176. От Японии до Японии… Начало пути: как становятся начальниками штабов…
Оригинал взят у wlad_ladygin в 176. От Японии до Японии… Начало пути: как становятся начальниками штабов…
Приятно с одной стороны, когда круг друзей расширяется. Недавно «обнаружил» меня сын легендарного штурмана Николая Яковлевича Стогина - Олег Стогин. Затем неожиданно познакомился с сыном ГСС Константина Исааковича Уржунцева - Юрием, «зашедшим» по случаю на мой «ЖЖ». И внучка Турчина Ивана Павловича, начальника штаба 19-го авиакорпуса, завершавшего от АДД Вторую Мировую войну в Манчжурии, Екатерина Павловна Рахман, путешествуя по просторам Интернета, написала мне. Это берет за душу и, в то же время, обязывает …
Екатерина Павловна, предоставив уникальные воспоминания своего легендарного деда, «пытала» меня, что же нового я сумел подчерпнуть для своих «исследований»?
Турчин Иван Павлович, видать, попытался в свое время опубликовать свои воспоминания, но как многие, подобные ему, уперся в непреодолимость нашей родной советской системы - «это не можно, а это подождет», так и не осуществил задуманное. И вот, настал тот час, когда благодарные внуки, «нечаянно» обнаружив дедовы записи, готовы сделать их достоянием всякого, кто в них заинтересован… И большим грехом было бы, если этого они не сделали.
Что же я подчерпнул нового для себя, изучая эти записи? Сразу и не скажешь, но вот что подкупает - это гармония частного с общим… Попытаюсь объяснить… на частном…
Мои школьные годы пришлись на 60-70 годы прошлого века… Да и студенчество мое пришлось на конец 70-х и начало 80-х… А когда мои отпрыски учились уже в школе, они задавали мне вопрос: а на какой черт нам, папа, биология, химия и т.д. , если мы учимся в математических, или в гуманитарных классах? Вот и ответь сразу без доли сомнения в правоте сей нужности! А ответ, как мне кажется, весьма прост - в воспитании и развитии интеллекта… простого пролетария и крестьянина… И я благодарен этой советской средней образовательной школе… и я искренне сочувствую нынешнему поколению, лишенному этой уникальной возможности… учиться всему… не зная ничего… и искать себя на этой базе… и все мы оказывались при деле… У меня даже принцип выработался: в своей «узкой» сфере я старался быть более знающим и умеющим, чем мой начальник… иногда получалось… и между прочем ценилось…
И так слово генерал-лейтенанту:
«Окончив в 1932 году летную школу, я окончательно связал свою судьбу с Военно-воздушными силами, в которых затем прослужил тридцать восемь лет.
В летной школе мы познакомились с новым "бригадным" методом изучения теоретических дисциплин, каждое учебное отделение разбивалось на бригады по три - четыре человека. Бригадиром назначался наиболее успевающий слушатель, под руководством которого бригада готовилась к очередным занятиям и выполняла домашние задания. На устные вопросы преподавателя на занятиях отвечал представитель бригады, - обычно это был ее руководитель.
Оценка, как устного ответа, так и письменной работы выставлялась тоже одна на всю бригаду. Оценки успеваемости, конечно, были высокие. Но даже нам - слушателям, не говоря уже о преподавателях, это казалось дикостью. К счастью этот метод просуществовал только одну зиму. К весне 1932-го года он был отменен, и вновь каждый слушатель стал лично отвечать за свою успеваемость.
После окончания летной школы, вместо того чтобы отправить меня в строевую эскадрилью, я был оставлен инструктором в той же школе. Такая перспектива меня мало устраивала и я, попробовав различные способы уйти из школы, пришел к заключению, что единственный путь уйти - это поступить в академию.
На предварительном отборе кандидатов в академию в штабе Приволжского военного округа весной 1933-го года я по всем общеобразовательным предметам (русский язык, физика, география) получил одни посредственные оценки. К вступительным экзаменам меня допустили, но возвратившись из Самары и получив месячный отпуск для подготовки в академию, я присоединил к нему еще полагавшиеся мне два месяца очередного отпуска, нанял за свой счет репетиторов и засел за учебники. С репетитором по математике я договорился так: изучать учебники буду самостоятельно, а к нему два раза в неделю буду приходить только за разъяснениями тех вопросов, которые не одолею сам. Взяв задачник по алгебре Шапошникова и Вальцева и по геометрии задачник Рыбкина, я перерешал все нечетные номера задач от первого до последнего, пользуясь учебниками алгебры и геометрии.
А с теми задачами, которые сам не мог решить, приходил на консультацию к репетитору.
Осенью я уверенно выдержал вступительные экзамены в Военно-воздушной академии им. профессора Жуковского и в 1937 году закончил академию уже с отличием.
Учеба в академии, как и учеба в летной школе, тоже не обошлась без экспериментов. Весной 1934-го года, после зимнего периода обучения на первом курсе поступила директива начальника управления Военно-воздушных сил изучать со слушателями первого курса стенографию. И все лето в серпуховском лагере вперемежку с полетами мы занимались стенографией, пока к концу лагерного периода не пришло распоряжение отменить эти занятия.
Осенью 1934-го года поступала новая директива об изучении со слушателями командного факультета инженерных дисциплин. В связи с этим был добавлен еще один год: вместо трех - четыре года обучения.
К концу 35/36 учебного года выяснилось, что для изучения даже по сокращенной программе инженерных дисциплин параллельно с оперативно - тактическими четырех лет не хватит, поэтому было добавлено еще полгода. Затем осенью 1936-го года, по-видимому, стало ясно, что при такой программе обучения слушатель командного факультета не получает достаточно ни оперативно - тактических, ни инженерных знаний. Поэтому для командного факультета были отменены инженерные дисциплины на четвертый курс. Тогда командованием академии было решено, что в 36/37 учебном году будет два третьих курса: 3-й курс и третий курс - А.
Надо все же заметить, что год изучения инженерных предметов в академии дал нам возможность в дальнейшем глубже разбираться в авиационно - технических вопросах и теории полета.
Здесь в академии через двенадцать лет после моего убытия из червонно-казачьего полка мне пришлось еще раз встретиться с бывшим командиром полка Андриановым. В 1937 году начальник штаба воздушной армии особого назначения (АОН) комбриг Андрианов в качестве председателя государственной экзаменационной комиссии принимал выпускной экзамен на командном факультете академии им. Жуковского. Он узнал меня, вспомнил, как отправлял в кавалерийскую школу и с улыбкой сказал, что дурь из меня действительно выбили.
После окончания Военно-воздушной академии осенью 1937-го года, я получил назначение в Забайкальский военный округ на должность начальника оперативного отдела 101 тяжелобомбардировочной авиационной бригады, базировавшейся на аэродроме у ж.-д. станции Домно.
Прибыл я в бригаду к тому времени, когда авиация Забайкальского военного округа переходила на новую полковую организацию. И наша 101 авиабригада к марту 1938-го года была переформирована в 38-й бомбардировочный авиационный полк. Командиром авиаполка был назначен замечательный летчик и талантливый командир Виктор Федорович Лебедев, а я - начальником штаба авиаполка.
В течение лета нам предстояло сдать самолеты ТБ-3, получить на Иркутском заводе скоростные бомбардировщики «СБ» и к осени обучить весь летный состав полетам на новом самолете в дневных и ночных условиях. Задача, прямо скажем, не из легких уже хотя бы потому, что 101 бригада имела в своем составе три эскадрильи по двенадцать самолетов, а созданный на ее основе 38 авиаполк включал пять эскадрилий по двенадцать самолетов, таким образом, количество экипажей увеличивалось сразу почти на две трети.
У меня не было опыта в планирования и организации боевой подготовки в строевых частях. К сожалению, нас этому тогда в академии не учили. Но свежо было в памяти напутствие начальника факультета о том, что мы должны нести в строевые части знания тактики боевых действий авиации в будущей войне. И я активно занялся разработкой и проведением тактических занятий с командирами эскадрилий и офицерами штаба полка.
Командир полка сначала снисходительно смотрел на эти мои «академические упражнения», но однажды не выдержал и сказал:
-«Знаешь что, с тактикой мы вполне можем повременить до зимы, а если к осени мы не пересадим полк на самолеты СБ и не овладеем ночными полетами, то нас с тобой поснимают с должностей. Поэтому я буду руководить ночными полетами, а ты - дневными. А помощник командира полка и командиры эскадрилий отрабатывать с летчиками технику пилотирования»
Вот так командир полка и спустил меня с облаков на землю.
К осени все экипажи полка летали днем, а командиры звеньев и часть летчиков летали и ночью. К зиме овладели мы и высотными полетами. Правда, в овладении высотными полетами не обошлось без казусов.
Мы с командиром полка В.Ф. Лебедевым, сделав несколько полетов с весьма не совершенными еще кислородными приборами КП-2 на высоту 6-7 тысяч метров, решили, что можно несколько форсировать подготовку и попробовать подняться сразу до потолка самолета. Взлетев на спарке (самолет с двойным управлением) мы на высоте четыре тысячи метров, как и положено, по инструкции включили кислородные приборы и уже почти добрались до высоты 9500 метров, на этой высоте я, вдруг почувствовал непреодолимое желание уснуть. Сказывалась недостаточная тренировка. Чтобы стряхнуть с себя эту сонливость я сделал резкое движение корпусом и... потерял сознание. Очнулся я уже на высоте 6000 метров и не мог сразу понять режим полета самолета: земля мне виделась то справа, то слева, небо - то вверху, то внизу. Наконец я пенял, что самолетом никто не управляет, и он падает как лист с дерева. Значит, командир тоже потерял сознание. Взяв штурвал, я вывел самолет в горизонтальный полет и в это время по движению штурвала почувствовал, что командир требует управление себе. Весь остальной полет до посадки мы оба гадали: догадывается ли напарник, что я терял сознание. Только на земле, выйдя из самолета, мы пристально посмотрели в глаза друг другу и все поняли без слов".
Продолжение следует
Приятно с одной стороны, когда круг друзей расширяется. Недавно «обнаружил» меня сын легендарного штурмана Николая Яковлевича Стогина - Олег Стогин. Затем неожиданно познакомился с сыном ГСС Константина Исааковича Уржунцева - Юрием, «зашедшим» по случаю на мой «ЖЖ». И внучка Турчина Ивана Павловича, начальника штаба 19-го авиакорпуса, завершавшего от АДД Вторую Мировую войну в Манчжурии, Екатерина Павловна Рахман, путешествуя по просторам Интернета, написала мне. Это берет за душу и, в то же время, обязывает …
Екатерина Павловна, предоставив уникальные воспоминания своего легендарного деда, «пытала» меня, что же нового я сумел подчерпнуть для своих «исследований»?
Турчин Иван Павлович, видать, попытался в свое время опубликовать свои воспоминания, но как многие, подобные ему, уперся в непреодолимость нашей родной советской системы - «это не можно, а это подождет», так и не осуществил задуманное. И вот, настал тот час, когда благодарные внуки, «нечаянно» обнаружив дедовы записи, готовы сделать их достоянием всякого, кто в них заинтересован… И большим грехом было бы, если этого они не сделали.
Что же я подчерпнул нового для себя, изучая эти записи? Сразу и не скажешь, но вот что подкупает - это гармония частного с общим… Попытаюсь объяснить… на частном…
Мои школьные годы пришлись на 60-70 годы прошлого века… Да и студенчество мое пришлось на конец 70-х и начало 80-х… А когда мои отпрыски учились уже в школе, они задавали мне вопрос: а на какой черт нам, папа, биология, химия и т.д. , если мы учимся в математических, или в гуманитарных классах? Вот и ответь сразу без доли сомнения в правоте сей нужности! А ответ, как мне кажется, весьма прост - в воспитании и развитии интеллекта… простого пролетария и крестьянина… И я благодарен этой советской средней образовательной школе… и я искренне сочувствую нынешнему поколению, лишенному этой уникальной возможности… учиться всему… не зная ничего… и искать себя на этой базе… и все мы оказывались при деле… У меня даже принцип выработался: в своей «узкой» сфере я старался быть более знающим и умеющим, чем мой начальник… иногда получалось… и между прочем ценилось…
И так слово генерал-лейтенанту:
«Окончив в 1932 году летную школу, я окончательно связал свою судьбу с Военно-воздушными силами, в которых затем прослужил тридцать восемь лет.
В летной школе мы познакомились с новым "бригадным" методом изучения теоретических дисциплин, каждое учебное отделение разбивалось на бригады по три - четыре человека. Бригадиром назначался наиболее успевающий слушатель, под руководством которого бригада готовилась к очередным занятиям и выполняла домашние задания. На устные вопросы преподавателя на занятиях отвечал представитель бригады, - обычно это был ее руководитель.
Оценка, как устного ответа, так и письменной работы выставлялась тоже одна на всю бригаду. Оценки успеваемости, конечно, были высокие. Но даже нам - слушателям, не говоря уже о преподавателях, это казалось дикостью. К счастью этот метод просуществовал только одну зиму. К весне 1932-го года он был отменен, и вновь каждый слушатель стал лично отвечать за свою успеваемость.
После окончания летной школы, вместо того чтобы отправить меня в строевую эскадрилью, я был оставлен инструктором в той же школе. Такая перспектива меня мало устраивала и я, попробовав различные способы уйти из школы, пришел к заключению, что единственный путь уйти - это поступить в академию.
На предварительном отборе кандидатов в академию в штабе Приволжского военного округа весной 1933-го года я по всем общеобразовательным предметам (русский язык, физика, география) получил одни посредственные оценки. К вступительным экзаменам меня допустили, но возвратившись из Самары и получив месячный отпуск для подготовки в академию, я присоединил к нему еще полагавшиеся мне два месяца очередного отпуска, нанял за свой счет репетиторов и засел за учебники. С репетитором по математике я договорился так: изучать учебники буду самостоятельно, а к нему два раза в неделю буду приходить только за разъяснениями тех вопросов, которые не одолею сам. Взяв задачник по алгебре Шапошникова и Вальцева и по геометрии задачник Рыбкина, я перерешал все нечетные номера задач от первого до последнего, пользуясь учебниками алгебры и геометрии.
А с теми задачами, которые сам не мог решить, приходил на консультацию к репетитору.
Осенью я уверенно выдержал вступительные экзамены в Военно-воздушной академии им. профессора Жуковского и в 1937 году закончил академию уже с отличием.
Учеба в академии, как и учеба в летной школе, тоже не обошлась без экспериментов. Весной 1934-го года, после зимнего периода обучения на первом курсе поступила директива начальника управления Военно-воздушных сил изучать со слушателями первого курса стенографию. И все лето в серпуховском лагере вперемежку с полетами мы занимались стенографией, пока к концу лагерного периода не пришло распоряжение отменить эти занятия.
Осенью 1934-го года поступала новая директива об изучении со слушателями командного факультета инженерных дисциплин. В связи с этим был добавлен еще один год: вместо трех - четыре года обучения.
К концу 35/36 учебного года выяснилось, что для изучения даже по сокращенной программе инженерных дисциплин параллельно с оперативно - тактическими четырех лет не хватит, поэтому было добавлено еще полгода. Затем осенью 1936-го года, по-видимому, стало ясно, что при такой программе обучения слушатель командного факультета не получает достаточно ни оперативно - тактических, ни инженерных знаний. Поэтому для командного факультета были отменены инженерные дисциплины на четвертый курс. Тогда командованием академии было решено, что в 36/37 учебном году будет два третьих курса: 3-й курс и третий курс - А.
Надо все же заметить, что год изучения инженерных предметов в академии дал нам возможность в дальнейшем глубже разбираться в авиационно - технических вопросах и теории полета.
Здесь в академии через двенадцать лет после моего убытия из червонно-казачьего полка мне пришлось еще раз встретиться с бывшим командиром полка Андриановым. В 1937 году начальник штаба воздушной армии особого назначения (АОН) комбриг Андрианов в качестве председателя государственной экзаменационной комиссии принимал выпускной экзамен на командном факультете академии им. Жуковского. Он узнал меня, вспомнил, как отправлял в кавалерийскую школу и с улыбкой сказал, что дурь из меня действительно выбили.
После окончания Военно-воздушной академии осенью 1937-го года, я получил назначение в Забайкальский военный округ на должность начальника оперативного отдела 101 тяжелобомбардировочной авиационной бригады, базировавшейся на аэродроме у ж.-д. станции Домно.
Прибыл я в бригаду к тому времени, когда авиация Забайкальского военного округа переходила на новую полковую организацию. И наша 101 авиабригада к марту 1938-го года была переформирована в 38-й бомбардировочный авиационный полк. Командиром авиаполка был назначен замечательный летчик и талантливый командир Виктор Федорович Лебедев, а я - начальником штаба авиаполка.
В течение лета нам предстояло сдать самолеты ТБ-3, получить на Иркутском заводе скоростные бомбардировщики «СБ» и к осени обучить весь летный состав полетам на новом самолете в дневных и ночных условиях. Задача, прямо скажем, не из легких уже хотя бы потому, что 101 бригада имела в своем составе три эскадрильи по двенадцать самолетов, а созданный на ее основе 38 авиаполк включал пять эскадрилий по двенадцать самолетов, таким образом, количество экипажей увеличивалось сразу почти на две трети.
У меня не было опыта в планирования и организации боевой подготовки в строевых частях. К сожалению, нас этому тогда в академии не учили. Но свежо было в памяти напутствие начальника факультета о том, что мы должны нести в строевые части знания тактики боевых действий авиации в будущей войне. И я активно занялся разработкой и проведением тактических занятий с командирами эскадрилий и офицерами штаба полка.
Командир полка сначала снисходительно смотрел на эти мои «академические упражнения», но однажды не выдержал и сказал:
-«Знаешь что, с тактикой мы вполне можем повременить до зимы, а если к осени мы не пересадим полк на самолеты СБ и не овладеем ночными полетами, то нас с тобой поснимают с должностей. Поэтому я буду руководить ночными полетами, а ты - дневными. А помощник командира полка и командиры эскадрилий отрабатывать с летчиками технику пилотирования»
Вот так командир полка и спустил меня с облаков на землю.
К осени все экипажи полка летали днем, а командиры звеньев и часть летчиков летали и ночью. К зиме овладели мы и высотными полетами. Правда, в овладении высотными полетами не обошлось без казусов.
Мы с командиром полка В.Ф. Лебедевым, сделав несколько полетов с весьма не совершенными еще кислородными приборами КП-2 на высоту 6-7 тысяч метров, решили, что можно несколько форсировать подготовку и попробовать подняться сразу до потолка самолета. Взлетев на спарке (самолет с двойным управлением) мы на высоте четыре тысячи метров, как и положено, по инструкции включили кислородные приборы и уже почти добрались до высоты 9500 метров, на этой высоте я, вдруг почувствовал непреодолимое желание уснуть. Сказывалась недостаточная тренировка. Чтобы стряхнуть с себя эту сонливость я сделал резкое движение корпусом и... потерял сознание. Очнулся я уже на высоте 6000 метров и не мог сразу понять режим полета самолета: земля мне виделась то справа, то слева, небо - то вверху, то внизу. Наконец я пенял, что самолетом никто не управляет, и он падает как лист с дерева. Значит, командир тоже потерял сознание. Взяв штурвал, я вывел самолет в горизонтальный полет и в это время по движению штурвала почувствовал, что командир требует управление себе. Весь остальной полет до посадки мы оба гадали: догадывается ли напарник, что я терял сознание. Только на земле, выйдя из самолета, мы пристально посмотрели в глаза друг другу и все поняли без слов".
Продолжение следует