В мае 1913 г. видный французский экономист, Эдмон Тери, отправился в Россию для исследования экономического чуда: буйного преобразования экономически отсталой империи в современную сельскохозяйственную и промышленную сверхдержаву. Результаты железнодорожного путешествия были поразительны и весьма далеки от мрачных ожиданий. Тери писал, что к 1948 г. население России может достичь отметки в 343,9 млн человек - втрое больше, чем в Германии, в шестеро больше, чем в Великобритании, и в восемь раз больше, чем во Франции. Экономист доказывал, что «если с1912 по 1950 гг. всё будет идти так же, как шло с 1900 по 1912 гг., то к середине столетия Россия будет доминировать в Европе - как политически, так и экономически». О поражение России в Русско-японской войне (1904-05 гг.) можно было забыть. Несмотря на череду волнений по всей стране, а также на социалистов, анархистов и вечных заговорщиков радикальной интеллигенции, готовивших крушение царскому строю, Россия не казалась французу государством, стоящим на грани полномасштабной социальной революции. Казалось, впереди - светлое будущее.
Разумеется, в 1913 г. превосходство России ещё только оформлялось. География бросала страшный вызов передвижению товаров и людей. Приличных дорог было слишком мало. Телефонная связь имелась меньше чем в одной из тысячи русских деревень, не было ни одной публичной телефонной станции, связанной с остальным миром. Протяжённость железнодорожной сети составляла только четверть от американской, несмотря на то, что Франция прозорливо финансировала строительство российских железных дорог с целью ускорить мобилизацию своего союзника во время войны с Германией. Поразмыслив над железнодорожным расписанием, Тери подсчитал, что пассажирский экспресс, вышедший из Челябинска (граница Европы и Азии), доберётся до Германии минимум за 75 часов и девять минут.
Однако, с военной точки зрения, недостатки российской географии - за исключением необъятных пространств, удобных для отступления - не были совершенно непреодолимы. С экономических позиций, величина России вообще могла рассматриваться, как нераскрытый потенциал. Со временем, крупные инвестиции и естественный прирост населения превратили бы бедные внутренние области с едва выживающими крестьянами в новые сельскохозяйственные центры России, которые бы соответствовали уровню промышленности в более развитых регионах. Экономический подъём США в XIX в. был вызван заселением американского запада, точно также развитие Сибири должно было подтолкнуть Россию в XX в. Сильная, густонаселённая Россия могла стать могучим союзником и грозным противником. Франция на это рассчитывала.
Ожидалось, что развитию российской экономики будет сопутствовать не общественный раскол и революция, а устойчивая технократическая модернизация. Несмотря на тупость царя и госдумы в конституционных вопросах, правительство России всё же могло спокойно проводить реформы, принимая новые технические стандарты, новые законодательные меры и новые методы управления.
Технический прогресс шёл в России семимильными шагами (хотя по-прежнему сильно отставал от сверхразвитых Америки и Германии). Летом того же года, в газете «Биржевые ведомости» было опубликовано интервью с молодым авиаконструктором Игорем Сикорским. Беседа состоялась на Корпусном аэродроме, где Сикорский с гордостью показывал свои самолёты: «Десятку», получившую приз на прошлогодних военных соревнованиях, «Монокок» и четырёхдвигательный «Гранд», на тот момент крупнейший самолёт в мире. Авиаконструктор жаловался, что слишком много самолётов в России по-прежнему строилось в соответствии с зарубежными моделями. Однако, по его словам, Россия стремительно догоняла запад. «С каждым днём у нас всё больше опыта в самолётостроении и воздухоплавании» - радовался он - «Мы уже недалеко от наших учителей, скоро мы их обгоним». Сам царь навестил Сикорского и выразил поддержку его новаторской работе. А на другом конце общественной лестницы авиация прославлялась в картинах, стихах и пьесах футуристов, вышедших из недр петербургских кафе.
Точно также Российская империя пыталась освободиться от зависимости перед иностранными инвестициями. К 1913 г. русские вкладывали всё больше и больше собственных средств в новые фабрики и электростанции, новые бумажные заводы, железные дороги и шахты. За три предыдущих года русские предприниматели основали 774 акционерных общества - в три раза больше, чем было основано в Германии за пять лет - и это несмотря на достаточно сложную процедуру регистрации.
Поэтому неудивительно, что городской средний класс был охвачен модой на биржевые спекуляции. Даже Русская православная церковь поддалась всеобщему возбуждению на рынке ценных бумаг. «Отцы церкви подписывались на акции, и обитые бархатом кареты архиепископов виднелись вблизи биржи» - вспоминал великий князь Александр Михайлович. «Капитализм победил во всём мире» - писал в 1913 г. будущий вождь революции Владимир Ленин, который в то время скрывался в австро-венгерской Галиции.
Допустим, согласно марксистской теории капитализм должен рано или поздно смениться социализмом. Но когда именно? Требования, заявленные во время большинства промышленных забастовок, были скорее экономическими, а не политическими. Неужели эти требования могли стать реальной угрозой царскому строю? Какая искра могла разжечь пожар революции в сельской России, где урожаи постоянно увеличивались, а доходы крестьян росли? «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой» - писал Ленин Горькому в 1913 г. - «но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие».
Председатель Совета министров и министр финансов, граф Коковцов, считал, что уклонение от войны будет иметь решающее значение для экономического развития России и её общественной гармонии, хотя многие при дворе настаивали на более активном участии России в решении Балканского вопроса. «Не будь войны, не будь того, что произошло вообще во время ее… и через какие-нибудь l0 лет разумного управления Россия оказалась бы на величайшей высоте ее процветания» - утверждал Коковцов спустя много лет после Первой мировой войны и революции, которая навечно смела царский режим. В 1913 г. противники войны получили неожиданную поддержку со стороны старца Григория Распутина. «Немцы и турки пожрут друг друга» - заявил он журналисту - «А нам нужно в согласии и мире жить, тогда потихоньку-полегоньку и вознесёмся над всеми, так Бог велит».
В тот предвоенный год Россия наслаждалась безумным, но всё же вполне реальным, экономическим ростом. Британские газеты, критикуя недалёкость русских политиков и опасаясь новых вспышек волнений в России, призывали инвесторов к дополнительным вкладам. «Россия спешит» писал Британский корреспондент в Петербурге. Электрические трамваи сменяли гужевой транспорт. Тяга богатых к иностранной моде и зарубежным путешествиям совмещалась с привычной русской бесшабашностью. Великий князь Александр Михайлович отмечал, что в те дни шампанское из-за границы выписывали «не ящиками, а целыми магазинами».
Тем летом великий князь побывал в Нью-Йорке. Вернувшись в Петербург, он потчевал царскую семью рассказами об Америке - заокеанском двойнике России, ещё одной державе размером с континент.
Юбилей Романовых
Для консервативных умов 1913 год предоставлял особую возможность отпраздновать чудесное воскрешение империи: в этом году отмечалось 300-летие династии Романовых. Первая половина года была наполнена различными торжествами: пышная служба в Казанском соборе, речной круиз царя вниз по Волге в Кострому, где в 1613 г. Михаилу Романову предложили стать царём, и триумфальный въезд царя в Москву. Придворные пропагандисты проводили параллели между Михаилом Фёдоровичем и его наследником из XX в. (пароход, на котором Николай плыл по Волге, носил имя его славного предка). Преданность народа царю Михаилу спасла Россию от разрушения в 1613 г. Именно такая преданность нужна была Николаю II в 1913 г., поэтому он постоянно подчёркивал неразрывную связь народа и царя. Эта идея была высказана в биографии Николая II («Царствование Государя Императора Николая Александровича»), написанной генерал-майором Елчаниновыми и опубликованной в начале 1913 г. (царь лично проверил и одобрил эту книгу).
Публикация прижизненной биографии царя многим казалась слишком смелым нововведением. В конце концов, ведь это было общество, всерьёз переживавшее, что марки с изображениями членов царской семьи - почти священные образы - пачкаются хамоватыми работниками почты. Однако книга Елчанинова была типичным жизнеописанием святого. Актуальный политический тезис книги основывался на цикличности русской истории: «В начале каждого столетия Россия переживает тяжкие тревоги и потрясения» - писал Елчанинов. Смута XVII века, неудачное начало Северной войны в XVIII в., нашествие Наполеона и сдача Москвы в 1812 г., поражение в Русско-японской войне 1904-05 гг. «Что же за причина этих бедствий?» - спрашивал автор - «И чем, наоборот, спасались мы из них?»
Верой в царя! - вот ответ Елчанинова. Наполеона прогнала преданность русских своему государю. Проблемы России в начале XX в. нужно было решать точно так же. «Сколько заблудивших, сбитых с толку людей было [во время революции 1905 г.]!» - писал придворный - «Но едва только народ откликнулся на призыв Царя к единению с Ним, - как снова заблистало солнце над Русской Землёй». Разумеется, сочинение Елчанинова основывалось на весьма избирательном прочтении русской истории, но оно было созвучно представлению Николая II о своей роли Отца Отечества. Книга нашла своего читателя и за границей: она была переведена на французский (членом царской семьи) и на английский (британским офицером).
В главе «Венценосный труженик» Елчанинов описывает сверхчеловеческие способности «кормчего русской земли» - или, попросту, способности Николая как усерднейшего государственного руководителя. «Государь пишет, почти не обращаясь за справками, ясно быстро и без помарок, мысли выражает всегда просто и кратко, излагает их простым русским языком, избегая длинных предложений и не любя иностранных слов». Хотя царский кабинет был всегда завален документами, «залежей в работе никогда не бывает… Государь всегда знает, где что лежит». Свидетельством величия Николая II был и тот факт, что он самостоятельно запечатывал конверты, был способен разобрать самый непонятный почерк и знал историю всех русских полков от и до. Другими словами, это был царь-отличник.
Елчанинов утверждал, что министры наслаждались работой с Николаем II и восхищались умением Первого Чиновника «облечь мысли докладчика в краткую, точную и вполне законченную форму». «Я люблю слышать правду» - постоянно повторял царь своему окружению.
Неискренность и двойственность
Сами министры, однако, сообщали несколько иные сведения. Несмотря на внешнюю любезность, царь бывал раздражающе уклончив. Он плёл неумелые интриги за спинами своих министров. Граф Витте, министр финансов начала правления Николая II, в 1899 г. подал царю конфиденциальную записку о несовместимости самодержавия и земских реформ. Этот обстоятельный труд (200 страниц) завершался попыткой убедить царя, что «неискренность и двойственность» политического курса даст только отрицательные результаты.
Положение дел не улучшилось даже после конституционной революции 1905-06 гг. и последующего создания думы - выборного законодательного органа. Радикальные консерваторы (включая супругу царя) считали думу не желанным изъявлением народной воли, а нежелательным ограничением царской власти. Поначалу большинство консерваторов полагали, что дума нежизнеспособна и должна выполнять только совещательную, а не законодательную функцию.
Сам царь как обычно был в затруднении. Реформатор Пётр Столыпин, председатель совета министров с 1906 по 1911 гг., только под угрозой своей отставки удержал Николая II от реформ, направленных на ограничение власти местных самоуправлений в западной России. В 1911 г. в Киеве Столыпин был убит и царь сразу же понял, что он сильно ошибался, когда интриговал против своего премьер-министра. Преемник Столыпина, Коковцов, узнал о своей окончательной отставке в начале 1914 г. из придворных слухов. От царя он никакого предупреждения не получал.
В то же время многие опасались влияния, которое оказывал на царя Распутин. Нет оснований считать, что Распутин определял конкретные детали политики. Он не был ни Макьявелли, ни выдающимся лоббистом в сердце правительства. Угроза, которую он представлял, была иного рода. С одной стороны, он играл роль святого при мудром и благородном царе (Распутин называл его «Папой») и побуждал Николая II больше доверять самому себе, а не искать советов у окружающих. С другой стороны, скандальная репутация Распутина могла запятнать царскую семью. Полицейский отчёт, поданный в феврале 1913 г., описывал образ жизни Распутина:
Отпустив проституток Ботвинкину и Козлову (Свечной пер. 11) Распутин в компании с кем-то ещё сразу же отправился к Головиным. Он покинул их спустя два часа и пошёл к Невскому проспекту, где снова прихватил проститутку и пошёл с ней в бани на Конюшенной…
Примерно в то же время, царь в своём дневнике невинно описал приезд Распутина в Царское село: «В 4 часа приняли доброго Григория, который остался у нас час с ¼.»
На этом фоне торжества 1913 г. должны были засвидетельствовать личную популярность царя. Это была возможность доказать, что старая политическая формула «самодержавие, православие, народность» всё ещё работала.
С этой целью придворные царя провели ряд национальных мероприятий, которые так или иначе признавали несметное число народностей Российской империи (в 1913 г. в России были опубликованы книги на иврите, немецком, литовском, эстонском, польском и армянском языках). Тем не менее, за русским ядром (в этническом и религиозном плане) признавалось очевидное первенство. Во время петербургских празднований символом такой иерархии стало расположение большинства нерусских позади Казанского собора, что придавало им вид подчинённых народов. Некоторым из нерусских подданных Николая II приходилось подтверждать свою преданность вне официальных празднований. В новой петербургской мечети мулла напоминал эмиру Бухары, хану Хивы и мусульманам в думе, что «преданность престолу и любовь к Родине завещаны Аллахом и Пророком Его Мухаммедом»
Разумеется, не все были впечатлены мероприятиями по случаю 300-летия. Уже после революции, находясь в изгнании, Коковцов писал об «отсутствии энтузиазма и сравнительно небольшом количестве народа», встречающего царскую семью во время круиза по Волге. Несмотря на внешнюю торжественность церемонии, она оставляла «чувство пустоты». Экстремисты, социалисты и анархисты вряд ли могли поддаться масштабной царской пропаганде в виде памятных книг по случаю юбилея (было напечатано 4 млн экземпляров) и фильмов, снятых во время спланированных общественных мероприятий.
Однако, вопреки этим мрачным занудам, торжества всё же имели успех, несмотря на постоянное отсутствие супруги царя на публичных мероприятиях, всеобщий шок, вызванный болезненностью наследника Николая II (во время московских празднований мальчика держал солдат) и замешательство царя при встречах с людьми, преодолевшими сотни километров, чтобы засвидетельствовать своё почтение.
Многие были поражены благоговением обычных русских перед личностью царя. Крестьяне заходили по пояс в Волгу, чтобы хоть мельком увидеть его. Подавляющее большинство русских поддерживали царя больше, чем всех политиков думы. Свита Николая II убедилась в этом и не могла не радоваться. Тобольский священник Димитрий Смирнов, побывавший на петербургских торжествах и везший в подарок копию Абалакской иконы Богоматери, обнаружил, что его сомнения относительно крепости русских ценностей, появившиеся после революции 1905 г., совершенно рассеялись от увиденного и услышанного им в столице империи в 1913 г. «Не каждый ли русский рвал глотку во время пения нашего гимна в эти великие дни?» - риторически вопрошал священник. Он запомнил лучи солнца, блестевшие на куполах Петербурга (хотя другие очевидцы утверждали, что небо было затянуто тучами).
Успех празднований по случаю 300-летия имел значение также и за пределами России. Иностранные дипломаты, наблюдая разворачивавшиеся по всей стране события, отметили сильное политическое единство России - важнейший фактор, определяющий её военный потенциал в любой будущей войне. В частности, московские торжества были наполнены искренностью и сердечностью. «Эмоции народа, вызванные приездом царя, производили ошеломляющее впечатление», - вспоминал британский дипломат. Казалось, империя вернулась на пути своя.
Альтернативная реальность
Обсуждение положения России в 1913 г. позволяет реконструировать возможное альтернативное направление русской истории за 20-30 следующих лет. Великая война, разразившаяся в 1914 г., не была неизбежной. Если бы она никогда не случилась, весьма вероятно, что в России не произошла бы Октябрьская революция (хотя более или менее мирная Февральская революция вполне могла произойти). Без войны, Российская империя, несомненно, просуществовала бы гораздо дольше. И Россия практически точно стала бы куда многолюдней и гораздо более процветающей, чем она была многие годы после 1913 г.
Подсчёты Тери относительно населения России к середине XX в. - 343,9 млн - предполагали, что прирост в будущем будет таким же, как и в прошлом, а кривая на графике рождаемости будет всё также устремлена вверх с каждым поколением. На самом же деле, Первая мировая война, Гражданская война, продолжительный голод, чистки и Великая отечественная война привели к тому, что население России сильно колебалось в каждом десятилетии после 1913 г. В 1950 г. фактическое население Советского Союза (несколько большая территория, чем была у Российской империи в 1913 г.) составляло чуть больше половины от прогноза Тери.
То же самое и с экономикой. В советской статистике 1913 год был контрольной точкой - последний мирный год царской экономики. Советскому Союзу потребовалось много лет, чтобы достигнуть этой точки. Советский национальный доход в расчёте на душу населения до 1930-х не превышал уровня 1913 г.. Можно только представить, насколько выше было бы совокупное богатство России после 20 мирных лет, если бы экономическому росту и приросту населения не помешало убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и последствия этого убийства
Пророчество
Вопреки замечательным примерам героизма и стойкости - и несмотря на ряд блестящих побед - Первая мировая война стала гибельной для России. За несколько месяцев до начала конфликта бывший министр внутренних дел Дурново подал государю свою знаменитую записку, в которой высказал предположения, что может случиться, если война с Германией - которая, по его словам, противоречила геополитическим и внутренним интересам страны - пойдёт неудачно:
Начнётся с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления… Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению…
Анализ Дурново оказался пророческим. Три года спустя Россию захлестнула революция. Последовала Гражданская война. Коммунизм победил.
Другое предсказание Тери - что Россия к середине XX в. будет доминировать в Европе - полностью сбылось. Или, как минимум, сбылось наполовину; к 1950 г. управляемая русскими советская империя действительно контролировала номинально независимые государства восточной Европы. Престиж и мощь Советского Союза, приобретённые за страшную цену -- миллионы жизней, отданных в Великой отечественной войне, - позволили СССР расширить сферу влияния далеко за пределы своих границ. Заявления, что коммунизм под руководством Москвы вознесёт мир на новый уровень международного братства, обеспечивали идеологическое оправдание неофициального советского господства. Средства управления, бывшие отличительной чертой советского тоталитаризма, - однопартийное государство, привилегированная номенклатура, высокоразвитый орган внутренней безопасности - отлично работали в восточной Европе. В 1913 г. о такой империи можно было только мечтать. На самом деле, в том году многие в министерстве иностранных дел считали, что будущее империи не в Европе, а в Азии.
Даже сегодня, спустя сто лет, последние годы Российской империи продолжают очаровывать русский народ и его руководителей. Неизменными остаются задачи преобразования страны из сырьевого придатка в производящую державу - лидера инноваций. Русская православная церковь всё ещё рассматривается как существенная часть русской идентичности и Российского государства. Владимир Путин постоянно сравнивается с Петром Столыпиным, а сам президент высказывает похвалы своему предшественнику за его храбрость, преданность, патриотизм и умение проводить реформы без революций (несмотря на то, что Столыпин всё-таки плохо кончил). Самое главное, что демонстрация могущества России всё больше и больше основывается на имперских традициях, в дополнение к привычному Дню Победы. Царский двуглавый орёл теперь является штандартом президента Российской Федерации. 1913 год, отмеченный когда-то как годовщина правления Романовых, сегодня считается концом эпохи в истории России. Однако этот год отражается эхом в последнем столетии, как напоминание, что мир мог быть другим - и возможно он был бы лучше.
Автор: Чарльз Эммерсон (Charles Emmerson) Перевод: Игорь Олейник
Оригинал:
History Today October 2013 Charles Emmerson "
The Future's Bright, The Future's Russian" pp. 10-18
От переводчика: Если ты, дорогой читатель, не доволен содержанием статьи, тебе
сюда. А если ты недоволен качеством перевода, то пиши там, где тебе удобней: в комментариях, личных сообщения, по почте.