РПЦ: от татар до комиссаров
Говоря о «декларации» митрополита Сергия, важно осмыслить историко-политический контекст ее появления. Напомню, 7 июня 1927 года в Варшаве русским героем Борисом Ковердой был казнен советский посланник в Польше Войков (Вайнер). В тот же день была совершена еще одна акция возмездия - на этот раз в самом СССР, в Ленинграде. В книге Д.Л. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР» (М., 1980) читаем: «Вечером, в Центральном партийном клубе..., на Мойке, 59, состоялось заседание философской секции научно-исследовательского института под председательством Б.П. Позерна. В заседании участвовали 35 преподавателей и слушателей Коммунистического университета и Института красной профессуры - членов семинара по историческому материализму. В 21 час в клуб проникли трое неизвестных. Один из них ворвался в комнату, где происходило заседание, и бросил две бомбы. Одна бомба взорвалась, произвела большие разрушения и ранила многих участников заседания. При попытке задержать преступников коммунист И.С. Ямпольский был смертельно ранен в живот».
Исполнив акцию, народные мстители, отстреливаясь, ушли в Финляндию. И вот уже через месяц, в июле 1927 года, появилась позорно знаменитая «декларация» патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), призванная морально разоружить русских антикоммунистов и подорвать их опору внутри СССР (кстати, сия «декларация» стала всего лишь продолжением капитулянтского заявления патриарха Тихона от 16 июня 1923 года). В одном из первых абзацев этого документа говорилось: «...выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений».
Итак, борцы за свободу, такие, как Борис Коверда - это, по словам Сергия, «зарубежные враги», мешающие мирному, основанному на полном доверии, сосуществованию Церкви с коммунистическими палачами русского народа.
Далее: «...мы, церковные деятели, не с врагами НАШЕГО советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с НАШИМ правительством» (выделено мной - А.Ш.).
Итак, «церковные деятели» решительно отмежевались от Б. Коверды, покаравшего крупного советского функционера, участника зверской расправы над царской семьей, за здравие которой при «старом режиме» верноподданнически возносил молитвы тот же митрополит Сергий. Зато азиатский режим геноцида, утопивший в крови половину русского народа, для Церкви - «НАШ»!!
И, наконец, знаменитое: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи». Спустя три года - в 1930 году - агенты ГПУ подло похитили и тайно вывезли из Парижа белого генерала Кутепова - вождя и организатора вооруженной борьбы с «Большевизией» (именно кутеповцы осуществили акцию в Ленинграде, о которой говорилось выше). Кутепов был, очевидно, доставлен на Лубянку и там убит без суда. Судя по декларации митрополита Сергия, эти «радости и успехи» большевистского режима вполне разделяла и Церковь, тем более, что высшая иерархия РПЦ к тому времени уже была штатной агентурой ГПУ.
РПЦ, в общем-то, всегда было безразлично, кто стоит у власти («Всякая власть от Бога!»), лишь бы начальство не сокрушало храмы и не препятствовало получению регулярных доходов с прихожан. Путь к сволочной «декларации» митрополита Сергия начался очень давно. Отмотаем на несколько столетий назад.
Евразийцы, любящие живописать «прелести» существования русских под татарским ярмом, часто козыряют полным отсутствием каких-либо гонений на Церковь со стороны татар. Более того: Орда предоставляла Церкви целый ряд льгот: свободу от налогов и дани, церковные суды, экстерриториальность от княжеской и ордынской власти и пр. (при этом митрополиты «Русской» церкви, являясь, по сути, частью ордынской номенклатуры, как и великие князья, получали ярлыки от сарайских правителей). Очевидно, что ханы рассматривали Церковь в качестве одного из своих аппаратов воздействия на русских. А такой ценный аппарат надо было всячески холить, смазывать, протирать тряпочкой, беречь.
Н.М. Карамзин пишет: «Узнав власть духовенства над совестью людей, вообще усердных к вере, моголы старались задобрить его, чтобы оно не возбуждало россиян противоборствовать игу татарскому, и чтобы хан мог тем спокойнее повелевать нами. Изъявляя уважение к духовенству, сии завоеватели хотели доказать, что они не суть враги Бога русского, как думал народ».
«Одним из достопамятных следствий татарского господства над Россиею, - продолжает Н.М. Карамзин, - было еще возвышение нашего духовенства, размножение монахов и церковных имений. Политика ханов, утесняя народ и князей, покровительствовала церковь и ее служителей; изъявляла особенное к ним благоволение; ласкала митрополитов и епископов /.../ ханы под смертною казнию запрещали своим подданным грабить, тревожить монастыри, обогащаемые вкладами, имением движимым и недвижимым. Всякий, готовясь умереть, что- нибудь отказывал церкви /.../ Владения церковные, свободные от налогов ордынских и княжеских, благоденствовали; сверх украшения храмов и продовольствия епископов, монахов, оставалось еще не мало доходов на покупку новых имуществ /.../ НАРОД ЖАЛОВАЛСЯ НА СКУДОСТЬ, ИНОКИ БОГАТЕЛИ» (выделено мной - А.Ш.).
Церковь, соответственно, не оставалась в долгу перед Ордой: например, когда тверской князь Александр Михайлович, возглавивший яростное антитатарское восстание в Твери (1327), попытался после разгрома укрыться в Пскове, тогдашний глава «Русской» церкви митрополит Феогност «наложил на псковичей проклятие и отлучил их от церкви за нарушение присяги хану» (Вс. Н. Иванов, «Даниловичи»). Характерная деталь: спустя шесть веков, в мае 1998 года, на Тверской земле, в городе Удомля, вновь вспыхнуло стихийное народное восстание - на этот раз против кавказцев, подмявших под себя всю городскую торговлю. Разгневанные русские разгромили ларьки и магазины обнаглевших «южан». И что же? Как и шесть столетий назад, Церковь в лице тогдашней правой руки патриарха - митрополита Кирилла (Гундяева) - резко осудила праведный народный гнев, назвав его одним из проявлений «межрелигиозной и межнациональной розни».
Историк Н.И. Костомаров пишет, что духовенство весьма уважало и ценило Александра Невского именно «за угодливость хану, умение ладить с ним, ТВЕРДОЕ НАМЕРЕНИЕ ДЕРЖАТЬ РУСЬ В ПОВИНОВЕНИИ ЗАВОЕВАТЕЛЯМ и тем самым отклонять от русского народа бедствия и разорения, которые постигали бы его при всякой попытке к освобождению и независимости, - все это вполне согласовывалось с учением, всегда проповедуемым православными пастырями: считать целью нашей жизни загробный мир, безропотно терпеть всякие несправедливости и угнетения, ПОКОРЯТЬСЯ ВСЯКОЙ ВЛАСТИ, ХОТЯ БЫ ИНОПЛЕМЕННОЙ И ПОНЕВОЛЕ ПРИЗНАВАЕМОЙ». Характерно, что Церковь охотно канонизировала Александра Невского, несмотря на его очевидно зверскую расправу над новгородцами, отказавшимися смириться с унизительной ордынской переписью (как известно, непокорным новгородцам по приказу Невского резали носы и уши, выкалывали глаза…).
Очевидно, что проекты сопротивления татарам с опорой на католический Запад, кстати, достаточно реальные, в значительной (если не в решающей) степени блокировались Церковью, опасавшейся утратить свое исключительное положение на Руси.
Могут возразить: а как же благословение на Куликовскую битву, данное старцем Сергием Радонежским великому князю Димитрию? Перед нами один из мифов - на этот раз миф о Церкви как о вдохновительнице национально-освободительной борьбы русских против ордынского ига. В действительности, как признавал, в частности, В.В. Кожинов, Сергий поначалу не хотел благословлять Димитрия на битву с Мамаем, ибо хорошо помнил о присяге на верность ханам, данной еще Александром Невским - конечно, с одобрения духовенства. И лишь после того, как выяснилось, что Мамай является не законным ханом, а узурпатором, да к тому же желающим исламизировать Русь, т.е. подорвать стабильное положение Церкви, Димитрий получил благословение старца.
Как известно, Церковь охотно крестила ордынскую знать, открывая ей дорогу в элитный слой Московского государства. В результате потомок Мамая Иван Грозный стал царем. Из крещеных инородцев в значительной степени состояла опричнина, устроившая первый «красный террор». А затем в цари пробился еще один татарин - любимец Грозного Борис Годунов, оставивший страну в смуте. Были и канонизированные татары: например, племянник Батыя, ставший в крещении Петром (XIII век).
Оценивая результаты влияния ордынского ига на русский народ, Н.М. Карамзин пишет: «Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая татар, более обманывали и друг друга: откупаясь деньгами от насилия варваров, стали гораздо корыстолюбивее и гораздо бесчувственнее к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов». «Может быть, самый нынешний характер россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством монголов», - резюмирует Карамзин. Разумеется, «Русская» церковь, поддерживавшая ордынское иго, несет прямую ответственность за это - а значит и за большевизм, во многом исторически предопределенный «варварством монголов». РПЦ, в лице митрополита Сергия давшая клятву верности советскому государству, это, образно говоря, змея, кусающая свой хвост - т.е. мы видим логическое завершение многовекового пути гнусного конформизма. Открываем «Журнал Московской Патриархии» за ноябрь 1944 года, читаем: «Великий праздник 27-й годовщины Октябрьской революции, годовщины установления советской власти, Русская Православная Церковь праздновала со всем народом. Во всех храмах совершались торжественные богослужения…». Особо подчеркивается следующее: «…празднуя 27-ю годовщину победы советской революции в нашей стране, мы празднуем совершенство нового строя в России».
Вот оно так. «Совершенство». Ни больше, ни меньше. Критерии совершенства строя РПЦ почерпнула, очевидно, из истории восточных деспотий, включая, прежде всего, Орду.
И вот этот трупный монстр сейчас нагло претендует на абсолютную духовную монополию в путинской России…