ИРГ: Древняя Русь. Протогосударство
Что посчитали идеологически важным упомянуть в первой исторической главе книги «Идеология русской государственности» Тимофей Сергейцев, Дмитрий Куликов и Петр Мостовой.
Сюжет
Общие рассуждения о мифе, как начале отсчета истории. Специфика русского мифа: начали с поиска порядка - призвание варягов. Вопрос веры: обращение Владимира - не «маркетинговое исследование», а настоящий христианский фанатизм, с попыткой общения имущества. Отшнуровка от Византии: вера одна, а государства разные. Довольно гуманная правда Ярослава Мудрого, предгосударственная жизнь с правом, историей и литературой, молодой народ как-то котируется в европейских и византийских раскладах, но главное испытание впереди. 250-летний урок единства под игом Орды. Проект Ивана Калиты и его реализация Дмитрием Донским - власть получает тот, кто знает, что делать всем. Оформление исторической уникальности народа: «русские - чтобы побеждать непобедимых». Легендарные акценты победы на Куликовом поле.
Тема
Мифический старт и начало русской истории на догосударственном этапе. Начало отсчета и оформление исторической уникальности народа.
Проблема
Оформление историко-культурной уникальности. Точка сборки получилась вовсе не точкой.
Идея
Легендарное начало государственности и первое крупное историческое испытание - монгольское иго - на догосударственный этапе жизни русского народа задают ключевые черты его историко-культурной личности: стремление к порядку, веру, единство и готовность к самопожертвованию.
Комментарии
Судя по тексту методологов, до «испытания Ордой» русские христиане были достаточно приличным народом, сформированными общим стремлением к порядку и православной верой, инициированной духовным импульсом киевского князя Владимира. Единство и историческая уникальность - «народ способный побеждать непобедимое», и готовность к самопожертвованию - оформилась по итогам слома монгольского ига.
Честно говоря, единство представляется не самым добротно выученным уроком русской истории. В легендарных корнях оно не значится, там порядок и христианская вера.
Единство первый серьезный «урок истории», любопытно будет посмотреть, как он впоследствии отразится на идеологии, в изложении методологов.
Первые импульсы оформления государственности и веры, свод законов и письменная история ещё не делают общность людей народом, который выдержит реальные нагрузки развития в истории, бок о бок с другими уникальными историко-культурными личностями. Например с монголами. Или европейцами, у которых как раз наступило перерождение христианства и появились милитаризированные ордена «монахов-рыцарей».
Пройдемся по ключевым пунктам авторов исходного текста.
Миф
Миф, легенда и история - все знания - методологи настаивают, что их нельзя путать с дешевыми подделками, вроде попыток конструировать прошлое под актуальную идею. Из негативной практики лично мне сразу вспоминаются заходы Альрфеда Розенберга и упражнения итальянских фашистов, на которые ссылается в своем определении фашизма известный семиолог Умберто Эко.
«Само предложение сконструировать «национальный миф» (называемый часто «национальной идеей») является подлинным механизмом вытеснения из интеллектуального оборота любых исторических представлений», - резонно отмечают методологи, и спокойно игнорируют мотив попыток прийти к единой интерпретации процессов прошлого.
Бесконечные споры ужасно нервируют людей («базар»), особенно в цейтноте и ситуации неопределенности, когда необходимо принимать рискованное решение - а ведь это и есть «ситуация идеологии», как нам её представляют сами методологи.
Сами они больше озабочены тем, чтобы развернуть соотношение: чтобы история задавала идеологию, а не наоборот. Споры, по-видимому, предлагается вытеснить в зону деятельности учёных.
Дело науки в том, чтобы создавать знание о прошлом по открытым на данный момент источникам и подтверждать ими свои интерпретации. История - наука о настоящем, рассматривающая действительность как результат процессов прошлого. Прошлое не дано в настоящем, а источники - даны. В тексте приводится ссылка на теоретические размышления Р. Коллингвуда о предмете.
Расставив на место историю - в основание идеологии, а не наоборот - методологи начинают искать место мифу.
«Мы уже отметили, что миф, в отличие от истории, в узком смысле слова является традицией устного предания и фиксирует повторяющиеся значимые (выдающиеся) события, происходившие в непоределенном прошлом», - миф становится точкой отсчета датированного повествования - собственно истории.
«Миф» зафиксированный в письменном виде называется легендой. Как значимые события доисторического периода могут быть повторяющимися - оставим на совести авторов. Возможно, имели в виду привязку элементов устного предания к годичному или суточному циклу, но в тексте этот момент не раскрывается. Не датированные значимые события у русских были, повторяться не повторялись. Подвиги героев Древней Греции или история с Еленой Прекрасной - не повторяющиеся, в отличие от уймы земледельческих мифов.
В любом случае, формировать идеологию нужно отталкиваясь от реального знания, а не воображения, и реальные мифы и легенды содержат определенные знания и ценностные установки, существенные для будущей судьбы народа - вполне бесспорный тезис.
Государство
Призвание варягов - стартовая легенда и точка отсчета истории русской государственности. Любопытен подход к Нестору как первому идеологу и оценка его попытки сконструировать идентичность по событиям, случившимся за пару сотен лет до него.
Получается, что народ начинает интересоваться своей историей и строить идеологию тогда первичный импульс рассеивается, и нужно заново осознать себя и собраться с мыслями насчет траектории дальнейшего исторического пути.
В одной из моих любимых статей про христианство Игорь Бекшаев ссылается на реконструкции деятельности евангелистов. Считается, что Марк, Матфей и Лука выполняли задачу составления объективной версии биографии Христа для крупных христианских общин, которые видели необходимость в том, чтобы избавить жизнеописания Спасителя от вымыслов и «негодных бабьих басен», необходимость в этом возникла через 50-100 лет после событий, вероятно из-за появления неопределенности и разночтений. Из текста методологов вытекает аналогичная модель деятельности Нестора, который фиксирует легенду почти через двести лет после события.
Мышление начинается с ошибки, люди не смотрят под ноги, пока не споткнутся. Интерес Нестора к ценностной основе легенды о варягах косвенно говорит о том, что в исторической траектории появилась неопределенность и летописец почувствовал необходимость принять идеологическое решение.
Подвиг Христа, подготовленные им лично апостолы, а главное - глубоко усвоившие его учение люди, вроде апостола Павла, запустили бурные социальные процессы, которые привели к появлению крупных общин с самосознанием и целеполаганием всего за полвека. Сравнивая с ними ситуацию Нестора видим, что импульс упорядочивания, вытекающий из сюжета о призвании варягов, вызвал интерес и потребовал идеологического внимания значительно позже, что на мой взгляд говорит об относительной слабости социотехнического («этногенетического») импульса. Почему-то мне кажется, что первые лет двести никого особо не волновало «кто мы такие и почему так живем».
Вера
Разговор о мифе, о вере и идеологии не случаен: третья часть главы о предгосударственном синтезе русского народа посвящена обретению единой веры.
Любопытен акцент, который делают методологи. Официальная «школьная» версия принятия христианства их не устраивает, они предпочитают опираться на «Очерки истории Русской Церкви» Антона Владимировича Карташёва, министра вероисповеданий Временного правительства, эмигранта-непримиренца, отказавшегося, впрочем, сотрудничать с германскими нацистами.
По мнению Карташёва, житийная легенда князя Владимира в киевском летописном своде 988 года является поздней вставкой, сделанной под греческим влиянием. Уж больно ненатуральным кажется архетипичный сюжет с рассылкой послов и «маркетинговым исследованием» окрестных религий. По Карташеву, Владимир был «неистовый фанатик» и «апатичный» выбор из предлагаемых вариантов «представляется совершенно неудовлетворительным, ни логически, ни психологически».
Методологи резонно добавляют, что обращение князя должно было быть подлинным чудом, для того, чтобы произвести такое серьезное впечатление на народ, которому ещё только предстояло стать православным. Если бы речь шла о холодном политическом решении, то нашлись бы оппоненты и никакой серьезной народной памяти о нем бы не осталось - ни о княжеских пирах, которые авторы интерпретируют как попытку достичь раннехристианского идеала общения имущества, ни былин, ни прозвища «Красно солнышко».
Получается, что Владимир задал серьезный импульс, который запустил миметическиий процесс христианизации разнородной общности, которую представляли собой на тот момент племена Русской равнины. Методологи подчеркивают, что мы сегодняшние длим тот самый импульс до сих пор.
Единство
Единство - первый «выученный урок» русской истории, следует из текста «Идеологии русской государственности» Сергейцева, Куликова и Мостового. В первичных этногенетических импульсах его не было. Сообщества соединялись в вере, языке и образе жизни, а не сплачивались перед лицом опасности. Возможно поэтому с единством больше всего проблем во всей остальной русской истории.
Методологи описывают «вполне приличное» средневековое протогосударственное образование Древней Руси. С государственной легендой, метафизической основой (обращение Владимира), правом в виде «Русской правды» Ярослава Мудрого, рефлексией собственной истории в виде «Повести временных лет» и литературой («Слово о полку Игореве»). Все в нем хорошо, и невест привозим интересных, и с Царьградом себя поставить смогли, и веру приняли да византийской власти не подчинились. Вот только феодальная раздробленность нарастает, и никаким единством даже и не пахнет.
Разница во времени между образованием народа и «уроком единства» преподанным монголами наводит на мысль, о том, что русское единство - это относительно поздняя черта историко-культурной личности. И как будто не самая устойчивая. Вдумаемся: и Смута, и распад романовской империи, и распад Советского Союза показали, что сплоченность перед лицом внешнего вызова - трудный элемент русской исторической жизни.
Как там с единством советского народа на «преемственном» переходе от Союза к Российской Федерации получилось?
Проблема не нова, и в осмыслении давно пора отойти от невротических тиков.
В качестве небольшой иллюстрации, вот фрагмент из поэмы Николая Заболоцкого «Рубрук в Монголии»:
Рубрук был толст и крупен ростом,
Но по природе не бахвал,
И хан его простым прохвостом,
Как видно, тоже не считал.
Но на святые экивоки
Он отвечал: «Послушай, франк!
И мы ведь тоже на Востоке
Возводим бога в высший ранг.
Однако путь у нас различен.
Ведь вы, Писанье получив,
Не обошлись без зуботычин
И не сплотились в коллектив.
Вы рады бить друг друга в морды,
Кресты имея на груди.
А ты взгляни на наши орды,
На наших братьев погляди!
У нас, монголов, дисциплина,
Убил - и сам иди под меч.
Выходит, ваша писанина
Не та, чтоб выгоду извлечь!»
Тут дали страннику кумысу
И, по законам этих мест,
Безотлагательную визу
Сфабриковали на отъезд.
(https://rustih.ru/nikolaj-zabolockij-rubruk-v-mongolii/)
Западать на Великую Ясу Чингисхана в XXI веке... конечно можно, методологи это делают со вкусом.
«Нам пришлось понять, что такое чужое господство, которое держится не только на силе, но и на чужом цивилизационном превосходстве. Чем монголы действительно были лучше нас? Их закон карал смертью предательство в любом его проявлении», - обратим внимание на внешний, по отношению к людям закон.
Методологи, как будто тоже чувствуют, что внешнего по отношению к людям закона недостаточно, и вводят более эфемерные элементы: «Монголы мыслили огромным пространством, отождествляли себя с ним. Монголы (в тот период) были едины».
При внимательном рассмотрении, оговорка очень бросается в глаза: каким бы мощным цивилизационным превосходством ни обладали монголы, единство их тоже было недолгим. Единство, сплоченность - получается временным состоянием, импульсом, который, если не зацепится за нечто более серьезное, разваливается в течение двух-трех поколений.
Единство - не черта характера, это временное состояние, и тот кто научится его поддерживать несмотря на смену поколений серьезно продвинет человечество вперед. Отметим пока, что целеполагание за рамками индивидуального существования («постановка целей за пределами собственной жизни») - на мой взгляд, выводит проблематику в духовную область.
И если мы рассматриваем коммунизм, в том числе его исторический опыт, то в нем очень хорошо заметно «приземление» целевой установки от «будущих поколений», до «построить к 1980-му году». Федоровское «Дело отцов» мелькало у ранних истоков, и всплыло на излете советского проекта (Побиск Кузнецов, семья Семеновых-Гачевых), но достаточного распространения для сохранения и поддержания единства и целостности системы не получило. А ведь «единство живых и мертвых» по определению устойчиво к смене поколений.
Вот стало уже очень интересно, что методологи напишут о Федорове...
Второй комментарий по теме единства, в том, что организовать единство и сплочение вокруг очевидной внешней черты намного проще, чем вокруг чего-то внутреннего - веры, культуры. Собственно, мы регулярно наблюдаем такие сплочения вокруг цвета кожи, разреза глаз и других не связанных с человеческим содержанием грубостей.
Культура - система слабых сигналов. Её русская версия выдержала нашествие монголов, ориентировавшихся в первую очередь на внешнее. И что-то, как мне иногда кажется, у них заимствовала - мышление огромным пространством, тот коллективизм о котором упоминает Заболоцкий, готовность к самопожертвованию, которую подчеркивают в конце главы про Древнюю Русь методологи.
И как все, ушедшее в культуру, оно издает слабые сигналы, к которым нужно специально прислушиваться, чтобы воспринимать, и которые образуют совсем другой мир, очень большой, богатый и упорядоченный, в отличие от хаоса который нам пытаются навязать в XXI веке, с конфликтностью вокруг грубых различений вроде цвета кожи - как в #BLM или половой принадлежности - как у радикальных феминисток.
Заключение
Глава о Древней Руси в книге «Идеология русской государственности» посвящена первичным идейным импульсам, которые сформировали культурную общность русского народа и вывели его в качестве отдельного субъекта, единицы («монады») мировой истории.
Среди них легенда о начале государства, и вокняжении Рюрика в Новгороде и взятии матери городов русских - Киева - за себя. Исторический факт обращения киевского князя Владимира и урок единства перед внешней угрозой в первый период протогосударственного существования. Дальнейшая историческая и идеологическая деятельность после этого опыта получилась, как будто более осмысленной.
Автора этих строк первая историческая глава книги утверждает в представлении об идеологии как активной деятельности сознания историко-культурной личности, которая необходима в моменты, когда требуется принятие решения о выборе дальнейшего пути в условиях неопределенности и цейтнота, связанного с историческим развитием - оно вовсе не обязано идти линейно, «устойчиво» и не влиять на окружающую среду - а также с бурной жизнью окружающих самобытных сообществ.
Посмотрим, сколько продержится такое представление. И как сочетать его с анализом структрур бессознательного этой самой личности - предмета глубокого интереса интернет-журнала «Искания 2.0», надеюсь, покажет дальнейший опыт.
Предыдущие публикации по теме
Сумма русской идеологии
https://ru-ghost3d.livejournal.com/208864.html
Заметка об авторитетах
https://ru-ghost3d.livejournal.com/209140.html
Предисловие авторов
https://ru-ghost3d.livejournal.com/208466.html
Предисловие Дмитрия Киселева
https://ru-ghost3d.livejournal.com/208298.html