Эта зарисовка в своё время была навеяна посещением зубного.
Ройенталь в очередной раз вынырнул из заменяющего сон вот уже восьмой день полузабытья. Взглянул в окно. Солнце опустилось ещё ниже. Закат солнца, закат жизни. Романтика. Если бы ещё убрать привкус крови во рту и мучительную жажду. А ещё слабость, растущую с каждой вытекающей из раны каплей крови. Зрение мутилось, комната вращалась перед глазами. Ройенталь закрыл глаза, стало легче. Казалось, тело плывёт по спокойным тёплым волнам, покачивается. Боль в груди начала стихать - наверное осязание отмирает. Он усмехнулся. Что ж, не самая худшая смерть. Лучше, чем спиваться от скуки из-за того, что война закончилась и больше нечем заняться. Жаль только, что бой был не с врагами Империи, а с теми, кого когда-то считал товарищами. Только бы дождаться Миттермайера... Увидеть в последний раз единственного друга. Вольф, понимаешь ли ты, зачем был нужен этот "мятеж"? Понимаешь ли, что Императору для того, чтобы в жизни был смысл, непременно нужен сильный враг? Я всего лишь дал ему лекарство от скуки. Жаль только погибших солдат...
Зашелестела открывающаяся дверь, послышались чьи-то осторожные шаги. Слишком мягкие для офицерских сапог.
- Оставьте меня - велел Ройенталь, не открывая глаз, - я не просто умираю, я в процессе умирания. Я наслаждаюсь процессом. Не мешайте моему последнему наслаждению.
- Давно не виделись, - голос был до боли знакомым, и определённо женским, - как я и думала, ты впал в грех измены.
Ройенталь открыл глаза, вгляделся в размытый силуэт. Точёная фигурка, белокурые волосы. Неужели?..
- Выжившая из клана Лихтенладе... - почему-то ему всегда трудно было обратиться к ней по имени.
- Ты споткнулся о собственное честолюбие и проиграл, - в голосе Эльфриды слышалась насмешка и торжество, но ему почудилось, что голос этот дрогнул, - я просто пришла посмотреть, как жалко ты умираешь.
А теперь как будто и злость добавилась. Только на что ты злишься, девочка? Досадуешь, что так и не сумела убить меня собственными руками? Вздор, не поверю - мы несколько месяцев жили под одной крышей, спали в одной постели. Ты могла бы сделать со мной всё что угодно, но предпочла прикрываться словами о том, что хочешь увидеть моё падение. Даже на Феззан со мной полетела якобы с этой целью. Но единственное, что ты смогла сделать для того, чтобы повредить мне - оговорить, сказать, будто я злоумышляю против кайзера. Удар, возможно, получился сильнее, чем тебе хотелось. Мне было больно, хоть я и сумел ото всех это скрыть. Потому что предательство женщины, которую вопреки собственной воле полюбил, это больно.
- Как мило с твоей стороны, - жаль, не хватает сил улыбнуться, - просто подожди немного, и твоё желание будет удовлетворено. В любом случае я хотел бы удовлетворить желание женщины. Кто доставил тебя сюда?
- Добрый человек.
- Его имя?
- Не твоё дело!
- Верно... не моё...
Она права - сейчас ни к чему задавать лишние вопросы. Главное - она здесь. Она пришла увидеть его. Кто-то негромко захныкал, и Ройенталь невольно подался вперёд. Свёрток в руках Эльфриды зашевелился, капюшон соскользнул с его головы. Тёмные волосы, ярко-голубые глаза. Красивый малыш.
- О... это мой ребёнок?
- Это твой сын, - враждебность прошла, в голосе осталась лишь гордость.
- Ты пришла сюда показать мне ребёнка? Что ты намереваешься делать теперь?
Молчит. Только смотрит на него, словно хочет запомнить получше. И ребёнок смотрит. Малыш. Несбыточная мечта семейства Миттермайеров. Как странно устроена жизнь. Им нужны дети, но они не могут их иметь. Он не хотел ребёнка, но Эльфрида родила его. Куда только смотрят боги? Впрочем, скоро он сможет спросить у них сам...
- Послушай... наш ребёнок заслуживает более ответственных родителей. Без пятен на репутации. Встреться с Вольфгангом Миттермайером, и отдай сына ему. Лучшей участи и представить невозможно. У него будет дом, любящие родители. Всё...
Пот катится по лицу, снова наваливается слабость. Ройенталь откинулся на спинку кресла, снова закрыл глаза.
- Если всё ещё хочешь убить меня - поторопись. Можешь взять мой пистолет.
Снова мягкие шаги, шелест платья. Нежная рука бережно вытирает пот с его лба. Почему веки такие тяжёлые, так хочется сейчас видеть её лицо. Дышать всё трудней. Сквозь звон в ушах слышится слабый шёпот:
- Люблю тебя... тебя одного... всю жизнь...
Сомкнулась темнота, и он подумал - сейчас к лучшему, что нет сил сказать "Люблю тебя". Пусть лучше она не знает об этом. И плачет меньше.
Он был удивлён, когда снова пришёл в себя. Значит, есть ещё немного времени. В комнате пусто, лишь белый платок на столе напомнил о том, что увиденное не приснилось. Что ж, боги не так уж зловредны. Ему позволили увидеть ту, которую он и не мечтал уже увидеть. Позволить увидеть того, кого хочется увидеть перед смертью, наверняка намного проще.