Маннергейм и Петроград. Часть 4.
Часть 3
"Генерал без армии"
Избранный первый президент Финляндии К.Ю. Стольберг уже при своем вступлении на пост обозначил довольно резкое изменение финской внешней политики, провозгласив её целью мирное сосуществование с соседними странами и урегулирование отношений с ними дипломатическим путем. Одновременно финское руководство поспешило официально откреститься от последнего на тот момент сепаратистского детища периода маннергеймовского правления - т.н. «республики Северная Ингрия», вооруженным отрядам которой финское военное ведомство буквально в последние дни регентства выделило 500 винтовок и 8 пулеметов. Это образование появилась на свет в июне 1919-го в результате антисоветского восстания в нескольких приграничных деревнях на Карельском перешейке. «Республика» занимала площадь около 30 кв. километров, но её руководство уже имело вполне наполеоновские планы по «освобождению» всей Ингерманландии. Откладывать их в долгий ящик не стали. 27 июля отряд ингерманладцев во главе с финским подполковником Ю. Эльвенгреном захватил еще несколько приграничных деревень, немедленно начав там расправы над «неправильными», т.е. просоветски настроенными жителями. Однако «освободительный поход» закончился быстро и бесславно. Население не спешило присоединяться к Эльвенгрену, а подошедшие части Красной Армии отбросили «освободителей» обратно на территорию непризнанной республики уже 31 июля. Развивая успех, 8 августа отряды красных вошли на территорию «Северной Ингрии», что вызвало паническое бегство повстанцев в Финляндию. Однако, опасаясь спровоцировать Финляндию, 18 августа красноармейские части были выведены с территории «республики».
Новые финские власти заявили, что к действиям Эльвенгрена не имеют никакого отношения и по некоторым данным даже арестовали его, однако если это и правда, то арест продлился очень недолго. В тоже время был похоронен разрабатывавшийся при Маннергейме план второго олонецкого похода, для чего предполагалось завербовать еще три тысячи финских добровольцев.
Все это, безусловно, не могло не радовать большевистское руководство, которое уже 11 сентября обратилось к Финляндии с предложением о нормализации отношений. Казалось бы, в свете сделанных Стольбергом заявлений и предпринятых шагов такое предложение должно было, как минимум, положительно быть встречено финским правительством. Но не тут-то было! Налаживать отношения с Советской Россией новое финское руководство спешило ничуть не больше, чем предыдущее. Все свои внешнеполитические шаги Финляндия делала с заметной оглядкой на позицию своих «новых друзей», т.е. страны Антанты, и в первую очередь Великобританию. Бывший в то время министром иностранных дел Р. Холсти без обиняков писал, что «Финляндия делает все, что хочет Антанта».
Антанта же, в свою очередь, установление нормальных взаимоотношений между Финляндией и большевиками отнюдь не приветствовала. Она совершенно определенно поддерживала белое движение в России, но представители этого самого белого движения меньше всего были заинтересованы в заключении мира между Советской Россией и Финляндией. Да и внутри самой Финляндии силы, выступавшие против мирного соглашения с Советами, по-прежнему имели большой политический вес. Хотя финское руководство на данном этапе фактически отказалось от прямого военного вторжения в российскую Карелию в той или иной форме (помимо прочего, Финляндия банально не имела на это средств), отказываться от разжигания и поддержки карельского сепаратизма никто в финской правящей верхушке не собирался. Кроме того, довольно широко среди буржуазных парламентских фракций было распространено убеждение, что заключение мира с Советской Россией открыло бы путь большевистской пропаганде на Финляндию, которая нашла бы благодатную почву среди финских рабочих и могла бы даже привести к гибели финского государства. Третьим фактором были достигнутые русскими белыми осенью 1919 года военные успехи, поставившие большевиков на грань поражения. В таких условиях договариваться о чем-либо с Советами было бы, по мнению ряда крупных финских политиков, равносильно самоубийству. Финляндия тянула с ответом больше месяца, выясняя позиции стран Антанты и новообразованных прибалтийских стран. Только 16 октября советские предложения были вынесены на обсуждение финского парламента, где выступившие единым фронтом буржуазные партии отклонили их в тот же день.
Ну а что же наш герой? Ставший первым лицом государства Стольберг первое время имел намерение сохранить правительство К. Кастрёна в неизменном виде. Однако Кастрён неожиданно поставил условием продолжения своей работы назначение Маннергейма на пост главнокомандующего. Скорее всего, это было результатом влияния сторонников бывшего регента и т.н. «активистов», но мы сейчас не будем сейчас углубляться в дебри подковерной борьбы в финской политической элите. Стольберг ничего против такого назначения не имел, но теперь уже Маннергейм выкатил президенту свои условия, на которых он согласится на новое назначение. Фактически он потребовал для себя широчайших полномочий, в частности подчинения ему не только армии, но и всего военного ведомства, и де-факто превращения армии в «государство в государстве», в дела которого финское правительство не должно было вмешиваться. В области политических требований Маннергейм считал непременным условием своего согласия заключение соглашения межу Финляндией с одной стороны и Колчаком и Юденичем с другой для скорейшей совместной ликвидации большевизма, а также… ну конечно же участия Финляндии в походе на Петроград!
На выполнение подобных требований ни один вменяемый глава государства пойти не мог (можете вы себе представить армию, в «дела» которой правительство страны не может вмешиваться?), в результате Стольберг отказался от услуг Маннергейма в этой роли. А вместе с ним и от правительства Кастрёна, поэтому 15 августа было сформировано новое правительство. Но все же президент попытался использовать в интересах Финляндии связи нашего фигуранта за границей, предложив ему должность финского посланника в Париже, однако теперь уже Маннергейм отклонил предложение Стольберга.
Один из наиболее известных биографов Маннергейма, Вейо Мери, писал: «Совершенно независимо от того, занимал ли Маннергейм официальный пост или нет, мысль о завоевании Петербурга не давала ему покоя. Это была великая задача его жизни. Выполнив её, он сыграл бы свою всемирно-историческую роль». Эти слова как нельзя точно отражают весь внутренний смысл поступков и действий нашего героя на протяжении 1918-19 годов. И получив в итоге к концу лета 1919-го государственную должность «НИКТО», Маннергейм, ничуть не смущаясь, продолжал гнуть свою линию, будучи уверенным, что его авторитета в Финляндии будет достаточно для организации похода на Петроград.
Справедливости ради, Маннергейм действительно и после своей отставки сохранял в Финляндии большой политический вес. Офицеры, открыто грозившие военным мятежом в случае не избрания Маннергейма президентом, продолжали служить на своих должностях. В финском правительстве бывшего регента не без основания считали неформальным лидером местных германофилов (забавное обстоятельство, с учетом личного негативного отношения Маннергейма к немцам - но что поделать, цель оправдывает средства…). Британские дипломаты в Хельсинки и после отставки регента считали его «центральной фигурой» в Финляндии. Да и колчаковское правительство видело в Маннергейме серьезную политическую величину. Недаром прибывший в Хельсинки представитель Колчака Н.Н. Шебеко проводил в переговорах с Маннергеймом едва ли не больше времени, чем с действующим финским правительством.
6 сентября Маннергейм встретился с британским поверенным в Финляндии Г. Кеннардом и имел с ним длительную беседу, пытаясь убедить его в том, что если английское руководство пообещает финнам материальную помощь и поддержку, он сможет организовать поход финской армии на Петроград даже без соответствующего решения правительства. Однако Кеннард, внимательно выслушав генерала, с деланным удивлением заметил, что на счет помощи финнам в этом вопросе британское правительство никаких заявлений не делало и никаких обещаний не давало. В отчете своему руководству он так же отмечал, что вне близких к Маннергейму кругов интервенционистские настроения не популярны и общим настроением здесь является то, что Финляндии лучше всего заниматься своими внутренними делами. Кроме того, Кеннард указал, что вокруг Маннергейма группируются сторонники прогерманской ориентации, среди которых много старших офицеров финской армии.
Последнее обстоятельство особенно болезненно воспринималось в Лондоне. Хотя Германия и потерпела поражение в первой мировой войне, её позиции в балтийском регионе продолжали оставаться достаточно сильными. Дошло до того, что в апреле 1919-го немцы организовали переворот в Латвии, свергнув проанглийское правительство Ульманиса и заменив его на прогерманское. В начале сентября немцы развили заметную активность и в отношении Финляндии. Немецкий посланник в Финляндии и командующий немецкими войсками в Прибалтике фон дер Гольц на пару убеждали финское руководство в необходимости предпринять интервенцию в Россию и взять Петроград. Неудивительно, что упорно добивавшийся того же Маннергейм вызывал серьезные подозрения в Лондоне.
Что касается позиции собственно финского правительства по данному вопросу, то его предельно четко изложил в беседе с тем же Кеннардом 14 сентября глава финского МИД Холсти. Последний без обиняков заявил британскому дипломату, что если Антанта и дальше будет занимать невнятную позицию в отношении возможного похода финнов на Петроград, то германофильские круги и Маннергейм пойдут на сотрудничество с немцами в вопросе борьбы с большевизмом и тогда Финляндия может снова уйти в прогерманский лагерь. Чтобы избежать этого, действующее финское руководство готово (конечно же, «крайне неохотно», поскольку нынешняя финская политика - «политика неучастия в интервенции» и т.д. и т.п.) предпринять такой поход в сотрудничестве с союзниками. Для такого похода Финляндии нужны:
а) Займы;
б) Помощь снаряжением, оружием и боеприпасами;
в) Четкие обязательства от Антанты, что она будет добиваться от будущего правительства России признания финской независимости.
«На этой базе теперешнее правительство, если на него будет оказано давление, согласилось бы на интервенцию в Россию». Иными словами, финны буквально просили «надавить» на них, подкрепив «давление» обещаниями поддержки перед бывшей метрополией и весомой материальной помощью, и тогда Финляндия поступиться своими моральными принципами и таки даст согласие на противный её убеждениям поступок. Забавно, что при этом ярый англофил Холсти практически игнорировал французского поверенного, как будто все решения Антанты целиком и полностью зависели главным образом от Британии. Между тем, Франция по вопросу финской интервенции в Россию занимала куда более благожелательную позицию, нежели Англия, хотя и не заявляла о ней официально.
Но вернемся к Маннергейму. Не сумев добиться ничего определенного от британского посланника, наш герой решил отправиться в Париж и Лондон, чтобы там лично убедить руководство союзников в крайней необходимости наступления финнов на Петроград. Уже 17 сентября бывший регент в очередной раз покинул Финляндию, опубликовав перед отъездом очередное «политическое завещание» в котором напрямую привязал степень интереса союзников к Финляндии с вопросом о том, насколько бескомпромиссно Финляндия будет бороться с большевизмом. Маннергейм уехал за границу как частное лицо, но с намерениями вполне себе государственного масштаба. И это стало его большой ошибкой.
В Париже Маннергейму вроде бы сопутствовал успех. Премьер-министр Ж. Клемансо и верховный главнокомандующий маршал Ф. Фош полностью разделяли стремление некогда русского генерала «раздавить гадину большевизма» прямо в её логове и активно подзуживали на этот шаг и финское правительство. Но, увы и ах для Маннергейма, Франция в этот момент четко следовала в кильватере британской политики и никаких самостоятельных гарантий или помощи предложить финнам не могла. Британцы же видели в Маннергейме едва ли не германского агента влияния, в результате чего миссия Маннергейма нашла понимание лишь у единичных представителей британской правящей элиты, в частности у сэра У. Черчилля. Маннергейм единым фронтом с находившимися в Париже представителями русского белого движения Савинковым, Сазоновым и некоторыми другими пытались «растормошить» британцев и добиться от них хотя бы материальной помощи (Маннергейм не совсем честно уверял русских, что фактически единственная загвоздка для выступления финнов - отсутствие средств на военную компанию). Эпопея продолжалась до начала ноября, когда английское правительство, несмотря на ходатайство Черчилля, дало Маннергейму отрицательный ответ по вопросу о предоставлении займа. Разные комбинации, предлагавшиеся с той же целью русскими белогвардейцами (например, выдача займа из средств, переданных большевиками Германии по Брест-Литовскому миру и затем оказавшихся в Великобритании) понимания и поддержки у англичан тоже не встретили.
Интересно отметить, однако, что одна из ведущих британских газет, «Таймс», активно агитировала финнов за вмешательство в гражданскую войну в России и даже посвятила этому несколько своих передовиц в конце октября - начале ноября. В результате у стороннего наблюдателя, не вхожего в британские правящие круги и не знакомого с их позицией, складывалось устойчивое ощущение, что Великобритания даже оказывает давление на Финляндию для того, чтобы подвигнуть её к походу на Петроград.
Британская дипломатия рассматривала вопрос с участием финнов в походе на Петроград главным образом через призму отношений с побежденной, но не уничтоженной Германией. И в Лондоне опасались, что интервенция финнов в Россию может запустить цепь событий, которые, в конце концов, приведут к прямому вмешательству в войну германских войск в Прибалтике и серьезному усилению германского влияния не только в Финляндии, но и в России. В частности, в качестве одного из вариантов развития событий рассматривалось обращение финнов за военной помощью к немцам в случае неудачного развития интервенции. Поэтому британская дипломатия осенью 1919 года не только не проявляла ни малейшего интереса к усилиям Маннергейма, но и активно воздействовало на финское правительство в том духе, что ему не следует ввязываться в сомнительные авантюры с непредсказуемым финалом.
Можно сказать, что в первой декаде ноября 1919 года мечты Маннергейма въехать на белом коне в освобожденный им Петроград были похоронены окончательно и бесповоротно. Пока Маннергейм обивал пороги европейских «сильных мира сего», его влияние в самой Финляндии заметно снизилось. Понимая, что его мечты уходят в песок, Маннергейм предпринял совсем уж неджентльменский шаг. 25 октября он направил бывшему премьер-министру Л. Ингману телеграмму, в которой сообщил, что Франция, как он якобы узнал, намерена предоставить заем на 30 млн. фунтов-стерлингов при условии немедленной интервенции в Россию. Ингман немедленно отправился к Стольбергу, но президент решил для начала дождаться официального подтверждения, которого, естественно, не поступило. Провокация не удалась. Тогда 28 октября Маннергейм написал открытое письмо Стольбергу, в котором угрожал Финляндии некой ответственностью, которую Европа и Россия возложат на неё в случае поражения белых, если Финляндия не вмешается и вопрошал, не обвинит ли потом человечество (!) финский народ в малодушии. Вероятно, своей пропитанной патетикой речью Маннергейм рассчитывал подтолкнуть финское руководство к действиям, но эффекта добился прямо противоположного. На отставного регента посыпалась критика не только со стороны социал-демократов, но и от правоцентристских партий.
Одновременно внутри Финляндии разгорался правительственный кризис. Назначенное в середине августа новое правительство Ю. Веннолы в конце октября начало подвергаться яростным нападкам со стороны правых партий за якобы неуместные консультации с прибалтийскими «государственными образованиями» по вопросу советских мирных предложений. Уязвленный Венола поставил вопрос о доверии правительству перед парламентом, чем и решили воспользоваться интервенционисты, чтобы свалить чересчур «миролюбивый» по их мнению кабинет. Главную ставку они делали на… социал-демократов, которые по традиции должны были высказать недоверие буржуазному правительству. Однако социал-демократическая фракция попросту устранилась от участия в голосовании, состоявшемся 30 октября. Депутаты же буржуазных фракций хотя и не подавляющим, но уверенным большинством (70 против 44) выказали поддержку правительству Венолы и его курсу. Фактически это означало полное поражение не только самого Маннергейма, но и его сторонников в Финляндии.
В декабре 1919 года Маннергейм все еще жил остатками иллюзий относительно своего места и роли в борьбе с большевизмом. Он ездил в Лондон, Париж, Варшаву в надежде добиться санкции и финансовой поддержки Антанты для организации некоего антибольшевистского похода во главе с ним, но, вероятно, именно они окончательно и подкосили его веру в успех подобного предприятия. По крайней мере, когда в начале 1920-го года к нему в Варшаву прибыли представители его оставшихся сторонников в Финляндии с предложением возглавить некие российско-финляндские добровольческие силы для похода на Петроград, или даже вернуться в Финляндию и организовать государственный переворот, Маннергейм отказался и уехал из Варшавы в Западную Европу. Вероятно, он знал, что еще в ноябре 1919 года попытки сформировать в Финляндии более-менее крупную добровольческую армию потерпели полное фиаско из-за нежелания правительства поддерживать подобные затеи. А возглавлять очередную химеру ни сил, ни желания у него не было.
В заключение, так сказать для полноты картины, вкратце расскажем о позиции финского правительства в отношении Петрограда, которую оно заняло осенью 1919 года. Помимо несогласия Великобритании финансировать операцию против Петрограда, вторым серьезным сдерживающим фактором по-прежнему оставалось несогласие правительства Колчака давать какие-либо обещания относительно независимости Финляндии. При этом русские белогвардейцы активно давили на финнов, чтобы подтолкнуть их к выступлению. Особенно ратовали за вступление Финляндии в войну представители правительства Северной области во главе с генералом Е.К. Миллером. Экспедиционные силы Антанты готовились к эвакуации с русского севера, что ставило белогвардейские силы в этом регионе в крайне щекотливое положение. Противоборства с Красной Армией один на один они бы попросту не выдержали (что и показала практика несколькими месяцами позже).
Финское же правительство на данном этапе гораздо больше заинтересовал вновь поднятый вопрос о Карелии, поскольку считалось, что силы как красных, так и белых целиком заняты под Петроградом и появился хороший шанс «взять» вожделенную Карелию. 13-14 октября в Хельсинки прошел съезд разномастных карельских комитетов и «правительств», который направил финскому правительству просьбу об оказании немедленной помощи в «освобождении» карел и ингерманландцев. Но внешнеполитическая комиссия парламента 18 октября отклонила идею очередного «освободительного похода» в Восточную Карелию, однако решило усилить гарнизоны в захваченных ранее районах, а при удобном случае занять и Кандалакшу. По поводу же Петрограда было решено занимать прежнюю пассивную позицию.
К середине октября успехи белых оказались настолько впечатляющими, что во всем мире уже принялись отсчитывать последние дни правительства Ленина. Деникин, наступавший на Москву, 13 октября взял Орел, Юденич находился на ближних подступах к Петрограду. Финское правительство в сложившихся условиях оказалось в довольно щекотливом положении. Ведь никаких гарантий независимости ни от Колчака, ни от Анатанты Финляндия так и не получила. Единственным из русских «правительств», признавших её было спешно сформированное в августе англичанами в противовес немецкой администрации в Прибалтике «Северо-западное правительство» во главе с С. Г. Лианозовым. Но само это «правительство» не признавал даже Колчак, поэтому ценность его деклараций была близка к нулю. Кроме того, уже 18 октября Колчак через Юденича назначил свое собственное правительство северо-западной области, словно подчеркивая, что ни в грош не ставит Лианозова и Ко. Офицеры армии Юденича снова не стесняясь говорили о походе не Финляндию после взятия Петрограда.
Финны для демонстрации своей лояльности англичанам и русским белогвардейцам присоединились к морской блокаде Советской России и приняли участие в операциях британского флота в Финском заливе силами своих береговых батарей и авиации, правда участие это было скорее символическим из-за слабости финской армии. В ночь на 22 октября правительство Венолы приняло решение ввести в действие предварительные планы мобилизации (очевидно, в том числе и для защиты от будущих «победителей»). Вновь активизировались ингерманландские отряды под командованием Эльвенгрена.
Однако уже в начале третьей декады октября положение белых под Петроградом начало стремительно меняться не в пользу белых и представители Юденича и Колчака вновь зачастили к финнам. Белогвардейцы даже обратились с посменным обращением о помощи, впрочем, по-прежнему ничего конкретного не обещая взамен, кроме возмещения расходов, связанных с интервенцией. Не останавливались они и перед откровенным шантажом и угрозами. Так, 21 октября член русского комитета в Париже Б.В. Савинков через финского посланника «рекомендовал» правительству Финляндии немедленно оказать помощь Юденичу, поскольку если белые возьмут Петроград сами, ни Антанта, ни Германия не спасут страну о русских притязаний.
Несмотря на стремительно ухудшавшееся положение Юденича, разномастные белые «правительства» вели себя крайне непоследовательно и бестолково. В частности, протест штаба Юденича вызвало то обстоятельство, что финны назвали обращение к ним «просьбой», а не «предложением»… В итоге, под давлением обстоятельств, 30 октября Юденич «сломался» и запросил Колчака, может ли он заключить соглашение с финнами на основании договоренностей, заключенных ранее с Маннергеймом, упирая на то, что независимость Финляндии - свершившийся факт и нужно это признать. Колчак ответил только 4 ноября, сообщив, что готов вести переговоры с финнами и даже прислать официального представителя в Хельсинки, но дальше этого пойти не считает возможным. Финнов такое положение, естественно, не устраивало, и они отклоняли предложения белых одно за другим, ссылаясь на позицию парламента и отсутствие средств. Явно с подачи белоэмигранского русского комитета, на Финляндию в этом вопросе пыталась давить и Франция, но исключительно на словах, не делая никаких официальных заявлений. Однако, поскольку Англия была против интервенции, а США заявили о том, что они не собираются воздействовать на правительство Финляндии в этом вопросе в ту или иную сторону, позицию Франции финны попросту игнорировали.
В начале ноября финское правительство окончательно потеряло интерес к интервенции против Петрограда, хотя эта идея еще несколько раз периодически всплывала в виде разных абстрактных проектов соглашений. 5 ноября финское правительство официально ответило на последний запрос Лианозова о помощи, сообщив последнему, что «искренне сочувствует» и делает все возможное для оказания Петрограду возможной экономической помощи, но принять участие в совместных военных действиях не может по причине отсутствия гарантий независимости и помощи со стороны Антанты.
Финские интервенционисты в течение всего ноября предпринимали попытки сформировать крупную армию из добровольцев, требуя у правительства вооружить её, но поддержки в этом начинании не нашли и к концу месяца всякие разговоры о походе на Петроград в Финляндии замерли окончательно. Русские белогвардейцы, со своей стороны, обещаниями и посулами не прекращали попыток все же втянуть финнов в войну весь ноябрь. Но финское руководство увлеченно занялось «карельским вопросом», плетя интриги и настраивая население северной Карелии против… правительства Миллера. В ноябре Миллер узнал об этом и разорвал отношения с Хельсинки, выслав финского консула из Мурманска. А в январе 1920-го прекратила существование и армия самого «верховного правителя» России А.В. Колчака. Русским белогвардейцам стало не до походов на Петроград, и для финнов этот вопрос окончательно отпал сам собой. В советско-финляндских отношениях начиналась новая эпопея, закончившаяся подписанием в Тарту мирного договора в октябре 1920 года.
Последним, кто предложил финнам атаковать Петроград во время гражданской войны в России, судя по всему, был военный министр Эстонии, сделавший это в декабре 1919-го. По мнению эстонского «стратега», это... укрепило бы позиции Эстонии на мирных переговорах! Понятно, что подобное предложение заинтересовало Венолу и Стольберга не больше, чем идея выпрыгнуть из окна здания парламента вниз головой, и эстонцу в вежливых дипломатических выражениях посоветовали искать дураков в своей деревне.
Маннергейм же после фиаско с исполнением своей «всемирно-исторической роли» на десять лет фактически исчез из политической жизни, посвятив себя общественной работе, путешествиям и прочим атрибутам светской жизни. Финляндия так и не выступила активно против Советской власти в России, хотя как могла вставляла ей палки в колеса. По сути, обуздать гипертрофированные амбиции Маннергейма удалось только англичанам, категорически отказывавшимся в любой форме поддерживать или спонсировать его проекты захвата Петрограда. Между тем вмешательство финнов, безо всякого сомнения, решило бы судьбу если не всей большевистской революции, то Петрограда, как её центра - наверняка. В.И. Ленин по этому поводу прямо писал: «Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии или - немного более - помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда». А это, по его же словам, «наполовину судьба Советской власти в России». Таким образом, оставшись в стороне, Финляндия таки сыграла свою «всемирно-историческую роль», правда отнюдь не такую, о какой мечтал Маннергейм.