"Алексей Алексеевич Моргунов (1884-1935), внебрачный сын знаменитого пейзажиста А.К. Саврасова, обладал незаурядным даром. Фигуративная живопись, практикуемая им до феврализма, говорит об умелом сочетании уроков фовизма и стилистики отечественного неопримитивизма в редакции Ларионова.
В начале 1910-х Моргунов приобрел статус видного участника новаторски ориентированных процессов; его мастерская на Остоженке, известная под названием "Моргуновка", превратилась в место встречи левых живописцев, выполняя функции своеобразного клуба и "свободной академии" для рисования натуры.
Февралистские произведения Моргунова немногочисленны; в основном они сосредоточились в собрании Г.Д. Костаки (ныне в Музее современного искусства, Салоники) и отчасти Харджиева.
После экспериментального формотворчества Моргунов возвратился в 1920-е к неоклассицистическому стилю, свойственному европейскому искусству послевоенных лет, уставшему от крайнего новаторства. В последние годы жизни москвич писал картины, выдержанные вдухе соцреализма, что само по себе свидетельствует о его гибкости и податливости на импульсы от окружения.
Эпоха тесной дружбы с Малевичем, увенчанная феврализмом, принесла Моргунову высшие достижения в искусстве. Вместе художники выступали на лекциях, в письмах Малевич пытался склонить Матюшина к устройству его совместного с Моргуновым выступления в столице.
Вынужденная цензура в творческих отношениях, о которой Малевичу пришлось сообщить Матюшину 28 сентября 1915 года ("Моргунов сдал совсем и пришел в ужасное состояние") была вызвана не "интриганством" супремиста, которое понапрасну пытаются инкриминировать ему, а потомственным заболеванием отпрыска Саврасова. Чудовищные запои омрачали жизнь и отца, и сына.
Моргунов надолго выпал из художественной жизни. Татлин пригласил его на выставку "Магазин", но состояние здоровья не позволило художнику выступить на ней, хотя в каталоге он значится: под его именем следует ряд номеров, где произведения обозначены лишь звездочками.
Нет Моргунова и в списках членов Супремуса, однако Малевич собирался поместить его работы в качестве иллюстраций в первом номере журнала, о чем ниже. Имя Моргунова в связке с Малевичем снова всплыло в раннесоветские времена. Возобновив творческие контакты, они выступили вместе как соавторы статьи в "Анархии". Вскоре Моргунов стал членом коллегии Отдела Изо Наркомпроса.
На Конференции учащих и учащихся искусству в июне1920 года выступление А.А. Моргунова состоялось в тот день, когда на конференцию прибыли из Витебска сильно опоздавшие члены Уновиса во главе с Малевичем. Доклад А.А. Моргунова "Ось художественного образования" вызвал дискуссию, в которой активно участвовал Малевич.
Моргунов и Клюн, в отличие от инициатора нового течения, впоследствии зафиксировали, хоть и неосознанно для самих себя, протосупрематические черты феврализма, приписывавя собственным произведениям этого периода заслугу "родителей" геометрической абстракции.
Моргуновская "Композиция № 1" (1915, Краевой художественный музей, Краснодар) с доминированием красного квадрата в центре не одному своему автору могла показаться "открытием" беспредметности, позаимствованным Малевичем.
Иван Клюн не менее высоко ценил веерные плоскости собственных кубофутуристических "Арифмометра", "Пробегающего пейзажа", "Озонатора" и других. "Пильщику", написанному в 1914 году, он много позднее дал второе название, "Беспредметная композиция", под которым картина фигурирует доныне, -- тем самым получается, что беспредметность появилась в творчестве Клюна задолго до "0,10".
Не следует, очевидно, и говорить, что черный квадрат, известный с незапамятных времен в обиходе масонов, алхимиков и представителей различного рода оккультных практик, никого из них родоначальником или просто предшественником супрематизма не сделал".
Шатских А.С. Казимир Малевич и общество Супремус. -- М.: Три квадрата, 2009. -- С. 37-39.