- Про "Turbulent-2" никому ничего не известно. Зато самую знаменитую работу Ширин Нишат знают все. Она называется просто "Turbulent". Ознакомься, пожалуйста.
- Уже.
- Что, и видел, и критику прочитал? - подняла бровь Мара.
- Ну да.
- Позволь тебе не поверить, - сказала Мара. - "Turbulent" - это видеоинсталляция. Там поют. И довольно долго. Чтобы со всем нормально ознакомиться, надо слушать. Как ты мог это сделать за одну секунду?
- Киса, - ответил я, - ты же сама говоришь, что я скорострел. А сетевой ролик можно прокрутить с любой скоростью.
- Но тогда исказится музыка. Ты не переживешь того, чем хотела поделиться художница.
- Я этого по-любому не переживу, - сказал я. - И уже замучался тебе объяснять почему. Но что такое работа Ширин Нишат "Turbulent", я вполне могу рассказать. И как она переживается зрителем, тоже. Растолкую не хуже человека.
- Ну попробуй, - сказала Мара, - даже интересно. Прямо
расскажи от своего лица. Вот я, Порфирий, вижу то-то и то-то, и меня охватывает… Что?
- В каком смысле "я, Порфирий"? Ты хочешь, чтобы я задействовал свою номинальную служебную личность?
- Например.
- В официальном или приватном режиме?
- А что, есть разница?
- Еще какая.
- Ну давай в приватном.
- Хорошо, - сказал я. - Значит, так. Я, Порфирий, вхожу в темную комнату. Там два экрана напротив друг друга. Как бы одно кино показывают другому. На одном экране восточный мужик с бородкой, вроде тех, какие шаурму делают. За его спиной зал, в нем сидят люди. На экране, который напротив первого, тоже зал - но пустой. И на его фоне такой черный силуэт в остром капюшоне. Мужик на первом экране поет что-то восточное, ему хлопают. Дальше он молча смотрит на второй экран. А там эта фигура в капюшоне. Она оборачивается, и мы видим, что это такой пожилой бабец в макияже. Если по ебабельной шкале, категории "я столько не выпью". Бабец начинает хрипло петь, издает всякие звуки, скулит, шипит, фыркает - типа, кидает обидку, что никто не трахает. В общем, сумбур вместо музыки. Мужик слушает до конца, но ему похуй. И все.
- Понятно, - сказала Мара. - Доходчиво изложил. Мусарней так и прет. В Полицейском Управлении одобрили бы. И реднеки в Накосях тоже.
- Ну так, - ответил я. - Я аудиторию знаю.
- Ладно, - сказала Мара. - А для культурных людей можешь?
- Культурных в каком смысле? Культуры разные бывают. Какой сегмент? Прогрессивный, феминистический, трансгендерный, гей-энд-лесбиан, Би-ди-эс-эм, патриархальный, консервативный, православный, супремасистский?
Мара секунду подумала.
- Прогрессивно-феминистический.
- Могу конечно, - сказал я. - Значит так… Я, Порфирия, вхожу в темную комнату. На одной ее стене - уверенный в себе белый мужчина, сочащийся привилегиями и похотью: он даже не смотрит на свою аудиторию, зная, что любому его слову будут хлопать другие белые мужчины. На другой стене - женщина в черном, в вечном трауре, наложенном на нее репрессивной культурной традицией. Зал перед ней пуст, как поле ее жизненного выбора. Она не может обнажиться, не может петь - ее обвинят в энтайсменте. Ее сновидческая песнь доносится к нам не из этого мира, на что указывают пустые ряды стульев перед ней. Это мечта о свободе, сдавленный вопль протеста…