Поговорим немного о Шекспире
Мало кто из деятелей искусства может похвастаться таким колоссальным влиянием на мировую культуру как Шекспир. На подмостки своего театра он выводил королей и убийц, дворян и торговцев, влюбленных и ревнивцев. Один за другим перед зрителями проходила череда персонажей, разыгрывавших, в самой сути своей, простые истории о любви и смерти, стремлении к власти и утрате чести, об обладании и потерях. Ведь из года в год, из века в век, люди пересказывают одни и те же истории, обращаются к одним и тем же нарративам, выталкивают на сцену одни и те же архетипы.
Заслуга Шекспира в том, что эти древние истории, уходящие корнями в самые примитивные и глубокие напластования человеческой культуры, он облек в узнаваемые и простые одежды. И вот перед нами уже не просто попытки двух влюбленных быть вместе несмотря ни на что, а Ромео и Джульетта. Не просто смесь из неотвратимой судьбы, героической доблести и алчной жажды власти, а Макбет. Не тяжкий моральный выбор между древним инстинктом мести и цивилизованной культурой, а Гамлет.
В Легенде о героях галактики нет прямых отсылок к Шекспиру и его творчеству, по крайней мере, явных. Авторы как книг, так и сериала черпали вдохновение из разных источников: мировой истории, европейской культуры, особенностей японского национального характера. Но тропы, прописанные Шекспиром, универсальны. Если уж Акира Куросава мог переносить действия шекспировского Короля Лир в средневековую Японию, то почему бы нам не посмотреть, насколько явно или неявно перекликаются образы, поступки и мотивы героев Легенды с творчеством великого английского драматурга? Ведь даже если авторы не старались сознательно заимствовать что-то из шекспировского творчества, архетипичные образы крепко сидят в нашем сознании.
Позвольте ж нам, огромной суммы цифрам,
В вас пробудить воображенья власть.
Представьте, что в ограде этих стен
Заключены два мощных государства,
Что поднимают гордое чело
Над разделившим их проливом бурным.
Восполните несовершенства наши,
Из одного лица создайте сотни
И силой мысли превратите в рать.
Собственно, начать надо с того, чтобы еще раз проговорить, что явных отсылок к шекспировским героям в ЛоГГ нет. Однако мысли, чувства, мотивы и даже слова порой столь хорошо ложатся на канву повествования, что возникает ощущение, что тут они и должны быть, и только по нелепому стеченью обстоятельств герои говорят прозой, а не звучными строками Шекспира.
Представьте себе любую битву (Вермиллион, Мар-Адетта, Рантемарио или любую другую на ваш вкус). Мне вот нравится Амритсар, так что его и буду представлять. Представьте Райнхарда, который стоит на мостике своей Брунгильды и обращается по громкой связи к десяткам тысяч кораблей с такими словами:
Сегодня день святого Криспиана;
Кто невредим домой вернется, тот
Воспрянет духом, станет выше ростом
При имени святого Криспиана.
Кто, битву пережив, увидит старость,
Тот каждый год в канун, собрав друзей.
Им скажет; «Завтра праздник Криспиана»,
Рукав засучит и покажет шрамы:
«Я получил их в Криспианов день».
Хоть старики забывчивы, но этот
Не позабудет подвиги свои
В тот день; и будут наши имена
На языке его средь слов привычных:
<…>
Под звон стаканов будут поминаться.
Старик о них расскажет повесть сыну,
И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас -
О нас, о горсточке счастливцев, братьев.
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом: как бы ни был низок,
Его облагородит этот день;
И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кровати:
Язык прикусят, лишь заговорит
Соратник наш в бою в Криспинов день.
Я очень живо себе это представляю.
Но это баловство. Если же мы поцарапаем шкурку героев Легенд, мы можем увидеть вполне шекспировские страсти, клокочущие под внешне спокойными обликами.
Мы можем увидеть старый, как мир, мотив двух влюбленных, которые и хотят быть вместе, и стремятся к этому всем сердцем, но жестокий мир и превратности судьбы разлучают их. Герои принадлежат к разным лагерям, семьям, классам или даже идеологиям. Это не важно. Важнее то, что Ромео-Ян и Джульетта-Джессика никогда не будут вместе. Им это не суждено, коль скоро военный и пацифистка не сочетаются, а дороги судьбы уводят их все дальше друг от друга.
А вот его отношения с Фредерикой вполне исчерпывающе описывает строчка из «Отелло»:
Она меня за муки полюбила, а я её - за состраданье к ним.
А ведь есть еще и Гамлет. Чем, как не сакраментальным вопросом вечно терзается бедняга Ян, взвешивая все за и против перед каждой битвой?
Быть иль не быть - вот в чем вопрос.
Что благороднее: сносить удары
Неистовой судьбы - иль против моря
Невзгод вооружиться, в бой вступить
И все покончить разом...
И Ян из раза в раз возвращается к этому вопросу, словно Гамлет, мучаясь и рефлексируя перед каждым опасным и решительным поворотом своей судьбы. Он Гамлет-мыслитель. Да и образ каноничного Гамлета, больше ученого, нежели война, хорошо подходит адмиралу Союза.
Но есть в Легендах и Гамлет, уже решивший для себя четко и ясно «Быть!» и начавший свое движение в нежном возрасте 10 лет. Райнхарда с Гамлетом роднит мотив мести ненавистному мужчине, который забрал у него материнскую фигуру, воплощенную в сестре Аннерозе.
Однако в Лоэнграмме мы можем найти параллели и с другим шекспировским героем. Райнхарда в начале его пути неумолимо толкает вперед такая же жажда власти, что обуревала и Макбета. И тот и другой по воле рока должны стать королями. Эта та неизбежность, на которой строится жизненный путь обоих героев. Кто-то при взгляде на Райнхарда вообще сомневался, что он добьется своего и станет кайзером? Наверное, только слепоглухонемой не мог бы понять, что парень достигнет своей цели. Потому что такова его судьба, к которой он идет с восхитительным упорством. И эта судьба как внутреннее пророчество, заменяет Мюзелю слова трех ведьм, которых встретил Макбет, ведь в мире ЛоГГ нет волшебства.
Да и кайзера Фридриха наш герой отнюдь не собирался спокойненько отправить на пенсию в тихий санаторий. Шекспировской сцене со взмахом кинжала в тревожной ночи помешала случиться лишь внезапная смерть императора.
Однако уже участи Ричарда III наш герой благополучно избежал, ведь он не стал делать из малолетнего Эрвина Йозефа аналог принцев в Тауэре. Он не заслужил клеймо детоубийцы, а поступил мудрее, чем ославленный Шекспиром в веках английский король.
Вернемся к Макбету, ведь есть в ЛоГГ еще один герой, чей мрачный образ буквально кричит о трагедии. В разноцветных глазах Ройенталя мы можем видеть тот же злой рок и ту же жажду власти, сдерживаемую так долго, но в конце концов прорвавшуюся из закоулков его метущейся души.
Есть даже леди. Не Макбет, но Кольрауш, но ведет она такие же соблазнительные речи, как и первая, хоть и задает сакраментальный вопрос о бунте против господина прямо в лоб.
Глядя на эту парочку в данный момент, нельзя не представить, что Эльфрида вливает в уши любовнику такие слова:
Возможно, тан гламисский и кавдорский,
Все будет так. Но мне ль тебя не знать?
Ты млеком человечности испорчен
И не поставишь на один удар.
Тщеславен ты, но даже ради славы
В подручные злодейство не возьмешь.
Ты жаждешь власти - только не без чести.
Пренебрегаешь грязною игрой,
Хотя ее плодов не отвергаешь.
<…>
Какой же зверь
В тебя вселился и меня смутил?
Открывшись мне, мужчиною ты был.
А если станешь выше, чем ты есть,
Возвысишься тогда и как мужчина.
Ни с временем, ни с местом в прошлый раз
Нам не везло, но ты же их искал.
Все наконец сошлось - а ты в кусты?
В тот раз эти сладкие песни сирены Ройенталь проигнорировал, но воистину, в его истории кипят нешуточные шекспировские страсти. Чего стоит мать, хотевшая выколоть невинному младенцу глаз кинжалом. Трагедия вполне в духе английского драматурга. Такой же идеальной фигурой для шекспировской трагедии может послужить Оберштайн, который сам как воплощенье неумолимого рока.
Шенкопф словно вероломный Яго все время вылезает из-за плеча Яна, подбивая того свергнуть правительство ССП и стать диктатором. Райнхард, в чей талант не признают спесивые аристократы, называя его белобрысым мальчишкой, и принц Хэл, прячущий свои дарования со словами:
Я знаю всех вас, но до срока стану
Потворствовать беспутному разгулу;
И в этом буду подражать я солнцу,
Которое зловещим, мрачным тучам
Свою красу дает скрывать от мира,
Чтоб встретили его с восторгом новым,
Когда захочет в славе воссиять,
Прорвав завесу безобразных туч,
Старавшихся затмить его напрасно.
Кирхайс, как тень отца Гамлета, возникает в самые необходимые моменты. Смерть Фаренхайта (на мой взгляд, одна из лучших в сериале) восхитительно ложиться на сцену смерти герцога Йоркского:
Я подошел, стал ободрять его.
Он улыбнулся, протянул мне руку
И, чуть пожав, сказал: «Мой добрый лорд,
Вы королю привет мой передайте!»
Герои Шекспира и герои ЛоГГ живут отдельно друг от друга. Но порой, то здесь, то там, за маской одного проглядывает другой. Наверняка авторы не стремились брать за основу шекспировское творчество, но в самой его сути лежат те древние архетипы и образы, которые из века в век оживают в человеческом творчестве.
Сколько бы ни придумывал человек, сколько бы не перетряхивал свой ограниченный набор из кукол-персонажей, он из раза в раз возвращается к нескольким комбинациям-сюжетам. Поэтому и не удивительно, что, не стремясь использовать шекспировские сюжеты, герои ЛоГГ порой их вольно и невольно повторяют. Потому что сюжеты эти одни на всех.
И как тут не вспомнить «Четыре цикла» Борхеса:
Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их - в том или ином виде.