О, дама с сердцем из горного хрусталя...Пепел розы.
Профессор Преображенский говорил, что разруха не в клозетах, а в головах. К сожалению, в клозетах она тоже бывает. Обитатели особняка мирно спали, когда в системе канализационных труб что-то зашипело, звякнуло, треснуло, и вода потекла по трубам не внутри, а снаружи, заливая все вокруг. Роскошный пушистый ковер в гостиной впитал столько воды, сколько смог, но справиться с катастрофой не получилось, и к утру вода залила мраморный пол. Советник не любил долго валяться в постели даже в выходной, бодро встал, как всегда, и угодил босыми ногами в лужу холодной воды. Вода была повсюду. Растерянный и мокрый дворецкий куда-то упорно звонил, и вскоре люди в рабочих спецовках пищащими и мигающими приборами обследовали дом. В особняке воцарился хаос - хлопали двери, туда-сюда ходили какие-то люди, приносили и уносили какое-то оборудование. Входная дверь была открыта настежь - заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. В кабинете творилось ужас что - мебель отодвинута, рабочие приборами обследовали стены и потолок. Сведения были не утешительны. Прорывы найдены, но нужно долбить стены, чтобы добраться до труб. Вздохнув, советник взял документы и расположился с ними на столе в гостиной, намереваясь все-таки поработать. Не удалось - сначала явился полусонный адмирал Миттермайер с папкой в руках. У близнецов резались зубы, никакие средства не помогали, няни тоже- при любой попытке постороннего человека взять их на руки братья поднимали такой рев, что на улице слышно было, и успокаивались только на руках у родителей. Кроме родителей, дети признавали и кайзера, но не будешь же его просить понянчиться с детьми. Эве удавалось поспать днем, ее муж был лишен этой возможности. «Вот, кайзер просил передать Вам» - произнес адмирал, протягивая советнику папку. Оберштайн открыл ее - там лежала книга детских сказок. «Кайзер именно это просил передать?» Адмирал несколько секунд оторопело смотрел на книгу, потом выхватил ее из рук советника, повернулся к двери, намереваясь выйти и тут...В комнату влетело нечто темное, за этим нечто гнался с громким лаем пес. Нечто, оказавшееся большим серым пушистым котом, сначала металось по комнате, потом с шипением и рычанием запрыгнуло на стол. Советник схватил бумаги и прижал их к груди, кот быстро забрался ему на плечо и засел там, шипя на собаку. Пес громко лаял, кружа вокруг стола и поднимая тучу брызг. Адмирал попытался снять кота с советника, сидевшего неподвижно как статуя, но кот был против. Вцепившись когтями в халат, животное никак не желало покинуть удобную позицию. «Извините, к вам мой кот забежал, можно, я его заберу?» В дверях стояла хрупкая девушка, одетая в скромные светлые брюки и блузку. Совсем юная на вид, огромные карие глаза и длинные вьющиеся каштановые волосы. «Ой, Том, ну, нельзя же так». Девушка отцепила кота от советника. «Извините, Том боится собак». Прижав кота к груди, нежно гладя по мокрой и взъерошенной шерсти испуганное животное, быстро вышла из комнаты. Адмирал хотел что-то сказать, но вой и грохот инструментов и рушащихся стен не дали ему это сделать. О работе в такой обстановке нечего было и думать.
Вечером, как всегда, советник вышел на прогулку с собакой. Девушка с котом на руках шла ему навстречу. Поравнявшись с советником, снова извинилась. «Том обычно спокойный, но переезд, новая обстановка...Вы не сердитесь? Кажется, Том все-таки поцарапал Вашего друга». «Нет, что Вы. Ничего страшного, у военных бывают царапины и похуже». «Пауль» - представился советник. «Очень приятно, Дебора». Дальше они пошли вместе, Дебора рассказала, что приехала сюда работать учительницей в недавно открытой императрицей школе для девочек. «Откуда Вы приехали сюда?» «С Хайнессена. Ну, да, далеко, но там нет работы, вернее, есть, но за нее надо платить». «Как это платить за работу? Это на работе должны платить». «Чтобы взяли на хорошую работу, надо заплатить. Деньгами или собой. Денег у нас нет, а собой я платить не намерена. У нас так уже давно, все привыкли и смирились». «А куда власть смотрит, губернатор...» «Губернатор у нас замечательный, он немало сделал для жителей, но проблем очень много, и губернатор не о всех знает. Ему о таком никто не скажет, девушки молчат, они ведь не смогут ничего доказать, их просто обвинят в клевете и уволят. Другую работу им после такого просто не найти». «А Ваши родители приехали с Вами?» «У нас нет родителей, они погибли во время той бойни, мы живем вдвоем с братом. А друзей у нас нет. У брата аутизм, Вы знаете, что это?» Советник кивнул. «Когда все знакомые узнали, что брат никогда не будет таким, как все, от нас просто отвернулись. Дети даже издеваться пытались, но я быстро объяснила, что не стоит этого делать».«И они поняли?» «Конечно, я хорошо дерусь». «Даже так?» - советник посмотрел на хрупкую девушку. «Только так, по-другому там не понимают». «Мне тоже приходилось так объясняться в детстве». И почему-то рассказал ей о том, из-за чего так долго был изгоем. Огромные карие глаза смотрели с сочувствием, грустью и пониманием. Ей это все было так знакомо - ненависть, презрение ни за что, потому что не такой как все, потому что не отказались, потому что любили.
Губернатору Новых Земель полетело срочное сообщение. Франц фон Мариендорф был хорошим человеком и любящим отцом, поэтому, когда он представил, что его Хильда...перед каким-то ошалевшим от безнаказанности и власти скотом...В общем, чистка была страшной, всем, кто был причастен к таким делишкам, приговор зачитали прилюдно, на площади, причем самым мягким наказанием была отправка на те самые, обещанные принцессой тогда еще не губернатору Мариендорфу, урановые рудники. Пауль и Дебора каждый вечер гуляли вдвоем, им было легко и спокойно друг с другом, о любви они не говорили, да и зачем. Без слов все ясно. Советник не знал, как сказать Деборе, кто он на самом деле. Он назвался офицером генерального штаба, а Дебора не расспрашивала его о работе, решив, что офицер не имеет права об этом рассказывать. Но говорить ничего не пришлось, за него это сделали соседи Деборы. Она встретила его около своего дома. «Почему я все узнаю от других людей, Пауль фон Оберштайн? Я думала, мы доверяем друг другу». Она отчитывала его, как нерадивого школьника, а он и чувствовал себя в этот момент школьником перед строгой учительницей. «Больше так никогда не делай, а соседям я сказала, чтобы никогда впредь не совали нос в мои дела». «Не буду» - тихо произнес советник. «Вот и хорошо, идем пить чай, с тортом». В эту ночь он остался у нее, а утром они зарегистрировали брак, просто поставили подписи, где нужно, и получили соответствующие документы. Счастливая госпожа Дебора фон Оберштайн отправилась на свою работу, а не менее счастливый Пауль - просить у кайзера отпуск.
В правительственной резиденции все как обычно, быстро оформив нужные документы, советник направился к кабинету кайзера по полутемному коридору. Коридор этот все терпеть не могли, какие бы светильники там не использовали, все светили почему-то очень слабо. Перенесенные в другие помещения, светильники работали как надо. «Проклятый он, что ли?» - шептались офицеры и старались избегать его. Но шел ремонт, и другого способа попасть в нужные кабинеты просто не было. Советник увидел кайзера, со счастливой улыбкой идущего по коридору. Его можно было часто видеть таким теперь, а сегодня был особенный день - сын узнал отца и первый раз улыбнулся! Кайзеру хотелось поделиться радостью с кем-нибудь, кто его поймет, вот полусонный Миттермайер выходит из кабинета. Опять зубы...Странное поведение дежурного офицера советник заметил сразу, рефлекс сработал моментально. Бросившись вперед, советник закрыл собой кайзера. Боли он не почувствовал, только сильный удар в спину, после которого стало трудно дышать и стоять тоже. Советника бережно уложили на ковер, кто-то умчался за врачом, неудавшегося убийцу держали за руки двое офицеров, сам адмирал Миттермайер с искаженным от ярости лицом обыскивал его. Капсулу с ядом нашел быстро. «Увести!!! Допросить!!! Если будет молчать, применить спецсредства!!!»
Синие глаза, бледное прекрасное лицо в обрамлении золотых волос, кайзер сжимал руку советника, словно пытаясь удержать его в этом мире. Услышав выстрелы и крики, прибежала императрица в роскошном утреннем платье и опустилась на колени рядом с мужем. Синие испуганные глаза наполнились слезами, она так похожа на принцессу Аннерозе, советник почему-то вспомнил то утро, синие глаза, юное счастливое лицо...Карие огромные глаза, то озорные, то грустные, как сияли они сегодня...«Советник, пожалуйста...» Оберштайн хотел сказать кайзеру что-нибудь успокаивающее, но смог только пожать руку того, чья жизнь была ему дороже его собственной. Жаль, что электронные глаза не умеют выражать чувств... «Мама, помоги, больно...» Темноволосая красавица с очень бледным и грустным лицом, огромные карие глаза, такие же, как у Деборы...Нежно гладит по голове, «потерпи, мой хороший, скоро все закончится». Принцесса Аннерозе в роскошном платье своего любимого цвета стоит под руку с каким-то незнакомым красавцем, в другой руке - букет розовых полураспустившихся роз. «Советник, идите сюда, не бойтесь». Да когда он чего боялся-то. В обычно ледяных синих глазах - отчаяние и страх. «Как у испуганного ребенка глаза, да он и есть еще ребенок, как же он без меня, Миттермайер, ну, хоть ты...». Адмирал стоит рядом и, кажется, делает все возможное, чтобы не заплакать. «Да ну что вы все, Хильда, верните ее...Принцесса, скажи ему...». «Советник, пожалуйста, не оставляйте меня. Я, я ...люблю Вас». Наклоняется и целует в щеку как сын-подросток, пуще всего боящийся прослыть маменькиным и папенькиным сынком, все же по-детски целует любящего и все понимающего отца. «Что ты делаешь, ведь все не так поймут, Миттермайер, убери их отсюда, ведь я больше не смогу защитить его, он мне как сын, я люблю его больше жизни, его и Дебору...» «Пауль, не уходи...». «Прорвемся, Райнхард» - едва слышно, из последних сил...
Адмирал Миттермайер подобрал с пола лист бумаги, прочитал и, изменившись в лице, передал его кайзеру. Императрица, побледнев, закрыла лицо руками и расплакалась, как ребенок. Советник был педантичен - к прошению на отпуск была приложена копия брачного свидетельства, полученного утром. Двадцать лет спустя Пауль фон Оберштайн-младший, студент медицинской академии, у которого, кстати, со здоровьем было все в порядке, сделал то, что не удалось маститым профессорам - нашел-таки лекарство от «проклятия 25».