дон Кристобаль и другие
Осенью, как правило, в конце октября, на истпеде проходил вечер посвящения в студенты (традиция давняя и соблюдаемая на самых разных факультетах самых разных высших учебных заведений). В декабре все пять курсов участвовали в смотре агитбригад. Весной, в апреле в институте начинался смотр художественной самодеятельности, на котором свои программы поочерёдно представляли все факультеты. А ведь были ещё и так называемые вечера отдыха, приуроченные к Новому году или 8 марта, были вечера в студенческом клубе «Ювента». И всякий раз нужно было писать сценарий, по форме напоминающий пьесу - с завязкой, кульминацией, развязкой, с главными и второстепенными героями. Вместе с Сашей Павловым мы занимались сочинением сценариев все пять институтских лет, поставив точку написанной специально для «Прощального звонка» пьесой с мольеровским названием «Мнимый больной» (курс наш многие преподаватели называли «больным», болезненность проявлялась в разного рода идеологических шатаниях и вялотекущем пофигизме).
Однажды Павлов решил, что нет необходимости что-то придумывать самим - достаточно просто взять готовую пьесу. Он предложил поставить «Балаганчик дона Кристобаля» - фарс, который Лорка в тридцатые годы двадцатого века написал для кукольного театра. Идея была поддержана, и мы приступили к репетициям. Ставил пьесу сам Павлов, он же играл Поэта и начинал спектакль такими словами: «Мужчины и женщины, прошу внимания; паренек, заткнись. Мне требуется такая тишина, когда слышно журчание ручья; и если птица взмахнет крылом, чтобы это мы тоже услышали; и если букашка пошевельнет лапкой, чтобы тоже услышали; и если у кого-нибудь сильно забьется сердце, чтобы нам показалось, что кто-то рукой раздвигает прибрежный камыш. Ай-ай!»
Больного, которого дон Кристобаль бьёт дубинкой, играл здоровяк, богатырь и наш бард-менестрель Сергей Попов, донью Роситу, на которой женился дон Кристобаль, Ляля Шавитова. Режиссёра, управляющего действием и дергающего за веревочки своих кукол, играл Володя Бухвиц, учившийся курсом младше, брюнет-сердцеед. Мне досталась роль дона Кристобаля, самая выигрышная, чего тут скрывать, и самая сложная, хотя бы потому, что по ходу представления мне надо было уделать Больного-Попова, а он был вдвое больше меня по комплекции.
Перечитав сейчас «Балаганчик…» я удивляюсь, как нашу затею не прикончили ещё в колыбели. Лорка написал простонародный, грубоватый, потешный фарс, где есть все первоэлементы театра: кровь, секс, деньги, томление, алчность, убийство, свадьба, супружеская измена, роды и всяческое дуракаваляние. Всё то, что казалось сомнительным, если не опасным, поскольку было жизненным, отклонялось от правильной модели жизни, которой ждали от студенческой самодеятельности. Вряд ли до нас со сцены в актовом зале государственного педагогического института имени Некрасова звучали такие слова:
у нее грудочки
как блюдечки,
и задочек
как колобочек,
и ещё птичка-невеличка,
которая уже вылупилась из яичка.
Надо сказать, что неблагоприятный для себя исход мы предполагали, и на финальный прогон пригласили руководителя театра педагогических миниатюр (то есть официально главного факультетского специалиста по сценическим искусствам) Вадима Асафова.
Асафов пришёл и посмотрел, но взгляда его мы не увидели - Вадим Григорьевич постоянно носил очки с тёмными стёклами. Он сказал что-то уклончиво-одобрительное, но, кажется, так и не понял зачем мы взялись за Лорку. Не поняло этого и большинство зрителей - после представления нам вежливо и не очень громко похлопали; восторженных отзывов я не слышал. Дело было на первое апреля - вероятно, и студенты, и факультетское руководство оценили наше представление как неудачный розыгрыш, прикрытый именем поэта-антифашиста Федерико Гарсиа Лорки.
Фразу из финального монолог режиссёра я помню наизусть до сих пор, хоть это была и не моя роль: «Давайте же украсим сцену свежими колосьями, и пусть звучат рядом с ними ядреные словечки, что поспорили бы с пошлостью и скукой, на которые мы обрекли нашу сцену».
Источник