Тихие игры
В салки не играл, умирал с детства,
плакал по ночам, затихал в школе.
Толстая игла Адмиралтейства
сердце
в темноте наобум ищет,
не нашла пока, но вблизи колет.
Это - как по дну скребет днище:
стылая вода, ледяной ужас
острием руки по скуле гладит,
и еще не в счет, но уже уже
сходятся круги на ее глади.
Не нащупать пульс, такой рваный.
В тишине всхлип воды в ванной.
Замерев, гляжу, как сосет пену
серенький волчок, домовой омут,
кружит, как живой, мертвую петлю.
Темнота молча подошла к дому.
За окном всю ночь шелестят или,
ползает по дну смертный страх жизни.
Илистый слив. Слизь в сифонах
все еще не в счет, но уже жиже.
Знает миокард, как тупы иглы
Адмиралтейства и патефона,
как шипят к концу, к центру диска,
сходятся в спираль, в ось воронки.
Черный глаз ее совсем близко.
Узким ремешком, голоском тонким,
волосом, петлей, силком, илом
дырочка рта затягивает песню.
Заползает страх внутрь с мылом.
Он ползет ужом, но уже тесно
и еще темно: ночь. Но чьи ночью
щупальцы? Гортань спазм стиснул.
Кожаный мешок износил ношу,
истощил нишу, истончил кожу,
ищет облегчения, а не смысла.
Так висит капля на краю крана…
А вода стекла, слилась. Стихло.
И еще поздно. Но уже рано.
И еще щелчок. Стала пластинка.
Черный патефон замер в коробке.
Слабый свет, дрожа, к стеклу липнет.
Еще раз ушла ночь в воронку,
жизнь ушла вслед, еще раз всхлипнув,
в черную дыру. На кресте скользком
волосы висят грязной сосулькой -
вялый сталактит над водой Стикса.
Жизнь уже ушла, но еще сколько
ждать, пока придет смерть. Скука,
смертная тоска. Покрути ручку.
Тут же патефон. Та же пластинка.
Отверни кран. Умирать лучше,
чем тупой иглой ковырять ужас,
заводя глаза, глядеть в омут,
слушать, как все та же музыка все туже
стягивает звук в черный центр, в кому…
Мерзкий ком волос, с креста снятый,
падает в ведро, в кости сельди.
Вот и все страсти, Боже святый,
наступает день - Воскресенье.
Наступает день, мной не званый.
Журавлиный клич воды в ванной.
07,08.08.1988г., Уютное.
Источник