Мятеж
В эти дни я всё чаще вспоминаю последний год учёбы в Военной Академии. По традиции выпускной курс к празднику окончания учебного года ставит спектакль по одной из старинных пьес, написанных ещё в ту пору, когда человечество жило только на планете Земля. Нашему выпуску достался "Гамлет" Шекспира. Помнится, меня всегда мучил вопрос - действительно Гильденстерн и Розенкранц предали своего давнего приятеля или просто пытались разобраться, почему Гамлет ведёт себя так странно? Как похоже то, что происходит сейчас в Империи на эту пьесу.
Ройенталя обвиняют в покушении на Его Величество, Император всерьёз намерен воевать. А сам "обвиняемый" молчит. Даже не пытается оправдаться. Ройенталь... мы знакомы уже так давно, и я кажется, сумел немного разобраться в тебе. Тебя словно тянут в стороны два разных полюса: "Лучше бы я не родился" и "Раз уж я родился - докажу что не зря". Что же перевесит сейчас? Неужели ты на самом деле решишься на мятеж, на захват власти в Империи? Не верю в это. Не хочу верить! Зато военный министр раз воспользоваться ситуацией - так и капает яд в уши Императору. Первая попытка очернить Ройенталя не удалась, так теперь предпринимают вторую. А что делать мне? Воспользоваться предложением Императора не участвовать в битве против старого друга? Нет, это не выход. Если я самоустранюсь - Его Величество не прислушается больше ни к одному моему доводу. Ну почему, почему он предпочитает слушать Оберштайна, а не меня?! Неужели сам не видит, что военный министр выбивает из-под его ног главную опору?
Сейчас я веду флот к системе Рантемарио. Веду для того, чтобы сразиться с лучшим другом, которому обязан жизнью. Что ж, есть ещё козырь в запасе. Связаться со штабом Ройенталя, не думаю, что Оскар откажется говорить со мной. Я не ошибся - не отказался. Я вижу на экране его изображение. Строгий, подтянутый - воплощение решимости.
- Ройенталь... Ройенталь, послушай меня. Ты... тебе стоит поговорить с его Величеством, объяснить, что ты не злоумышлял против него. Ланг арестован, теперь легче будет доказать, что он подставил тебя, сводя счёты.
- Я должен извиняться? Как какой-нибудь холуй? Нет, Вольф. Коль уж Император прислал сюда войска, коль он жаждет войны - пусть. Императору нужен сильный враг, чтобы быть счастливым. Так я доставлю ему это удовольствие.
- Ройенталь, что ты делаешь? Зачем? Ты собираешься воевать против своих же товарищей?
- Я не могу иначе, Вольф. Береги Императора.
Экран связи погас. Вот и всё...
- Ройенталь! Ройенталь, ты идиот!
Оскар, Оскар, что ты делаешь со мной, со всеми нами? Не думаю, что Биттенфельду и Валену воевать с тобой будет легче?... Что ж, теперь остался только один выход. "Беовульф" должен пробиться к "Тристану". Наши флагманы окажутся один против другого, как "Брунгильда" и "Гиперион" в битве при Вермиллионе. И тогда я скажу: "Стреляй или сдавайся". Я уверен, Оскар, что в меня ты не выстрелишь.
Хайнессенполис окутали сумерки. Я знаю, что машина едет быстро, но мне всё равно кажется, что она тащится едва-едва. Если верить докладу - Ройенталь тяжело ранен и вот-вот умрёт. Я должен успеть. Хотя бы увидеть его в последний раз. Оскар, ну зачем тебе понадобился этот дурацкий мятеж?! И вот финал - огонь по твоему флагману открыл один из твоих людей... Машина тормозит у резиденции, я вхожу внутрь. У самого кабинета Ройенталя сталкиваюсь с врачом.
- Адмирал флота Миттермайер... К сожалению, вашему другу уже нельзя помочь. Истекают последние минуты его жизни.
- Ройенталь! Ройенталь! - я вбегаю в кабинет.
Оскар сидит в кресле, откинувшись на спинку. Я беру его за руку. Рука холодная, лицо бледное, губы слегка подрагивают, но глаза закрыты. Я понимаю, что он уже скорей всего не слышит меня, но всё равно продолжаю звать.
- Оскар, Оскар! Оскар, что мы наделали?..
Ройенталь вздрагивает, и затихает. Навсегда. Слёзы подкатывают совсем близко к глазам, но почему-то не льются. С губ моих сами собой срываются строки из "Гамлета":
- "Разбилось сердце редкостное. Спи, спокойным сном под ангельское пенье". Спи, Оскар. может быть теперь ты перестанешь себя ненавидеть.
Я снимаю с флагштока знамя с золотым львом, бережно укрываю друга. Поворачиваюсь к стоящему рядом адъютанту.
- Позаботьтесь о том, чтобы адмирала флота похоронили как подобает. А все его подчинённые ответят по закону перед Императором за случившееся на Хайнессене.
- Всё будет сделано, адмирал...
Я выхожу из кабинета, смотреть на неподвижного Ройенталя больше нет сил. Ко мне подходит Бергенгрюн, на руках у него хорошенький полугодовалый мальчик. Черные волосы, синие глаза. Как похож...
- Это сын адмирала флота Ройенталя. Он распорядился, чтобы вы... взяли его на воспитание.
Я осторожно беру малыша на руки, тот довольно смеётся. И только теперь я чувствую, как по щекам бегут слёзы.
"Беовульф" уже лёг на обратный курс. Впереди разговор с Его Величеством. Доволен ли он тем, что мятеж подавлен, а зачинщик мёртв? Надеюсь, что всё же нет, что наш Император ещё не превратился в подобие Оберштайна. Я не упрекну кайзера ни словом, надеюсь, он и сам всё понимает. Ройенталь... я выращу твоего сына как своего, и когда он подрастёт, обязательно расскажу ему о том, кто его настоящий отец. И опять вспоминается "Гамлет": " Если ты мужчина,
Дай кубок мне. Отдай его. - Каким
Бесславием покроюсь я в потомстве,
Пока не знает истины никто!
Нет, если ты мне друг, то ты на время
Поступишься блаженством. Подыши
Еще трудами мира и поведай
Про жизнь мою."
Буду считать, Оскар, что ты произнёс перед смертью эти слова.