Решительный этап
- Пожалуйста, прошу вас, - сказал председатель жюри, бинарный автомат пятого уровня с открытым кодом и фрактальными плоскостями всех порядков.
Уже столь лестно, как и привычно.
Совсем еще юный участник вскарабкался на кафедру. Нет. Маловат. Вернулся к краю подиума, где ему подали что-то вроде
(
Read more... )
Правда, мне лично никогда не было пофику то, что со мной происходит. И прошел я, конечно, через монизмы-дуализмы (только в памяти, только в памяти). Но назад вернусь вряд ли.
В моем индивидуальном пространстве изложенная мной позиция дает мне, как не странно, вполне ощутимые преференции. Поскольку я теперь последовательно изживаю в себе всё, что было нанесено в меня мороком, в котором я довольно долго пребывал (и пребываю, но теперь уже просвещенным существом). Я перестал придавать значение тому, что раньше считал важным, а некоторые вещи мне даже смешно видеть в том свете, в котором я за годы и годы привык их видеть, находясь под властью концепций, которые я неизвестно почему считал истинными. Один мой единомышленник, с которым мы много раз обсуждали такой строй мысли, сказал мне, почти обо всем в мире мне теперь так же смешно думать, как о пищеварительном тракте Чебурашки или о его гендерной ориентации. В произведении Носова Незнайка (может, Знайка) едет на автомобиле, двигатель которого работает на газировке. Газированной воде. Да, нефть это ведь то же самое! Да, и все остальное.
Ну, и еще очень много ценных, а, возможно, и печальных соображений можно обнаружить, сменив ложную парадигму бытия на истинную.
Reply
(The comment has been removed)
Но, вообще-то, метафизику не выбирают. Если не считать веру, которая утешает, конечно, но считаться метафизикой не может, поскольку вера она и есть вера.
Вспомнилась, кстати, подходящая к месту мысль Шопенгауэра. Цитата большая, но почему бы и нет?
«Если бы наша жизнь не была обречена на конец и на страдания, никому, быть может, не пришло бы в голову задаться вопросом, почему мир существует и обладает именно этими свойствами - все это было бы понятно само собой. Соответственно этому мы обнаруживаем, что интерес к философским, а также религиозным системам коренится прежде всего в том или ином догмате о продолжении нашего существа после смерти; и хотя религиозные системы как будто ставят в центр существования богов и наиболее ревностно его защищают, объясняется это по существу тем, что с существованием богов они связывают свой догмат о бессмертии и объявляют его нерасторжимосвязанным с существованием богов: только это, собственно, для них важно. Если бы бессмертие могло быть обеспечено им другим путем, их живой интерес к богам скоро бы ослаб; он уступил бы место почти полному равнодушию к ним, если бы им доказали невозможность бессмертия: интерес к существованию богов исчез бы вместе с надеждой на более близкое знакомство с ними, разве что сохранился бы в той степени, в какой с ними связывалось бы влияние на события посюсторонней жизни. А если бы можно было доказать, что жизнь после смерти несовместима с существованием богов, потому что она предполагает исконность человеческого существа, то они пожертвовали бы ради своего бессмертия богами и обратились бы к атеизму. По этой причине действительно материалистические системы, так же, как и абсолютно скептические, никогда не могли обрести всеобщего или длительного влияния.
Храмы и церкви, пагоды и мечети во всех странах всех времен в их пышности и величии свидетельствуют о метафизической потребности человека, которая мощно и неискоренимо следует за потребностью физической. Правда, сатирически настроенный человек мог бы заметить, что метафизическая потребность невзыскательна и удовлетворяется немногим. Она подчас довольствуется грубыми баснями и безвкусными сказками, и если они внушены в раннем возрасте, то служат прочным основанием существования человека и опорой его моральности. Достаточно обратиться, например, к Корану: этой плохой книги было достаточно, чтобы основать мировую религию, 1200 лет удовлетворять метафизическую потребность бесчисленных миллионов людей, сделаться основой их морали и глубокого презрения к смерти, а также вдохновить их на кровопролитные войны и громадные завоевания. В этой книге мы находим самую грустную и жалкую форму теизма. Правда, многое, быть может, утрачено в переводе, но я не смог найти в ней ни одной ценной мысли. Это доказывает, что метафизической потребности не всегда соответствует метафизическая способность. Однако в раннюю пору жизни на Земле было, видимо, по-иному, и те, кто значительно ближе, чем мы, стояли к возникновению человеческого рода и к первоисточнику органической природы, обладали, с одной стороны, большей энергией интуитивных сил, с другой - более правильной духовной настроенностью, что позволяло им чище и непосредственнее постигать сущность природы и таким образом достойнее удовлетворять свою метафизическую потребность. Так у праотцов брахманов, риши, возникли почти сверхчеловеческие концепции, позже записанные в Упанишадах Вед». Артур Шопенгауэр. «О метафизической потребности человека». Том 2.
Reply
(The comment has been removed)
Шопенгауэр был гений. Т.е. очень умный. Мрачным и мизантропичным он был с юных лет. Травмы по жизни у него были, конечно, но кто же без них? В целом это был человек, проживший жизнь так счастливо, насколько это возможно.
Не могу сказать, что Шопенгауэр выбрал свою метафизику. Выбор подразумевает перебор мотивов для того, чтобы остановиться на том, что выгоднее. Метафизика Шопенгауэра, на мой взгляд, довольно безотрадна. Христианство куда выгоднее, а еще лучше буддизм-амидаизм.
Конечно, можно посмотреть на дело так, что любое мнение (истина) всего лишь наваждение, но тогда встает вопрос, а надо ли противиться наваждению или следует его всячески приветствовать?
Reply
(The comment has been removed)
Эх! Не поленюсь, найду цитату. (Я это люблю, как Вы могли заметить.)
"- А вы не думаете, что ваша болезнь отчасти может вызываться также психикой?
Итак, ожидаемое, заранее предвиденное произошло. Объективные данные осмотра не отвечали полностью моим жалобам, налицо оказался подозрительный излишек восприимчивости, моя субъективная реакция на подагрические боли не соответствовала предусмотренной средней норме, и вот во мне признали невротика. Что ж, примем бой!
Так же осторожно и так же словно бы между прочим я пояснил, что не верю в болезни и недомогания, вызываемые "также психикой", что в моей собственной биологии и мифологии "психическое" является не каким-то побочным фактором рядом с физическим, а первичной силой и что, следовательно, я считаю любое наше состояние, любое чувство радости и печали, равно как и любую болезнь, любой несчастный случай и смерть психогенными, порожденными душой. Если у меня на пальцах вырастают подагрические шишки, то это моя душа, это высшее жизненное начало, "оно" во мне самовыражается в пластическом материале. Если душа болит, то она способна выражать это самыми различными способами, и что у одного принимает форму мочевой кислоты, готовя разрушение его "я", то у другого оказывает подобную же услугу, выступая в обличье алкоголизма, а у третьего уплотняется в кусочек свинца, внезапно пробивающего ему черепную коробку. При этом я согласился, что задача и возможности лечащего врача, как видно, в большинстве случаев должны поневоле ограничиваться установлением материальных, то есть вторичных изменений и борьбой с ними материальными же средствами". Герман Гессе. "Курортник".
Reply
Leave a comment