Дворянин Павлов. Избранное. I. На смену идет социализм
«Отклики русских людей на современные события»: Павлов Н.А. Варяги. // Мирный Труд. Х., 1906. №6 (июнь), с. 157-163. То же: Павлов Н.А. Варяги. // Московские Ведомости. М., 1906. №170, 7 (20) июля, с.1-2.
{с. 157}
I.
Страна лентяев, трусов, насильников, завистников, воров, развратников и пьяниц.
Царство безвластия, безволия, беззакония, безверия и безсовестности.
Вот до чего мы доведены, в чем обязаны признаться всему миру, не обвиняя никого, а обвиняя себя самих, весь свой народ от мала до велика.
В многочисленных письмах меня упрекают в долгом молчании; я прерывая его, начав с обвинения всего народа.
Пусть зовут меня к ответу, пусть судит меня мой народ, но даст мне слово,- и я берусь доказать свое обвинение. Не боясь ничьих укоров, кидаю я свои обвинения в лицо нации, современникам, всему народу, с угла на угол Отечества.
Каждым днем народ пятнает свою честь, историю, срамит себя и клеймит позором Родину.
Я отделяю Россию от ея современного народа. Она принадлежит предкам и потомству; нынешнее поколение не достойно владеть ея святынями, землей, богат- {с. 158} ствами и историей, завещанною славным племенем. Современники пользуются, а не владеют ею, на каждом шагу доказывая свое безсилие и немощь.
Больше жизни люблю я свою Россию и ненавижу нынешнее поколение ея детей, безславных, преступных или рабски-трусливых.
Слушайте вы, все сколько вас есть миллионов, слушайте лентяи, убийцы, подстрекатели и предатели, что обманываете народ, готовясь продать Отчизну! Мне моя честь, правда и труд дают право говорить громко.
Слушайте и вы, трусы, что не умеете пробуждаться от хмары, от навождения, что не способны понять обмана, что не в силах подняться громадами и защитить право, совесть, честь и святую веру и землю свою!
В два года все рухнуло, и народ кажет миру свою изнанку, алчную, ленивую и ничтожную. Все-ли кажут? Нет, тысячи, может быть, сотни тысяч, и миллионы спят, молчат и не хотят сами с себя скинуть это последнее иго рабства и цепи, в которые его готовы сковать новые хозяева, новые Варяги, какая-то не русская помесь холопов с барами.
Нахальство и безпримерная наглость, или рабская трусость - ничего иного не видно. Владыка и воспитатель и наглости и рабства - лень, ее я курсивом ставлю: она - мать русских пороков.
Лень - мать зависти, разврата, разбоя и всей нашей гнусной безидейной революции.
Лень - главная сотрудница графа Витте и всей шайки его заговора: поощряя ее, пользуясь ею, он владычествовал десять лет в среде придворных, сановников, служилых и всяких иных людишек и сводил их в одну с Гапонами, Кутлерами и Хрусталевыми.
И даже с ним поступили безчестно. Вместо того, чтобы всем этим «кадетам» и «трудовикам» пасть ниц {с. 159} перед ним и его славить,- над ним-же издеваются. Даже этот пророк, создатель всей этой анархии - не признан!
У подножия великого образа России копошится, убивая, обворовывая, ненавидя друг друга и площадно бранясь,- наша улица, общество, цвет нации, и, глядя на нее, еще недавно кое-как работавший народ - совсем встал и, разинув рот, ждет, что будет, готовясь что-то «силом взять».
II.
Говорят, у нас триста тысяч безработных. Вздор, их сто миллионов.
Все поголовно бездельничает. Работая два месяца в году, напиваясь до одури на сотни миллионов казенной водки, народ настолько-же миллионов закусывает казенным хлебом и, получая свою сдельную плату, завоевывает себе соседнюю землю, грабя на десятки миллионов и недорабатывая на миллиарды.
На смену неумелой власти правителей, идет социализм, в земледельческой стране, помогать этому царству лени.
Три миллиона худших в мире рабочих требуют 8-часового дня, уменьшая по часу в год, грозя ста миллионам социальным переворотом.
«Земли и воли!» - ревут трудовики. Воли,- получив только что свободу. Земли,- при расчете одного жителя на квадратную версту.
Я понял-бы крик «земли» у народа стесненного в владении, у народа тронувшегося завоевывать землю.
Так поступили японцы, выселив, после победы и завоевания, за полгода четыре миллиона в Манчжурию, в то время как мы за сто лет вывели не более пяти.
Нам-же, топчась на одном выгоне, не двигаясь ни шагу вперед, имея непочатый край свободных земель востока, при дешевой продажной цене на землю,- позорно требовать земли.
Но как ни позорно, а народ двинулся «завоевывать» у себя дома, грабя и убивая своих, выходя сотнями на одного собственника, благо этот класс малочислен...
А в палате, еврей,- выростая в Моисея, в народного героя,- сулит крестьянам землю.
{с. 160}
III.
Все это оправдывается «психозом», «безумием», «невежеством».
Полноте, господа, не обманывайте никого, не оправдывайте. Неспорно, народ поднят на дыбы все тем-же Витте с его прислужниками, справа - Святополками, Булыгиными, Хрусталевыми, и слева - Долгорукими, Стаховичами, Львовыми и целою галереей изменников присяге. Долго крепился народ; после всех поднялись крестьяне,- но всему есть мера, и пора народу опомниться, вспомнить крест на шее, законы и права человеческие.
Или на-ветер Русский Царь говорил, что «собственность неприкосновенна»? Или Царево слово уже не закон? Или не понимает народ, что поделить и прирезать нельзя, что люди перережутся?
Дальше я и в этом разберусь, и в явном неповиновении части народа, а пока еще взглянем кругом.
Притаился купец - боится, молчит. Гробовое молчание или подстрекательство в среде духовенства, вместо крестного похода в народ...
Бездельничают учащиеся и жалкие представители науки. Тешится народ над дворянством, выживают его, жгут, убивают. Суд - трусит. Печать - море клеветы, лжи и призыва к разбою.
Наконец, уже заволновалось, тронулось войско! Солдаты забывают свой долг и присягу. Единственная реальная сила нации - армия, хотя и в частях еще, не верна своему долгу. Сломана дисциплина, слышен ропот, какие-то митинги.
Вот в этом движении - начало конца Империи, если сейчас, сразу, все, что носит оружие, не выделится само, по собственному почину, в отдельное, независимое и послушное только Царю, сословие.
Остальное еще не страшно, Россия переживала худшие дни, своим именем в последние часы будила народ.
И близок конец смуты: кончится она поголовщиной в среде крестьян, когда Думе придется разсчитываться по векселям. Как-бы ни тянула Дума свой проект передела земли,- народ до решения вопроса пойдет друг {с. 161} на друга и сам опомнится, остановится. Все это дурачение народа социализмом, принудительным и дополнительным наделением - кончится скоро, ударив одним концом по Думе, другим по мужику.
Движение в армии связано с «аграрным»,- и вот тут-то участь народа и Государства зависит только от одной армии, и вот почему: не призраки, не социалисты, не кадеты являются для нас новыми грозными Варягами,- а все остальные державы мира.
IV.
Задолго до войны вещал мой слабый голос, что бьют японские барабаны, готовясь к бою. Безпощадно побита и унижена была Россия.
Слышится мне, и ясно слышится новый барабанный призывной бой и боевые сигналы. С Юга, Запада и вновь с Востока двинутся на нас соседи. И на самом деле, не все-же и безконечно терпеть «цивилизованным» белым и желтым народам, как рядом, межа в межу, вражеский им всем изстари народ безобразничает: ни Бога, ни власти, ни законов, все повалили и безсмысленно лезут друг на друга. Не варвары и не дикие, а какие-то сплошь разбойники, самоубийцы.
Россия стала ареной неслыханной анархии: пьяно, лениво,- и все это ревет и друг на друга лезет. Если этот ад и омут привычен стал соотечественникам, то могу заверить, что всем остальным народам и законам наша подлая революция не по нраву. Терпение лопнуло у всех, и, попомните, пол-года не пройдет, нас зажмут в железных тисках.
Все эти прекрасные слова: «демократия» по-иностранному и «царство хамов» (не народа) по-русски: но я утверждаю, что царству этому ни Европа, ни Азия не дадут основаться. Хотя надежды нашего социализма потрясти законы мирового строя рухнули, все-же наша смута измучила все государства и разоряет,- и в этот раз «без шапки золота литого, старому русскому великану», в однех галицах не вынести последнего смертельного удара и не сдобровать, если булат ея, армия, заржавел и болтается в рукоятке.
А Варяги идут, и - пока православные тешатся пожа- {с. 162} рами, да своею Думой,- миллионы штыков блеснут с Запада на нашей границе и скажут «довольно», а то и - «все мое». Невероятного нет. А там, на Востоке, злобно и настойчиво копошатся сотни миллионов желтых соседей и,- благо видят, что теперь Сибирь голыми руками можно взять,- без боя займут все, что стоит захватить.
Исхода другого всей этой шутовской и безсовестной революции нет.
Пора-бы понять, что иного дополнительного передела народ не дождется. Если-же и теперь этого никто не поймет, если от Власти не будет дано народу предостережения, то не миновать нам угрозы сначала, а потом и удара.
Угроза нужна, хоть сейчас, чем скорее тем лучше. Угроза мировой опеки народу, забывшему всякую совесть и свою Родину.
За Россию я не боюсь: гордая, она примет вызов, и верю я, что когда ей придется опять звать на бой своих сыновей,- вся эта дрянь, все ничтожество, что сегодня взяло верх и готово развенчать Россию,- все это сгинет, и явятся же, наконец, люди мощи, воли, ума, а главное,- смелые и безупречно-честные.
Пусть лучше подходят эти Варяги, но не доморощенные, низменные. Пусть угрожают, пусть занесут меч над нашей ленью и трусостью верхов, столкнувшихся с подонками народа. Если нет внутренней силы подняться и сознать близость опасности и гибели страны,- пусть предостережет угроза извне, страшная для малодушных и не опасная той огромной, живой и здоровой части народа, что носит в недрах своих и честь, и любовь к России, двигавших на подвиги поколения наших чудо-богатырей.
К бою последнему, неминуемому, будет готовиться не хамство, не улица и не общество, и не аристократия, которой у нас нет и никогда не было, а середина, та середина, что молчит до сих пор, и которую нужно силой и окликом призвать к подвигам и делу.
Если есть эта середина в недрах народа, спасена Россия.
Нет ея,- она погибла, и сменят ее, великую, державную, иные государства, названия и разделения,- и из {с. 163} конца в конец услышит проклятие погубивший свою Россию народ, презренный всеми.
Близок час развязки, и пусть скорее наступит, лишь-бы не этот длящийся, мучительный позор смуты и процесс внутреннего гниения.
Готовиться надо, угрозы нечего бояться ни откуда, выходы есть, есть и люди, но первой, кому надо немедленно опомниться - это армии.
Для последнего боя и поединка, для внутренней тягостной охранной службы, армия должна, повторяю, сама отделиться от всего населения, быть в стороне, скованная, слитая от генерала до солдата одною мыслью и целью, безстрастная как судья и исполнительница законов, зоркая в охране Монархии, с удесятеренной энергией,- должно наше войско знать, что им, и только им одним, решается судьба России.
{с. 157}
I.
Страна лентяев, трусов, насильников, завистников, воров, развратников и пьяниц.
Царство безвластия, безволия, беззакония, безверия и безсовестности.
Вот до чего мы доведены, в чем обязаны признаться всему миру, не обвиняя никого, а обвиняя себя самих, весь свой народ от мала до велика.
В многочисленных письмах меня упрекают в долгом молчании; я прерывая его, начав с обвинения всего народа.
Пусть зовут меня к ответу, пусть судит меня мой народ, но даст мне слово,- и я берусь доказать свое обвинение. Не боясь ничьих укоров, кидаю я свои обвинения в лицо нации, современникам, всему народу, с угла на угол Отечества.
Каждым днем народ пятнает свою честь, историю, срамит себя и клеймит позором Родину.
Я отделяю Россию от ея современного народа. Она принадлежит предкам и потомству; нынешнее поколение не достойно владеть ея святынями, землей, богат- {с. 158} ствами и историей, завещанною славным племенем. Современники пользуются, а не владеют ею, на каждом шагу доказывая свое безсилие и немощь.
Больше жизни люблю я свою Россию и ненавижу нынешнее поколение ея детей, безславных, преступных или рабски-трусливых.
Слушайте вы, все сколько вас есть миллионов, слушайте лентяи, убийцы, подстрекатели и предатели, что обманываете народ, готовясь продать Отчизну! Мне моя честь, правда и труд дают право говорить громко.
Слушайте и вы, трусы, что не умеете пробуждаться от хмары, от навождения, что не способны понять обмана, что не в силах подняться громадами и защитить право, совесть, честь и святую веру и землю свою!
В два года все рухнуло, и народ кажет миру свою изнанку, алчную, ленивую и ничтожную. Все-ли кажут? Нет, тысячи, может быть, сотни тысяч, и миллионы спят, молчат и не хотят сами с себя скинуть это последнее иго рабства и цепи, в которые его готовы сковать новые хозяева, новые Варяги, какая-то не русская помесь холопов с барами.
Нахальство и безпримерная наглость, или рабская трусость - ничего иного не видно. Владыка и воспитатель и наглости и рабства - лень, ее я курсивом ставлю: она - мать русских пороков.
Лень - мать зависти, разврата, разбоя и всей нашей гнусной безидейной революции.
Лень - главная сотрудница графа Витте и всей шайки его заговора: поощряя ее, пользуясь ею, он владычествовал десять лет в среде придворных, сановников, служилых и всяких иных людишек и сводил их в одну с Гапонами, Кутлерами и Хрусталевыми.
И даже с ним поступили безчестно. Вместо того, чтобы всем этим «кадетам» и «трудовикам» пасть ниц {с. 159} перед ним и его славить,- над ним-же издеваются. Даже этот пророк, создатель всей этой анархии - не признан!
У подножия великого образа России копошится, убивая, обворовывая, ненавидя друг друга и площадно бранясь,- наша улица, общество, цвет нации, и, глядя на нее, еще недавно кое-как работавший народ - совсем встал и, разинув рот, ждет, что будет, готовясь что-то «силом взять».
II.
Говорят, у нас триста тысяч безработных. Вздор, их сто миллионов.
Все поголовно бездельничает. Работая два месяца в году, напиваясь до одури на сотни миллионов казенной водки, народ настолько-же миллионов закусывает казенным хлебом и, получая свою сдельную плату, завоевывает себе соседнюю землю, грабя на десятки миллионов и недорабатывая на миллиарды.
На смену неумелой власти правителей, идет социализм, в земледельческой стране, помогать этому царству лени.
Три миллиона худших в мире рабочих требуют 8-часового дня, уменьшая по часу в год, грозя ста миллионам социальным переворотом.
«Земли и воли!» - ревут трудовики. Воли,- получив только что свободу. Земли,- при расчете одного жителя на квадратную версту.
Я понял-бы крик «земли» у народа стесненного в владении, у народа тронувшегося завоевывать землю.
Так поступили японцы, выселив, после победы и завоевания, за полгода четыре миллиона в Манчжурию, в то время как мы за сто лет вывели не более пяти.
Нам-же, топчась на одном выгоне, не двигаясь ни шагу вперед, имея непочатый край свободных земель востока, при дешевой продажной цене на землю,- позорно требовать земли.
Но как ни позорно, а народ двинулся «завоевывать» у себя дома, грабя и убивая своих, выходя сотнями на одного собственника, благо этот класс малочислен...
А в палате, еврей,- выростая в Моисея, в народного героя,- сулит крестьянам землю.
{с. 160}
III.
Все это оправдывается «психозом», «безумием», «невежеством».
Полноте, господа, не обманывайте никого, не оправдывайте. Неспорно, народ поднят на дыбы все тем-же Витте с его прислужниками, справа - Святополками, Булыгиными, Хрусталевыми, и слева - Долгорукими, Стаховичами, Львовыми и целою галереей изменников присяге. Долго крепился народ; после всех поднялись крестьяне,- но всему есть мера, и пора народу опомниться, вспомнить крест на шее, законы и права человеческие.
Или на-ветер Русский Царь говорил, что «собственность неприкосновенна»? Или Царево слово уже не закон? Или не понимает народ, что поделить и прирезать нельзя, что люди перережутся?
Дальше я и в этом разберусь, и в явном неповиновении части народа, а пока еще взглянем кругом.
Притаился купец - боится, молчит. Гробовое молчание или подстрекательство в среде духовенства, вместо крестного похода в народ...
Бездельничают учащиеся и жалкие представители науки. Тешится народ над дворянством, выживают его, жгут, убивают. Суд - трусит. Печать - море клеветы, лжи и призыва к разбою.
Наконец, уже заволновалось, тронулось войско! Солдаты забывают свой долг и присягу. Единственная реальная сила нации - армия, хотя и в частях еще, не верна своему долгу. Сломана дисциплина, слышен ропот, какие-то митинги.
Вот в этом движении - начало конца Империи, если сейчас, сразу, все, что носит оружие, не выделится само, по собственному почину, в отдельное, независимое и послушное только Царю, сословие.
Остальное еще не страшно, Россия переживала худшие дни, своим именем в последние часы будила народ.
И близок конец смуты: кончится она поголовщиной в среде крестьян, когда Думе придется разсчитываться по векселям. Как-бы ни тянула Дума свой проект передела земли,- народ до решения вопроса пойдет друг {с. 161} на друга и сам опомнится, остановится. Все это дурачение народа социализмом, принудительным и дополнительным наделением - кончится скоро, ударив одним концом по Думе, другим по мужику.
Движение в армии связано с «аграрным»,- и вот тут-то участь народа и Государства зависит только от одной армии, и вот почему: не призраки, не социалисты, не кадеты являются для нас новыми грозными Варягами,- а все остальные державы мира.
IV.
Задолго до войны вещал мой слабый голос, что бьют японские барабаны, готовясь к бою. Безпощадно побита и унижена была Россия.
Слышится мне, и ясно слышится новый барабанный призывной бой и боевые сигналы. С Юга, Запада и вновь с Востока двинутся на нас соседи. И на самом деле, не все-же и безконечно терпеть «цивилизованным» белым и желтым народам, как рядом, межа в межу, вражеский им всем изстари народ безобразничает: ни Бога, ни власти, ни законов, все повалили и безсмысленно лезут друг на друга. Не варвары и не дикие, а какие-то сплошь разбойники, самоубийцы.
Россия стала ареной неслыханной анархии: пьяно, лениво,- и все это ревет и друг на друга лезет. Если этот ад и омут привычен стал соотечественникам, то могу заверить, что всем остальным народам и законам наша подлая революция не по нраву. Терпение лопнуло у всех, и, попомните, пол-года не пройдет, нас зажмут в железных тисках.
Все эти прекрасные слова: «демократия» по-иностранному и «царство хамов» (не народа) по-русски: но я утверждаю, что царству этому ни Европа, ни Азия не дадут основаться. Хотя надежды нашего социализма потрясти законы мирового строя рухнули, все-же наша смута измучила все государства и разоряет,- и в этот раз «без шапки золота литого, старому русскому великану», в однех галицах не вынести последнего смертельного удара и не сдобровать, если булат ея, армия, заржавел и болтается в рукоятке.
А Варяги идут, и - пока православные тешатся пожа- {с. 162} рами, да своею Думой,- миллионы штыков блеснут с Запада на нашей границе и скажут «довольно», а то и - «все мое». Невероятного нет. А там, на Востоке, злобно и настойчиво копошатся сотни миллионов желтых соседей и,- благо видят, что теперь Сибирь голыми руками можно взять,- без боя займут все, что стоит захватить.
Исхода другого всей этой шутовской и безсовестной революции нет.
Пора-бы понять, что иного дополнительного передела народ не дождется. Если-же и теперь этого никто не поймет, если от Власти не будет дано народу предостережения, то не миновать нам угрозы сначала, а потом и удара.
Угроза нужна, хоть сейчас, чем скорее тем лучше. Угроза мировой опеки народу, забывшему всякую совесть и свою Родину.
За Россию я не боюсь: гордая, она примет вызов, и верю я, что когда ей придется опять звать на бой своих сыновей,- вся эта дрянь, все ничтожество, что сегодня взяло верх и готово развенчать Россию,- все это сгинет, и явятся же, наконец, люди мощи, воли, ума, а главное,- смелые и безупречно-честные.
Пусть лучше подходят эти Варяги, но не доморощенные, низменные. Пусть угрожают, пусть занесут меч над нашей ленью и трусостью верхов, столкнувшихся с подонками народа. Если нет внутренней силы подняться и сознать близость опасности и гибели страны,- пусть предостережет угроза извне, страшная для малодушных и не опасная той огромной, живой и здоровой части народа, что носит в недрах своих и честь, и любовь к России, двигавших на подвиги поколения наших чудо-богатырей.
К бою последнему, неминуемому, будет готовиться не хамство, не улица и не общество, и не аристократия, которой у нас нет и никогда не было, а середина, та середина, что молчит до сих пор, и которую нужно силой и окликом призвать к подвигам и делу.
Если есть эта середина в недрах народа, спасена Россия.
Нет ея,- она погибла, и сменят ее, великую, державную, иные государства, названия и разделения,- и из {с. 163} конца в конец услышит проклятие погубивший свою Россию народ, презренный всеми.
Близок час развязки, и пусть скорее наступит, лишь-бы не этот длящийся, мучительный позор смуты и процесс внутреннего гниения.
Готовиться надо, угрозы нечего бояться ни откуда, выходы есть, есть и люди, но первой, кому надо немедленно опомниться - это армии.
Для последнего боя и поединка, для внутренней тягостной охранной службы, армия должна, повторяю, сама отделиться от всего населения, быть в стороне, скованная, слитая от генерала до солдата одною мыслью и целью, безстрастная как судья и исполнительница законов, зоркая в охране Монархии, с удесятеренной энергией,- должно наше войско знать, что им, и только им одним, решается судьба России.