Гуссерль в восприятии Ойкена. Окончание
Начало
Продолжение
Данный текст является переводом отрывка статьи Нилса Голдшмидта и Германа Раухеншвандтнера "Философия социально-рыночной экономики: анализ ордолиберализма Мишелем Фуко".
От понятия "эйдетическая абстракция" или "эйдос" можно проследить связь с другим термином, значение которого велико и в методе Ойкена, и в методе Гуссерля - это "редукция". У Гуссерля редукции придается фундаментальный смысл, который явно связан с эйдосом. Эту трансформацию предопределяет термин “epoché”, который - в общем схожий с методом "трансцедентальной редукции" - становится главной методологической концепцией Гуссерля через несколько лет после публикации "Логических исследований". Метод Гуссерля не может быть здесь описан из-за своей сложности. Но важно помнить, что Гуссерль через “epoché”, через "метод заключения в скобки" отказывается от "мира естественной точки зрения: я и мой мир вокруг меня". В рамках “epoché” или "трансцедентальной редукции" вводится другой процесс (вторичный, так сказать) - "эйдетическая редукция". В этом случае реальный или воображаемый предмет, взятый как пример, является начальной точкой, а разнообразие создается в его свободной, фантазийной вариации, необходимой для фиксации универсальности:
"В отличие от психологической феноменологии чистая, или трансцендентальная феноменология получит свое обоснование не как наука о фактах, но как наука о сущностях (как наука "эйдетическая"), как наука, которая намерена констатировать исключительно "познания сущности" - никакие не "факты". Соответствующая редукция - редукция психологического феномена до чистой "сущности", или же в выносящем суждения мышлении редукция фактической ("эмпирической") всеобщности до всеобщности "сущностей" - есть редукция эйдетическая." ( "Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии", Введение)
Концепция "редукции" также является характеристикой метода Ойкена, особенно в предисловии к "Исследованиям теории капитала":
"Условия, устанавливаемые исследователями, должны быть поэтому редукциями фактически данного к чистым фактам и ни в коем случае не могут быть выбраны произвольно или в одностороннем порядке."
Принятию этого сравнения как свидетельства параллельности методов Гуссерля и Ойкена мешают по крайней мере два затруднения, которые делают явно проблематичным придание глубокого субстанционального смысла постулированным здесь схожим намерениям относительно феноменологического метода. Во-первых, Ойкен в своих комментариях не делает различий между "редукцией" и "абстракцией"; углубленный анализ Гуссерлем теории познания в контексте “epoché” и "трансцедентального сознания" для Ойкена не имеет значения: его единственная цель в итоге - достичь "извлечения реалистичных теорий". Соответственно, что касается "редукции" у Ойкена, то здесь нет никакой связи с Гуссерлем и в случае с абстракцией феноменолог был процитирован только как пример для четкого разделения различных теорий абстракции. Во-вторых, концепция "редукции" в "Основах национальной экономии" для Ойкена вообще не играет никакой роли; значение придается только "строго различимой абстракции". В случае, если бы Ойкен был "прикладной феноменолог", это решающее понятие было бы обязательно.
Подведем итоги: Ойкен как минимум не видел противоречия между методом Гуссерля и своим подходом к экономической действительности; оба отрицали натуралистическую наивность. Гуссерль может быть расценен как авторитет, доказательство того факта, что подход Ойкена, основанный на идеальных типах и методе абстракции (которые по большей части родились из “Methodenstreit” и дебатов по экономической теории того времени) в паре с процессом редукции, был адекватным средством для достижения того, что было общее в их концепциях - с различными оттенками - и к чему они стремились, а именно, завоеванию "царства истины".
Хорошо заметная связь с Гуссерлем дополняется явным отмежеванием от кантианского понимания: представления Ойкена о ценностях не могут быть сведены к положениям философии Канта о свободе. Скорее он оказывается в контексте истории идей, которая согласно "коперниковскому перевороту" Канта как единственный законный авторитет познания признает систему (трансцедентального) сознания: философия выступает здесь без какого-либо прикрытия через "Sein" (бытие). В эту эру "утраченных иллюзий" (Гельмут Плеснер) неокантианская аксиология больше всех старается ликвидировать постидеалистическую пропасть между бытием (Sein) и долженствованием (Sollen), которая больше не мыслиться в терминах этики. Ликвидация этого разрыва - задача аксиологии, разработанной Лотце в его "Платонизме ценности". Ее смысл заключался в том, что ценности не являются объективно идеальными, их придерживаются. У Виндельбанда этот подход ведет к данным абсолютным ценностям в нормальных сознаниях, также как синтезу этих ценностей в многогранном мироустройстве. Риккерт пытается превратить ее в объективную, хотя и нереальную, область ценностей. Чтобы понять методологию Вальтера Ойкена, надо иметь в виду то, что он сын философа, нобелевского лауреата Рудольфа Ойкена. Философия Рудольфа Ойкена может быть помещена в контекст, описанный выше - даже несмотря на невозможность обосновать здесь детально. Рудольф Ойкен занимался медиацией ценностей, которые должны были вести к развитию нового миропорядка. Его современники признавали в его работе "растущий идеализм... в интеллектуальной жизни не только Германии, но повсюду на высших и более свободных уровнях цивилизации.", как было им отмечено в его нобелевской речи в 1908-м году. Для Рудольфа Ойкена, также как позже для Гуссерля, критически важным является извлечение универсального из фактического, эмпирически данного. Также как интенциональный опыт сознания в феноменологии, который пытается добраться до "фактов как они есть", исключив хаотичность фактического опыта, Рудольф Ойкен призывает к "(сущностному) пониманию". Поэтому он пишет: "Вопрос об интеллектуальных качествах индивида должен быть перефразирован в вопрос о роли индивида в интеллектуальной жизни." С точки зрения истории идей Рудольф Ойкен может быть рассмотрен как недостающее звено между немецким идеализмом и феноменологией; можно было бы добавить, что Рудольф Ойкен - недостающее звено между экономическим методом Вальтера Ойкена и философскими исследованиями Гуссерля. Это ощущение может быть подкреплено тем фактом, что Гуссерль был в дружеских отношениях и с отцом, и с сыном.
Однако чрезвычайно важно в данном контексте то, что экономист Вальтер Ойкен ощущал (нигилистическую) опасность потери ценностей и то, что идеи аксиологии обеспечивали его возможными решениями. И Ойкен идеально следует посткантианской традиции, когда в "Основных принципах экономической политики" утверждает: "Только свободное решение делает возможным познание и претворение в жизнь обязывающего морально-ценностного порядка." Таким образом, (институциональная) концепция порядка является фундаментальной для понимания свободы и оппонирует натуралистической наивности. Натуралистическая наивность является, кроме всего прочего, эпистемологическим дефицитом и в основном оставляет историю экономических учений открытой для трех возможностей. Во-первых, отсутствие эпистемологии, когда экономическая наука разрабатывается только методологически, независимо от того, что является предметом - следовательно отсутствие эпистемологии у определенного типа ортодоксальной экономической теории. Во-вторых, тщательное придание "природности" может в результате привести к природным характеристикам и законам природы, которые в ней господствуют, то есть дарвинистской интерпретации рынка. В-третьих - и здесь мы имеем дело с Германией и Австрией в первой трети XX века - эпистемологическая экспозиция рынка во всей его гамме: неокантианская, феноменологическая и онтологическая попытки, даже несмотря на то, что онтологическое - временами даже фундаментологическое - объяснение едва ли заслуживают название "эпистемологический".
Продолжение
Данный текст является переводом отрывка статьи Нилса Голдшмидта и Германа Раухеншвандтнера "Философия социально-рыночной экономики: анализ ордолиберализма Мишелем Фуко".
От понятия "эйдетическая абстракция" или "эйдос" можно проследить связь с другим термином, значение которого велико и в методе Ойкена, и в методе Гуссерля - это "редукция". У Гуссерля редукции придается фундаментальный смысл, который явно связан с эйдосом. Эту трансформацию предопределяет термин “epoché”, который - в общем схожий с методом "трансцедентальной редукции" - становится главной методологической концепцией Гуссерля через несколько лет после публикации "Логических исследований". Метод Гуссерля не может быть здесь описан из-за своей сложности. Но важно помнить, что Гуссерль через “epoché”, через "метод заключения в скобки" отказывается от "мира естественной точки зрения: я и мой мир вокруг меня". В рамках “epoché” или "трансцедентальной редукции" вводится другой процесс (вторичный, так сказать) - "эйдетическая редукция". В этом случае реальный или воображаемый предмет, взятый как пример, является начальной точкой, а разнообразие создается в его свободной, фантазийной вариации, необходимой для фиксации универсальности:
"В отличие от психологической феноменологии чистая, или трансцендентальная феноменология получит свое обоснование не как наука о фактах, но как наука о сущностях (как наука "эйдетическая"), как наука, которая намерена констатировать исключительно "познания сущности" - никакие не "факты". Соответствующая редукция - редукция психологического феномена до чистой "сущности", или же в выносящем суждения мышлении редукция фактической ("эмпирической") всеобщности до всеобщности "сущностей" - есть редукция эйдетическая." ( "Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии", Введение)
Концепция "редукции" также является характеристикой метода Ойкена, особенно в предисловии к "Исследованиям теории капитала":
"Условия, устанавливаемые исследователями, должны быть поэтому редукциями фактически данного к чистым фактам и ни в коем случае не могут быть выбраны произвольно или в одностороннем порядке."
Принятию этого сравнения как свидетельства параллельности методов Гуссерля и Ойкена мешают по крайней мере два затруднения, которые делают явно проблематичным придание глубокого субстанционального смысла постулированным здесь схожим намерениям относительно феноменологического метода. Во-первых, Ойкен в своих комментариях не делает различий между "редукцией" и "абстракцией"; углубленный анализ Гуссерлем теории познания в контексте “epoché” и "трансцедентального сознания" для Ойкена не имеет значения: его единственная цель в итоге - достичь "извлечения реалистичных теорий". Соответственно, что касается "редукции" у Ойкена, то здесь нет никакой связи с Гуссерлем и в случае с абстракцией феноменолог был процитирован только как пример для четкого разделения различных теорий абстракции. Во-вторых, концепция "редукции" в "Основах национальной экономии" для Ойкена вообще не играет никакой роли; значение придается только "строго различимой абстракции". В случае, если бы Ойкен был "прикладной феноменолог", это решающее понятие было бы обязательно.
Подведем итоги: Ойкен как минимум не видел противоречия между методом Гуссерля и своим подходом к экономической действительности; оба отрицали натуралистическую наивность. Гуссерль может быть расценен как авторитет, доказательство того факта, что подход Ойкена, основанный на идеальных типах и методе абстракции (которые по большей части родились из “Methodenstreit” и дебатов по экономической теории того времени) в паре с процессом редукции, был адекватным средством для достижения того, что было общее в их концепциях - с различными оттенками - и к чему они стремились, а именно, завоеванию "царства истины".
Хорошо заметная связь с Гуссерлем дополняется явным отмежеванием от кантианского понимания: представления Ойкена о ценностях не могут быть сведены к положениям философии Канта о свободе. Скорее он оказывается в контексте истории идей, которая согласно "коперниковскому перевороту" Канта как единственный законный авторитет познания признает систему (трансцедентального) сознания: философия выступает здесь без какого-либо прикрытия через "Sein" (бытие). В эту эру "утраченных иллюзий" (Гельмут Плеснер) неокантианская аксиология больше всех старается ликвидировать постидеалистическую пропасть между бытием (Sein) и долженствованием (Sollen), которая больше не мыслиться в терминах этики. Ликвидация этого разрыва - задача аксиологии, разработанной Лотце в его "Платонизме ценности". Ее смысл заключался в том, что ценности не являются объективно идеальными, их придерживаются. У Виндельбанда этот подход ведет к данным абсолютным ценностям в нормальных сознаниях, также как синтезу этих ценностей в многогранном мироустройстве. Риккерт пытается превратить ее в объективную, хотя и нереальную, область ценностей. Чтобы понять методологию Вальтера Ойкена, надо иметь в виду то, что он сын философа, нобелевского лауреата Рудольфа Ойкена. Философия Рудольфа Ойкена может быть помещена в контекст, описанный выше - даже несмотря на невозможность обосновать здесь детально. Рудольф Ойкен занимался медиацией ценностей, которые должны были вести к развитию нового миропорядка. Его современники признавали в его работе "растущий идеализм... в интеллектуальной жизни не только Германии, но повсюду на высших и более свободных уровнях цивилизации.", как было им отмечено в его нобелевской речи в 1908-м году. Для Рудольфа Ойкена, также как позже для Гуссерля, критически важным является извлечение универсального из фактического, эмпирически данного. Также как интенциональный опыт сознания в феноменологии, который пытается добраться до "фактов как они есть", исключив хаотичность фактического опыта, Рудольф Ойкен призывает к "(сущностному) пониманию". Поэтому он пишет: "Вопрос об интеллектуальных качествах индивида должен быть перефразирован в вопрос о роли индивида в интеллектуальной жизни." С точки зрения истории идей Рудольф Ойкен может быть рассмотрен как недостающее звено между немецким идеализмом и феноменологией; можно было бы добавить, что Рудольф Ойкен - недостающее звено между экономическим методом Вальтера Ойкена и философскими исследованиями Гуссерля. Это ощущение может быть подкреплено тем фактом, что Гуссерль был в дружеских отношениях и с отцом, и с сыном.
Однако чрезвычайно важно в данном контексте то, что экономист Вальтер Ойкен ощущал (нигилистическую) опасность потери ценностей и то, что идеи аксиологии обеспечивали его возможными решениями. И Ойкен идеально следует посткантианской традиции, когда в "Основных принципах экономической политики" утверждает: "Только свободное решение делает возможным познание и претворение в жизнь обязывающего морально-ценностного порядка." Таким образом, (институциональная) концепция порядка является фундаментальной для понимания свободы и оппонирует натуралистической наивности. Натуралистическая наивность является, кроме всего прочего, эпистемологическим дефицитом и в основном оставляет историю экономических учений открытой для трех возможностей. Во-первых, отсутствие эпистемологии, когда экономическая наука разрабатывается только методологически, независимо от того, что является предметом - следовательно отсутствие эпистемологии у определенного типа ортодоксальной экономической теории. Во-вторых, тщательное придание "природности" может в результате привести к природным характеристикам и законам природы, которые в ней господствуют, то есть дарвинистской интерпретации рынка. В-третьих - и здесь мы имеем дело с Германией и Австрией в первой трети XX века - эпистемологическая экспозиция рынка во всей его гамме: неокантианская, феноменологическая и онтологическая попытки, даже несмотря на то, что онтологическое - временами даже фундаментологическое - объяснение едва ли заслуживают название "эпистемологический".