Ты правъ, мой другъ - напрасно я презрѣлъ
Дары природы благосклонной.
Я зналъ досугъ, безпечныхъ музъ удѣлъ,
И наслажденья лѣни сонной,
Красы лаисъ, завѣтные пиры,
И клики радости безумной,
И мирныхъ музъ минутные дары,
И лепетанье славы шумной.
Я дружбу зналъ - и жизни молодой
Ей отдалъ вѣтреные годы,
И вѣрил ей за чашей круговой
Въ часы веселiй и свободы,
Я зналъ любовь, не мрачною тоской,
Не безнадежнымъ заблужденьемъ,
Я зналъ любовь прелестною мечтой,
Очарованьемъ, упоеньемъ.
Младыхъ бесѣдъ оставя блескъ и шумъ,
Я зналъ и трудъ и вдохновенье,
И сладостно мнѣ было жаркихъ думъ
Уединенное волненье.
Но всё прошло! - остыла въ сердцѣ кровь.
Въ ихъ наготѣ я нынѣ вижу
И свѣтъ, и жизнь, и дружбу, и любовь,
И мрачный опытъ ненавижу.
Свою печать утратилъ рѣзвый нравъ,
Душа часъ отъ часу нѣмѣетъ;
Въ ней чувствъ ужъ нѣтъ. Такъ лёгкiй листъ дубравъ
Въ ключахъ кавказскихъ каменѣетъ.
Разоблачивъ пленительный кумиръ,
Я вижу призракъ безобразный.
Но что-жъ теперь тревожитъ хладный мiръ
Души безчувственной и праздной?
Ужели онъ казался прежде мнѣ
Столь величавымъ и прекраснымъ,
Ужели въ сей позорной глубинѣ
Я наслаждался сердцемъ яснымъ!
Что-жъ видѣлъ въ нёмъ безумецъ молодой,
Чего искалъ, къ чему стремился,
Кого-жъ, кого возвышенной душой
Боготворить не постыдился!
Я говорилъ предъ хладною толпой
Языкомъ истины свободной,
Но для толпы ничтожной и глухой
Смешонъ гласъ сердца благородный.
Вездѣ ярёмъ, секира иль вѣнецъ,
Вездѣ злодѣй иль малодушный,
Тѵранъ ...... льстецъ,
Иль предразсудковъ рабъ послушный.
Александръ Пушкинх, 1822