектов воздействия на мозг других от предшествующих им, посредством техник переноса.
(Практики освоения в профанном и сакральном мирах, акты инициации, сексуальные обряды, переходы из рождения в детство, социализирующую агрегацию чужого и чужеземца, беременность и роды, обручение, свадьба, похороны, жертвоприношение, дар, истязания и прочее).
И следы этих практик переноса сохранило наше сознание по сю пору в вытесненном состоянии, продолжая свою бесконечную работу иррациональных ощущений, ворующих наш век рационализации сознания, что я и называю работой «секуляризованных» историей состояний сознания.
Один из постулатов парадигмы Отца-Бога (реального Отца любого из вас, Бог в этой конструкции задействован как пустое место в "секуляризованном" сознании), предписывает взаимно-однозначное отображение Сына и Отца-Бога: «Отец претерпевает ожидание сострадательной активности Сына, положительной оценки своих действий», но с возрастом, когда сохранение естественности таких прямых связей «здесь и сейчас» становится затруднительным, идентификация и конституация Отца-Бога претерпевает радикальные подвижки.
Два ряда событий, в которые разлагаются состояния идентификации и конституации Отца, ряд «существования» и ряд дискурсивных значений переворачивают ситуацию части и целого в формообразовании гештальта Отца.
Изначальная ситуация взаимно-однозначного отображения Сына и Бога (Отца) как гештальт-целого, превышающего сумму своих частей-паттернов дискурсивных значений и «существований», переворачивается, поскольку Бытие Отца относится к дискурсивному значению так, что ряд последних меньше ряда «существования» и гештальт рассыпается, поскольку целое становится меньше своих частей.
(Я исхожу из того, что дискурсивная практика функционирования языка осуществляется в отношении Истины и Бог-Отец, занимая центрирующее место в дискурсе, обращает все свои события «существования» в события Истины, превышаюшие норму «существования», что и позволяет ему говорить и действовать языком Бытия, поскольку он его слышит в различии Истины и Нормы).
Это различие«Истины» и «Нормы» опредмечивается энергийностью Отца и запускает работу машины наслаждения в производство наслаждения прибавочного.
Когда же взаимно-однозначное отображение Сына и Бога (Отца) прекращает свою работу с возрастом Отца (Сын и Дочь сами переходят в статус Бога для другого и других), ряд «существования» подчиняется дискурсивному ряду значений и Истина начинает воспроизводить себя не ограниченная Нормой, работая на самосгорание энергийности тела Отца.
Отец истеризуется, становится носителем симптома интеллекта ради интеллектуальности, бессодержательности формы, которая реализует себя в энергийной работе телесности.
Отец-Бог слышит и слушает музыку и гармонию сфер Мира, впадает в другие подобные сложные состояния наслаждения лестницы Эрота Платона, диктуемые не нормой гештальта из паттернов уха, глаза, носа и тактильности, а иррациональности отношений бессознательного, в первую очередь, отношений сексуального, которые по своей природе определены через форму/формулу «где-то не записываться», то есть не существовать.
В это время возраста Отца ему следует восполнить нужду в о-домашненном звере...
Понятно,что Сын и Дочь выпадают из Производства гештальта в призводстве его нормированной «существованием» части.
Остаются о-домашненные животные (диких животных, путешествия, «свежий воздух», огонь, воду и камни, даже упорядоченные в Сад камней, я отвергаю, поскольку их влияние на производство гештальта спонтанно, случайно и ограничено в смысле универсальной доступности «здесь и теперь»)
Из о-домашненных животных я отвергаю «Жену» и «Подругу», поскольку они отображают иррациональность в отношения (сексуальных отношений не существует, но они имеют дискурсивное значение, поскольку продолжают не записываться, то есть иметь пустую форму без содержания, а, значит, требуют энергийности для своего производства и воспроизводства хотя бы в форме терпения Жены и претерпевания Подруги),..остается семейство кошачьих и собачьих, предпочтительно натуральных пород или приближенных к натуральным, в последнюю очередь, - искусственно выведенных пород.
И кошачья и собачья о-домашненная порода обладает собственным гештальтом, рядом «существований», обусловленным знанием-рефлексом и дискурсивными значениями практики языка доступа к толчкам бессознательного, поэтому гештальт о-домашненного животного изоморфен гештальту Отца, а оформление гештальта животного в процессах и состояниях целое больше своих частей через примыкание к гештальту Отца создает механизм компенсаторного действия в отношении нормы «существования» Отца, приводя ряд «существований» Отца в то наличие вещности, которое позволяет конституировать и идентифицировать гештальт Отца-Бога в практику целого, превышающего паттерны своих частей.
Казалось бы,- в классических субъект-объектных отношениях не задействована энергийная сторона субъектных актов, будь то работа ученого в лаборатории, или в более общем отношении Учитель-ученик.
Но, если держать в уме следствия гипотезы о «секуляризованных» состояниях сознания прошлого, то следует с вниманием отнестись к парадигме Бога, которую так или иначе разыгрывает каждый Мужчина (ваш Отец) как в жизни, продолжения своего рода, так и в жизни своего интеллекта.
Древние практиковали набор практик, эффектов воздействия на мозг других от предшествующих им, посредством техник переноса.
(Практики освоения в профанном и сакральном мирах, акты инициации, сексуальные обряды, переходы из рождения в детство, социализирующую агрегацию чужого и чужеземца, беременность и роды, обручение, свадьба, похороны, жертвоприношение, дар, истязания и прочее).
И следы этих практик переноса сохранило наше сознание по сю пору в вытесненном состоянии, продолжая свою бесконечную работу иррациональных ощущений, ворующих наш век рационализации сознания, что я и называю работой «секуляризованных» историей состояний сознания.
Один из постулатов парадигмы Отца-Бога (реального Отца любого из вас, Бог в этой конструкции задействован как пустое место в "секуляризованном" сознании), предписывает взаимно-однозначное отображение Сына и Отца-Бога: «Отец претерпевает ожидание сострадательной активности Сына, положительной оценки своих действий», но с возрастом, когда сохранение естественности таких прямых связей «здесь и сейчас» становится затруднительным, идентификация и конституация Отца-Бога претерпевает радикальные подвижки.
Два ряда событий, в которые разлагаются состояния идентификации и конституации Отца, ряд «существования» и ряд дискурсивных значений переворачивают ситуацию части и целого в формообразовании гештальта Отца.
Изначальная ситуация взаимно-однозначного отображения Сына и Бога (Отца) как гештальт-целого, превышающего сумму своих частей-паттернов дискурсивных значений и «существований», переворачивается, поскольку Бытие Отца относится к дискурсивному значению так, что ряд последних меньше ряда «существования» и гештальт рассыпается, поскольку целое становится меньше своих частей.
(Я исхожу из того, что дискурсивная практика функционирования языка осуществляется в отношении Истины и Бог-Отец, занимая центрирующее место в дискурсе, обращает все свои события «существования» в события Истины, превышаюшие норму «существования», что и позволяет ему говорить и действовать языком Бытия, поскольку он его слышит в различии Истины и Нормы).
Это различие«Истины» и «Нормы» опредмечивается энергийностью Отца и запускает работу машины наслаждения в производство наслаждения прибавочного.
Когда же взаимно-однозначное отображение Сына и Бога (Отца) прекращает свою работу с возрастом Отца (Сын и Дочь сами переходят в статус Бога для другого и других), ряд «существования» подчиняется дискурсивному ряду значений и Истина начинает воспроизводить себя не ограниченная Нормой, работая на самосгорание энергийности тела Отца.
Отец истеризуется, становится носителем симптома интеллекта ради интеллектуальности, бессодержательности формы, которая реализует себя в энергийной работе телесности.
Отец-Бог слышит и слушает музыку и гармонию сфер Мира, впадает в другие подобные сложные состояния наслаждения лестницы Эрота Платона, диктуемые не нормой гештальта из паттернов уха, глаза, носа и тактильности, а иррациональности отношений бессознательного, в первую очередь, отношений сексуального, которые по своей природе определены через форму/формулу «где-то не записываться», то есть не существовать.
В это время возраста Отца ему следует восполнить нужду в о-домашненном звере...
Понятно,что Сын и Дочь выпадают из Производства гештальта в призводстве его нормированной «существованием» части.
Остаются о-домашненные животные (диких животных, путешествия, «свежий воздух», огонь, воду и камни, даже упорядоченные в Сад камней, я отвергаю, поскольку их влияние на производство гештальта спонтанно, случайно и ограничено в смысле универсальной доступности «здесь и теперь»)
Из о-домашненных животных я отвергаю «Жену» и «Подругу», поскольку они отображают иррациональность в отношения (сексуальных отношений не существует, но они имеют дискурсивное значение, поскольку продолжают не записываться, то есть иметь пустую форму без содержания, а, значит, требуют энергийности для своего производства и воспроизводства хотя бы в форме терпения Жены и претерпевания Подруги),..остается семейство кошачьих и собачьих, предпочтительно натуральных пород или приближенных к натуральным, в последнюю очередь, - искусственно выведенных пород.
И кошачья и собачья о-домашненная порода обладает собственным гештальтом, рядом «существований», обусловленным знанием-рефлексом и дискурсивными значениями практики языка доступа к толчкам бессознательного, поэтому гештальт о-домашненного животного изоморфен гештальту Отца, а оформление гештальта животного в процессах и состояниях целое больше своих частей через примыкание к гештальту Отца создает механизм компенсаторного действия в отношении нормы «существования» Отца, приводя ряд «существований» Отца в то наличие вещности, которое позволяет конституировать и идентифицировать гештальт Отца-Бога в практику целого, превышающего паттерны своих частей.