"На дороге" , глава 3
Глава 3.
Если министр обороны и был раздосадован опозданием заместителя на работу, то никак этого не высказал. Ситуацию он прокомментировал единственной фразой: "с почином вас". Имелось в виду первое опоздание на работу за все время, что они сотрудничают? Или первая вмятина на новом дорогом автомобиле, которым Антон так дорожил и гордился? Уточнять контр-адмирал посчитал излишним. По-настоящему его волновали всего две вещи: как отреагирует Его Величество на доклад о нелегально поставленном проблесковом маячке на машине жены Главы Рейхсфлота и когда придет выплата.
Конечно, страховщики из кожи вон лезут в стремлении любой казус признать нестраховым случаем и даже инстинкт самосохранения не всегда этих хапуг останавливает. Значит, будет платить непосредственная виновница.
Ему даже не придется искать ее. За несколько минут до обеденного перерыва помощник Фернера, Ансельм фон Вилькенхок принес руководителю папку со всем, что сумел найти. Контр-адмирал раскрыл папку и лениво перелистнул страницы. Да, помощник, видимо, отчаянно хотел успеть на обед. Чуть подробнее обычной характеристики, какую выдают по запросу с места работы и слишком сжато для личного досье. Девица, как девица, таких много приехало с Феззана-1 попытать счастья в новую столицу. Большинству из них суждено было вернуться к себе или, поубавив амбиции, согласиться на малопрестижную работу. Судя по всему, эта Геран и правда не отличается большим умом, если оформила в кредит развалюху. Желание пофорсить, проехаться по проспекту, сверкая эмблемой знаменитого автоконцерна часто оказывается сильнее здравого смысла. У слабого пола так уж точно.
Интересно, почему ее сразу взяли в военную прокуратуру? Связи отца? Маловероятно, на тот момент Жана-Франсуа Герана уже не было в живых. Сумела подать себя на собеседовании? Да там и не таких видели. Сама она, конечно же, не расскажет, даже если бы Антон вздумал продолжить знакомство и поднять эту тему с ней в разговоре. Хотя, между прочим, это идея.
Контр-адмирал рассмеялся и покачал головой, захлопнув папку и отодвинув ее к краю стола...ровно для того, чтобы через несколько мгновений снова открыть и снова всмотреться в искаженное ксероксными чернилами лицо.
Незачем так шлепать себя по рукам, обычный деловой интерес. В его жизни каждому аспекту отводилось строг отграниченное пространство и личному досталось меньше всего. Внешне Ава уж точно не соответствовала тому типу женщин, с которыми Антона изредка сталкивала судьба. Немногие из этих знакомств просуществовали дольше двух дней. Если после бесед и ужина еще теплилось желание видеть лицо некоторых визави, наутро оно улетучивалось напрочь, оставляя сердцу записку "не она".
В этой лотерее участники не связывали друг друга обещаниями или поспешными клятвами, всего лишь отдавая дань заложенному Создателем интересу полов. Чувства посторонних для Антона не представляли особого интереса, если это не сулило некий профит. Он не считал подобный подход хорошим или плохим. Естественная вещь не имеет этически окрашенного оттенка, как не может быть плохим брюнет в противовес хорошему блондину. Во Вселенной по большому счету всем на всех наплевать и если кто-то убедил слушателей в обратном, то это результат его ораторского или актерского мастерства. Он забывал, его забывали - могло ли быть по-другому?
В этом Антон уверился еще на предпоследнем курсе мужской гимназии, когда готовился к поступлению в Академию. Большинство мальчишек его возраста не испытывали предубеждений по поводу взаимоотношения полов, хотели женщину и получали ее. Антону же расставание с детством представлялось в виде чего-то романтического и возвышенного. Как в заезженных рыцарских романах, которые расхватывались в киосках брошенками и старыми девами, как горячие пирожки.
Может быть, виной тому были пристрастия матери, скупавшей литературную панацею для одиноких женских умов тоннами. Иногда эти книжонки читала ему соседка, фройляйн Валентина, крепко сбитая хохотушка, старше Антона на пять лет. Фернеры часто просили ее присмотреть за их младшим, когда тот болел или испытывал трудности с уроками. Впрочем, казалось, ту и просить не надо было. По мере его взросления из глаз фройляйн Валентины уходило присущее вчерашним детям снисходительное превосходство, оставляя вместо себя что-то туманное и будоражащее.В такие моменты жирно блестящие крылья носа ее чуть трепетали, а черные угри на щеках и низком лбу становились особенно яркими.
И когда его мир перевернулся, а самая красивая девушка во Вселенной отказалась с ним танцевать, обсмеяв и обругав, рядом опять оказалась она - фройляйн Валентина.
Бал после вечера искусств был безнадежно испорчен и Антон отправился домой. Родители разбирались с бабкиным наследством и собирались вернуться не раньше середины следующего дня. Юноша рассчитывал залить горе бокалом коньяка и позвонить паре закадычных дружков - уж они-то лучше всего подскажут, как справиться с ситуацией. Только Антон протянул руку к дверце отцовского бара, как раздался звонок в дверь.
На пороге стояла улыбающаяся фройляйн Валентина, упакованная в ярко-розовый шелковый халатик, неприлично короткий даже для домашнего. Девица пожаловалась на убежавшего котенка, который, как ей показалось, подлез под калитку Фернеров.
- Он очень похож на мою киску. Ты должен был его видеть!
- Отвянь. Можно подумать, я знаю, как выглядит эта твоя киска, - сгрубил юноша и осекся.
Она подошла к нему вплотную и положила мясистую длань на плечо, одурманивая запахом пота и духов.
- Вот сейчас и узнаешь...
То, что произошло потом, Антон мог объяснить лишь помутнением рассудка. Разложенный диван, смятый бархат покрывала, трясущиеся, ноздреватые ляжки Валентины и ее сводящие с ума, душащие объятия...
Эйфория не продлилась долго. Отвращение, последовавшее наутро, было столь же велико, сколь и предшествовавшее наслаждение.
По-настоящему напьется он только через месяц. Совсем не от горя. День, когда фройляйн Валентина приняла предложение руки и сердца от какого-то пивного магната, стал для Антона личным праздником. После этого он решил, что чем меньше беспокойства уделять личной жизни, тем более приятных бонусов от нее можно ожидать.
Об Аве он забыл. От работы позволяли отвлечься спортзал, домашний сон и иногда чтение. Антон не отдавал себе отчета, что прилагал все усилия для того, чтобы отсечь возможность подумать о чем-то еще...вернее, о ком-то.
И тем неожиданнее было услышать это напоминание от начальства. Оберштайн вспомнил об аварии в разговоре, когда они вместе пришли в спортзал. Здесь они могли быть друзьями, а не просто начальником и подчиненным, не размывая до конца границ.
- Что вы будете делать, если "Осирис" признает случившееся не страховым случаем? - поинтересовался Оберштайн. - Не судиться же.
- Почему это беспокоит вас, Пауль? - тихо поинтересовался Фернер, опуская спортивную сумку на скамейку возле шкафчика.
- Потому что я вижу, как это беспокоит вас. На вас лица нет последние две недели. Тем удивительнее это для меня. Ремонт обойдется едва ли в два ваших среднедневных заработка.
- От вас ничего не скроешь, - невесело улыбнулся Антон. - Судиться вряд ли пойду, конечно. Но не потому, что не хочу разрушать этой девице карьеру. Моего времени слишком мало и оно слишком дорого, чтобы тратить его еще и на тяжбы.
- Звучит так, будто наоборот, знаете. И это знание вас не радует.
Опасения рухнули уже утром следующего дня. Антону позвонил менеджер компании "Осирис" и сообщил, что фирма признала аварию страховым случаем и готова возместить урон.
- Так что, вопреки вашим прогнозам, Ваше превосходительство, - улыбнулся контр-адмирал, - "Осирис" платить согласны. От души надеюсь, что больше с ней не столкнусь.
- И почему мне кажется, что вы сейчас лукавите, - бесцветно проговорил Пауль, нажимая кнопку принятия входящего вызова на коммуникаторе. Очередной будний день принес свои заботы и не собирался уступать даже часть своего внимания другим.
Контр-адмирал не нашелся, что ответить и скрипнул зубами. Оберштайн снова угадал.
Если министр обороны и был раздосадован опозданием заместителя на работу, то никак этого не высказал. Ситуацию он прокомментировал единственной фразой: "с почином вас". Имелось в виду первое опоздание на работу за все время, что они сотрудничают? Или первая вмятина на новом дорогом автомобиле, которым Антон так дорожил и гордился? Уточнять контр-адмирал посчитал излишним. По-настоящему его волновали всего две вещи: как отреагирует Его Величество на доклад о нелегально поставленном проблесковом маячке на машине жены Главы Рейхсфлота и когда придет выплата.
Конечно, страховщики из кожи вон лезут в стремлении любой казус признать нестраховым случаем и даже инстинкт самосохранения не всегда этих хапуг останавливает. Значит, будет платить непосредственная виновница.
Ему даже не придется искать ее. За несколько минут до обеденного перерыва помощник Фернера, Ансельм фон Вилькенхок принес руководителю папку со всем, что сумел найти. Контр-адмирал раскрыл папку и лениво перелистнул страницы. Да, помощник, видимо, отчаянно хотел успеть на обед. Чуть подробнее обычной характеристики, какую выдают по запросу с места работы и слишком сжато для личного досье. Девица, как девица, таких много приехало с Феззана-1 попытать счастья в новую столицу. Большинству из них суждено было вернуться к себе или, поубавив амбиции, согласиться на малопрестижную работу. Судя по всему, эта Геран и правда не отличается большим умом, если оформила в кредит развалюху. Желание пофорсить, проехаться по проспекту, сверкая эмблемой знаменитого автоконцерна часто оказывается сильнее здравого смысла. У слабого пола так уж точно.
Интересно, почему ее сразу взяли в военную прокуратуру? Связи отца? Маловероятно, на тот момент Жана-Франсуа Герана уже не было в живых. Сумела подать себя на собеседовании? Да там и не таких видели. Сама она, конечно же, не расскажет, даже если бы Антон вздумал продолжить знакомство и поднять эту тему с ней в разговоре. Хотя, между прочим, это идея.
Контр-адмирал рассмеялся и покачал головой, захлопнув папку и отодвинув ее к краю стола...ровно для того, чтобы через несколько мгновений снова открыть и снова всмотреться в искаженное ксероксными чернилами лицо.
Незачем так шлепать себя по рукам, обычный деловой интерес. В его жизни каждому аспекту отводилось строг отграниченное пространство и личному досталось меньше всего. Внешне Ава уж точно не соответствовала тому типу женщин, с которыми Антона изредка сталкивала судьба. Немногие из этих знакомств просуществовали дольше двух дней. Если после бесед и ужина еще теплилось желание видеть лицо некоторых визави, наутро оно улетучивалось напрочь, оставляя сердцу записку "не она".
В этой лотерее участники не связывали друг друга обещаниями или поспешными клятвами, всего лишь отдавая дань заложенному Создателем интересу полов. Чувства посторонних для Антона не представляли особого интереса, если это не сулило некий профит. Он не считал подобный подход хорошим или плохим. Естественная вещь не имеет этически окрашенного оттенка, как не может быть плохим брюнет в противовес хорошему блондину. Во Вселенной по большому счету всем на всех наплевать и если кто-то убедил слушателей в обратном, то это результат его ораторского или актерского мастерства. Он забывал, его забывали - могло ли быть по-другому?
В этом Антон уверился еще на предпоследнем курсе мужской гимназии, когда готовился к поступлению в Академию. Большинство мальчишек его возраста не испытывали предубеждений по поводу взаимоотношения полов, хотели женщину и получали ее. Антону же расставание с детством представлялось в виде чего-то романтического и возвышенного. Как в заезженных рыцарских романах, которые расхватывались в киосках брошенками и старыми девами, как горячие пирожки.
Может быть, виной тому были пристрастия матери, скупавшей литературную панацею для одиноких женских умов тоннами. Иногда эти книжонки читала ему соседка, фройляйн Валентина, крепко сбитая хохотушка, старше Антона на пять лет. Фернеры часто просили ее присмотреть за их младшим, когда тот болел или испытывал трудности с уроками. Впрочем, казалось, ту и просить не надо было. По мере его взросления из глаз фройляйн Валентины уходило присущее вчерашним детям снисходительное превосходство, оставляя вместо себя что-то туманное и будоражащее.В такие моменты жирно блестящие крылья носа ее чуть трепетали, а черные угри на щеках и низком лбу становились особенно яркими.
И когда его мир перевернулся, а самая красивая девушка во Вселенной отказалась с ним танцевать, обсмеяв и обругав, рядом опять оказалась она - фройляйн Валентина.
Бал после вечера искусств был безнадежно испорчен и Антон отправился домой. Родители разбирались с бабкиным наследством и собирались вернуться не раньше середины следующего дня. Юноша рассчитывал залить горе бокалом коньяка и позвонить паре закадычных дружков - уж они-то лучше всего подскажут, как справиться с ситуацией. Только Антон протянул руку к дверце отцовского бара, как раздался звонок в дверь.
На пороге стояла улыбающаяся фройляйн Валентина, упакованная в ярко-розовый шелковый халатик, неприлично короткий даже для домашнего. Девица пожаловалась на убежавшего котенка, который, как ей показалось, подлез под калитку Фернеров.
- Он очень похож на мою киску. Ты должен был его видеть!
- Отвянь. Можно подумать, я знаю, как выглядит эта твоя киска, - сгрубил юноша и осекся.
Она подошла к нему вплотную и положила мясистую длань на плечо, одурманивая запахом пота и духов.
- Вот сейчас и узнаешь...
То, что произошло потом, Антон мог объяснить лишь помутнением рассудка. Разложенный диван, смятый бархат покрывала, трясущиеся, ноздреватые ляжки Валентины и ее сводящие с ума, душащие объятия...
Эйфория не продлилась долго. Отвращение, последовавшее наутро, было столь же велико, сколь и предшествовавшее наслаждение.
По-настоящему напьется он только через месяц. Совсем не от горя. День, когда фройляйн Валентина приняла предложение руки и сердца от какого-то пивного магната, стал для Антона личным праздником. После этого он решил, что чем меньше беспокойства уделять личной жизни, тем более приятных бонусов от нее можно ожидать.
Об Аве он забыл. От работы позволяли отвлечься спортзал, домашний сон и иногда чтение. Антон не отдавал себе отчета, что прилагал все усилия для того, чтобы отсечь возможность подумать о чем-то еще...вернее, о ком-то.
И тем неожиданнее было услышать это напоминание от начальства. Оберштайн вспомнил об аварии в разговоре, когда они вместе пришли в спортзал. Здесь они могли быть друзьями, а не просто начальником и подчиненным, не размывая до конца границ.
- Что вы будете делать, если "Осирис" признает случившееся не страховым случаем? - поинтересовался Оберштайн. - Не судиться же.
- Почему это беспокоит вас, Пауль? - тихо поинтересовался Фернер, опуская спортивную сумку на скамейку возле шкафчика.
- Потому что я вижу, как это беспокоит вас. На вас лица нет последние две недели. Тем удивительнее это для меня. Ремонт обойдется едва ли в два ваших среднедневных заработка.
- От вас ничего не скроешь, - невесело улыбнулся Антон. - Судиться вряд ли пойду, конечно. Но не потому, что не хочу разрушать этой девице карьеру. Моего времени слишком мало и оно слишком дорого, чтобы тратить его еще и на тяжбы.
- Звучит так, будто наоборот, знаете. И это знание вас не радует.
Опасения рухнули уже утром следующего дня. Антону позвонил менеджер компании "Осирис" и сообщил, что фирма признала аварию страховым случаем и готова возместить урон.
- Так что, вопреки вашим прогнозам, Ваше превосходительство, - улыбнулся контр-адмирал, - "Осирис" платить согласны. От души надеюсь, что больше с ней не столкнусь.
- И почему мне кажется, что вы сейчас лукавите, - бесцветно проговорил Пауль, нажимая кнопку принятия входящего вызова на коммуникаторе. Очередной будний день принес свои заботы и не собирался уступать даже часть своего внимания другим.
Контр-адмирал не нашелся, что ответить и скрипнул зубами. Оберштайн снова угадал.