http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/876 То же было со строительством КамАЗа. У нас уже был проект. Мы автомобильный завод хотели строить в Абакане, в Красноярском крае. Какой бы город в Сибири возник! Потом, у нас в Сибири нет ни одного автомобильного завода, все, по существу, на пятачке, на Волге. Все было готово. Косыгин рассмотрел этот вопрос в Совмине, согласился с нами. Вопрос был внесен на Политбюро. Там перед залом заседаний Политбюро была ореховая комната: круглый стол, кресла, все виды связи. Обычно мы там собирались. Ну вот, сидим, чай пьем. Вдруг Брежнев приходит. Как всегда, портфель бросил на стол:
- А я думаю, надо строить этот завод в Набережных Челнах.
Даже вопрос такой никогда не возникал. Я встрепенулся:
- Как же так, Леонид Ильич, уже вопрос везде обсужден. Откуда Набережные Челны взялись?
Смотрю на Косыгина - он сидит понурившись. Вообще в последнее время он стал совсем беспринципный, сломленный человек, словно стержень из него вынули. Хоть бы слово вымолвил.
А Брежнев:
- Никогда никто на меня так не кричал, как кричит Воронов.
Отвечаю:
- Я не кричу, это вы орете. Я просто говорю, что у нас вопрос этот обсужден, проработан. Давайте материалы другие, будем их рассматривать.
- Нечего рассматривать, снимаю вопрос с обсуждения, - раздраженно бросил Брежнев.
Без меня уже было решено строить автогигант в Набережных Челнах. Этот завод доставил республике много хлопот. Так что с Брежневым трудно было работать.
...
В.Б. Вы ездили в 1964 году на охоту, и там вас пытался уговаривать Андропов выступить против Хрущева. Удалось ему это?
- Удалось, потому что я был злой. А потом, мне казалось, что если на Хрущева нажать как следует, он бы изменился. Когда мы ехали, они мне говорили, что доклад уже есть. Но еще не был решен вопрос, кто будет этот доклад читать. Суслова просили это сделать, по существу, перед самым президиумом и пленумом. Что еще скажу по этому вопросу. Мы все-таки молодые тогда были, но ориентир у нас был на Косыгина. Ведь Косыгин пользовался авторитетом в партии, в ЦК, в народе. Его уважали. Если бы он в защиту хоть одно слово сказал, за ним, может быть, и пошли. Но, по-моему, он уже перед смертью понял, что допущена большая ошибка. Плохо мы знали Брежнева.