Михаил Елизаров интервьюирует Ренату Литвинову // "Esquire" (Украина), октябрь 2012 года
День первый. Разговор с отражением.
Смирение - это сидеть на ступенях МХТа в ожидании, когда тебя пригласят для разговора. В три должна позвонить Анна (будто настенные часы пробили - Анн! Анн! Анн!) - подруга ли, секретарь, экономка, мажордом, сиделка, компаньонка? Литвинова не общается напрямую. А ведь я заранее назвался Елизаровым. Думал - читала, знает. Скажет при встрече ломко и томно: - Ми-ха-ил...
Обманулся. Полтора часа провел на ступенях. Усмирял гордыню. А рядом примостились два хипстера, как гуси из канавки - один серый, другой белый. Вместо Ренатиных речей, я слушал безмозглое га-га белого. Господи, вот что-ты мелешь, хипстер тонконогой? Какие три тыщи баксов, какой Лос-Анжелес?..
Звонит сторожевая Анна: «Подходите к проходной. Малая сцена». Пришел.
- Вы журналист… - то ли спросила, то ли назвала.
- Нет, Ан-на, я писатель.
Растеряна: - У вас есть удостоверение журналиста? Вы можете позвонить в Киев, я хотела бы уточнить у редактора... Вы можете доказать, что вы...
- Ан-на, - отвечаю. - Я действительно писатель.
У меня нет телефона редактора. Есть диктофон. И меня правда попросили сделать интервью с Ренатой!
Поднялись на этаж, заходим в гримерку. Интимное место. Сродни душевой кабинке или уборной. Артист раздет и отражен. И Рената Литвинова отражалось. Белое голое лицо - ни губ, ни пудры. Не похожа ни на одну свою фотографию. Таких босых лиц ее просто не отыщешь в гугле. И голос у отражения обычный, без манерного фокстрота:
- Вы журналист? Вам пятнадцати минут хватит?
Даже не оглянулась. Странное ощущение говорить с отзеркаленным лицом. Улыбка совсем потусторонняя.
- Не хватит. Мне нужно минут сорок.
- Давайте так, вы пришлете вопросы, а я на них отвечу. Идет?
- Замечательно!
Еще проще. Без аудио-пыток в наушниках - вслушивайся, разбирай, печатай...
Так бы и было. Я уже и вопросы письменно сформулировал - и такие же хорошие вышли. Один к одному вопросы. Как огурцы в банке.
Но угораздило же сказать Киеву правду. А там неожиданно запротестовали: «Она всем письменно отвечает. Живое надо»...
Опять звонил Ан-не. Договорились. Снова МХТ, служебный вход.
День второй. Разговор с прогоном.
И снова жду. Жду и жду. Один серый, другой белый. Охранники. Событие у них было - машина въехала, в ней водитель, а у водителя лицо, как из фильма «Дик Трейси». Разросшиеся лопатой кости подбородка. Охранник, тот что серый, уж всех друзей, восторженный, обзвонил. Свезло. Отсыпала жизнь визуального счастьичка - на «уродство» поглядел. Спектакль. Не кое-где работает, а во МХТе. Тянется душой к зрелищам.
Наконец-то гулкая Ан-на: - Поднимайтесь на пятый этаж, найдите гримерку Ренаты...
В лифте две тетушки предлагали котенка взять. Дескать, прибился к театру. Серенький. пушистый. Жалостливые здесь люди. И все здороваются друг с другом, знакомы, не знакомы - не важно. Кто их так вышколил?
Я сжимаю листочки с вопросами своими чудесными. Лучше сразу их озвучу, чтобы вы поняли, какие они самобытные были.
И раз: - Рената, в моем советском детстве мир делился на рисованный и кукольный - такими были мультфильмы, которые составляли основу моего удовольствия. Вы помните свои ощущения, связанные с мультфильмами?
Это для затравки. Она отвечает: «Да, любила, итд…» А потом Два: - Я почему я задал этот вопрос, Рената. Мне кажется, что в нюансе: «картинка или кукла» происходило первичное разделение ментальности. Дети в большинстве своем предпочитали картинку. У моих приятелей кукольный мультфильм воспринимался как эквивалент чего-то второсортного и скучного. А для вас?
И Три: Объемный кукольный мир мне нравился по крайней мере не меньше, чем рисованные плоские картинки. Я уже тогда замечал, что любители картинок напоминают рисованных персонажей своей быстрой хаотичной динамикой. У куклы преобладают форма, объем и пластика, а у картинки цвет, скорость, гэг. То есть, я бы разделил советских детей изначально на: «картинки» и «куклы».
Понятно, куда клонил? ТЮЗ, кукольный театр нравились? А «Три толстяка» Олеши? Образ храброй девочки Суок, изображающей куклу для наследника Тутти? А как насчет «Алисы в стране чудес»? Тоже любили? Так вот ведь откуда истоки вашей актерской физиологии, милочка. Кукла! Суок и галюциногенная Алиса! Так что, отвалите от Ренаты, недоброжелатели. Не манерная она, не искусственная. Просто у нее такой сложный генезис. Ну, и там вдогонку с десяток вопросов про страхи, комплексы, книги, ВГИКи…
Пришел. Разложился. В гримерке, кроме Ренаты, соответственно, гримерша. И через полчаса прогон спектакля. И-и-и-и... Начали!
- Рената! В моем советском... - и так далее.
- Мультфильмы...
Кстати. Звучал обычный голос Литвиновой. Не тот, что вы обычно слышите - не для публики. Редкий домашний тембр.
- Мультфильмы... Я помню... Возвращаюсь из школы, мальчишки обсуждают что должен идти какой-то дурацкий... Чтобы жениться на Блинде Мейз, Паспарту!
- Чтоб стать супругом Блинды Мейз, - поправил. - Мультипликационный сериал. «Вокруг света за восемьдесят дней»...
- Так вот, я его вообще не смотрела. Я знала только про крокодила Гену. Режиссера Качанова. И когда варежка оживала...
Как удачно. Варежка! Вязаный песик-франкенштейн, оживленный силой девочкиной фантазии. Все по теме.
- Я почему я задал этот вопрос, Рената.. В какой-то из пьес Гришковца, у него...
- Я его терпеть не могу. Пыталась читать...
- Его лирический герой вспоминает детство, как он ждет «Спокойной ночи, малыши», а там кукольный мультфильм! А для вас это тоже была бы драма?
- Гримера со щипцами к Добровольской! - проорал под потолком динамик.
Рената: - Надо это как-то выключить!
Гримерша: - А никак не выключим!
Я: - Отсюда и мой вопрос о вашем первичном самоощущении. Вы картинка или «кукла»?
Рената: - Мне нравятся куклы Тима Бертона. Какие они потрясающие. Нравятся все эти психиатрические, с искажениями куклы - авторские.
- Гримера со щипцами!!!
Да принесите же ей щипцы! Кто-нибудь!
Я, перекрикивая динамик: - Рената! Я пытаюсь понять вашу эстетику, природу, и мне кажется, что вас, ваш будущий образ сформировало то самая детское первичное разделение на картинку и кукольность. Так ли это?..
- Это интересная версия... Простите, у меня к вам вопрос. А вы следите за своим эстетическим состоянием? Ну, за оболочкой? Заботитесь о ней?
- Ну, пытаюсь, - сбила с толку.
- Весь в черном, - голос ее дрогнул ломкой литвиновской ноткой, впервые за весь разговор. - Вы более менее чистый... - нежный смех. - Даже очень чистый. Вы знаете, бывают такие обсыпанные перхотью писатели... Думаешь: Господи, кошмар какой… Просто мне интересно, занимаетесь ли вы спортом?
- Занимаюсь… Ну вот, мы уже поменялись ролями - вы берете у меня интервью...
- Не буду, не буду. У вас такие плечи... Вы меня форматируете под свою действительность. И я так легко вам поддаюсь...
- А театр любили? Тюз? Кукольный?
- Не ходила. У меня и не было возможности ходить в театры. Однажды меня повели на «Синюю птицу». Когда они исчезали на сцене - потрясающий спектакль. А в основном я проводила свое детство у бабушки с дедушкой в Твери, а там был театр оперетты.
- А как же ТЮЗ? - отчаянно вопрошал я. Ломалась концепция. - Неужели никак?
- Не-а. Я помню, меня так оскорбило когда я пошла в ТЮЗ. Как же дети себя ужасно вели на постановке. Там было «Горе от ума». Орали что-то Софье. И я была так сильно оскорблена, хотя была в зале. И я поняла, что я не буду ходить на детские спектакли. Мне нравится когда есть почтение, ритуал. Все-таки нужна дистанция между сценой и публикой. У меня была одна история... Здрасьте - (прям как в сцене, когда Раневская поет романс с папиросой во рту: «Ты ушел, от меня, и текут мои горькие - Здрасьте! - слезы!) Здрасьте, это Женя Добровольская... Женя, а это писатель хороший… Чаю хотите? Была история...
Звонок телефона.
- Мама моя. Одну минуту. Мама!..
«Три истории» - почему не звонишь, я волнуюсь..
- У меня сейчас интервью. Но ты придешь на прогон? Котеночек маленький? Мышиного цвета... Ну так принеси его - покажи... Все мам! У меня человек сидит. Ну, не сейчас, хотя бы к часу приди, у меня разговор. Пока… Хочет, чтобы я котеночка взяла, - это она мне.
- Мне тоже его предлагали в лифте, котоночка, - сказал я. - И бутылочку молока для него... А помните, был такой промежуточный жанр - телеспектакли. Не театр, и не кино…
- Помню телеспектакль. Как этот... Косточками кидался... Олег Даль!
Я грустил: - Я вот все пытаюсь вывести природу вашу театральности...
- Во мне нет театральности. Наоборот, у меня, скорее, животная естественность. Я же не пользуюсь всеми этими техниками. Я ненавижу наигрыши. Сливаюсь с образом...
И не улыбнулась. Серьезно сказала.
- Советского ребенка также сопровождал еще два важных культурных медиума - винил и диафильмы. Помните ли вы любимые детские пластинки? Диафильмы?
- Не было у меня проигрывателя. Диафильмы иногда где-нибудь у знакомых смотрела. Детство достаточно бедное - диафильмы ведь были какой-то роскошью. Я слушала радиопостановки. В шесть часов вечера. После школы - как раз успевала. «Украденный голос». «Оле Лукойе»…
- Разве детство было бедное? Оно же примерно одинаковое у всех было - нормальное. Почти у всех…
- Бедное. У меня не было папы. Мама постоянно торчала на операциях. Приходила домой к одиннадцати. И я с этим термосом. С сосисками…
- А детские книги любимые?
- Я взялась сразу за такое... Стефана Цвейга. Письма незнакомки. Помните - когда она писала. Любила всю жизнь. А потом в конце письма он понимал, что она пишет ему, умирая. Прибежал, а она уже умерла... Куприн. Бунин. Что ж я еще читала?.. Три мушкетера прочитала. Толстой. Войну пропускала, мир читала... - засмеялась. - Видите - все у меня наотмашь. Я даже когда занималась в музыкальной школе, мне говорили- да что ж такое?! Я Баха играла с цыганщиной, со страстью!..
У нее очень хороший смех - колокольчики.
Заглянула голова. Мужская. Предложила услугу.
- А можно мне чай принести с лимоном. Или просто воды налейте, у меня в пакетике чай… И лимон уже есть…
- Мне кажется... мне бы хотелось, чтоб для вас были значимы два литературных персонажа - Суок из «Трех толстяков» и кэрроловская Алиса...
- Не-а…
- Точно нет? А может все-таки…
- Не-а. Сейчас они мне более понятны, чем в детстве.
- Но ведь «Алису в стране чудес» вы озвучивали…
- Да. Обожаю озвучание. Хотя в «Алисе» у меня голос очень исказили - завысили. Я была недовольна.
Куклы и театры исчерпались. Настал черед страхов и комплексов.
Спросил без надежды: - Советский ребенок был по своему религиозен - но это была религия счастья или страха. Что в детстве было вашей религией - счастье или страх?
Литвинова подарила монолог - прям бери и ставь в муратовкие «Увлечения».
- Все-таки больше страх. Что со мной случилось! Однажды у нас один мальчик подавился косточкой сливовой и умер!..
Я почему-то сразу представил себе детского образца Олега Даля... Из телеспектакля. Мальчик с косточками…
- У меня до сих пор мурашки по коже. Я была у бабушки в Твери. Играла во дворе с моей сумасшедшей подругой одной. Зайцевой Таней. Играли со щенком. Она была меня старше года на три. Сколько мне было? Может, одиннадцать лет. И вдруг начались похороны. Знаете, все эти женщины в халатах. Яркое солнце - вот как сейчас. Пионы, оркестр фальшивый, который - ла, ла, ла-ла. И Таня как конь побежала на эти похороны. Бросила мне щенка. Тут вышла моя бабуля и начала мне строго говорить, чтобы я немедленно вернула щенка и шла домой. Я иду с этим щенком, выискиваю Таню, а эта сумасшедшая стала как настоящая родственница у гроба, и глядит на этого мальчика. Ему лет восемь может восемь было. А мне самое главное - отдать ей щенка и не посмотреть в гроб. Как в «Вие». Если посмотрю в гроб - то все. Я кричу ей: - Таня, Таня! - и пихаю ей этого щенка и все равно смотрю в этот гроб... И что со мной случилось ночью. Он, этот мальчик, ко мне пришел! Это было ужасно. Я спала в бабушкиной спальне. Комната гигантская. И этот мертвый встал в двери. Я так села на кровати - и он стоит. В белой рубашке, с синими губами, с цветком каким-то. И начинает медленно, как в масле, подходить. Это ужас который остался на всю жизнь. Я ору: - Бабушка, бабушка! - а он прям ко мне подошел… Вы не представляете, насколько он был реальный! Может, я его обидела?.. А что это вы мне такое сделали ужасное?! Мне не нравится!..
Последнее сказано гримерше.
Гримерша: - Ну, давайте подзавьем...
Рената: - Как черт-те что. А можно хотя бы вот так вот сделать? - перебирает белокурые прядки.
Гримерша: - Давайте, просто нам времени не хватит!
Рената: - Я так вот не пойду, так вот некрасиво. Это излишне современно.
Гримерша: - Ну давайте завьем эту часть, а ту не будем трогать...
Я: - А в нынешнем возрасте как вы понимаете религиозность?
- В нынешнем что?
Одновременно с нами голос в динамике: - Кто не сдал деньги за банкет подойти к помощнику режиссера!
Гримерша: - Вы сдали деньги?
Рената: - Я сдала! Ой, Сережечка, - это чай принесли. - Зеленый? Спасибо вам, Сережа, за все! Спасибо вам!
Мне: - Хотите шоколадку?
Бог с ней, с религиозностью.
- Рената, так случается, что у человека до определенного времени нет внешнего вида, образа. Но однажды появляется человек или персонаж, который производит такое впечатление, что хочется быть на него похожим. У вас был такой человек?
- Не-а.
Ну, значит не-а. Пусть. Врушка...
- Во многих интервью вы говорили, что рано начали писать. Почему вы выбрали для поступления ВГИК, а не литинститут?
Глупый вопрос. Ну, зачем ей нужна литфабрика по производству перхотных существ.
- ВГИК у меня был рядом с домом.
- А если бы рядом с домом был литинститут?
- Я не понимаю, что там учить. Зачем его заканчивать, если я и так писатель?
- А сценариям, значит, нужно учить?
- Это кино. Я выбрала смежную профессию. Где можно совмещать режиссуру...
- А почему не актерский?
- Я никогда не хотела стать актрисой. Более того - я так отчаянно сопротивлялась. Меня приглашали сниматься еще когда я училась. И только Кире Муратовой не смогла отказать. Судьба, что я стала артисткой. И даже играю во МХТе.
- А как вы думаете, - это я с подвохом спросил, - ваши театральные работы - это эксплуатация готового образа? Того, что был создан вами за жизнь. Или режиссеры ценят вас за искусство перевоплощения?
- Лена! - спрашивает гримершу, - я перевоплощаюсь или я уже готовый образ?
Гримерша отвечает без запинки: - Мне кажется вы настолько органичны, вам не составляет никакого труда жить на сцене.
Рената: - Это итересный, но очень теоретический вопрос. Вам бы его задать Кире Муратовой. Она очень точно формулирует. Знаете уж если говорить о ком-то по степени влияния... Господи, что со мной? Я сегодня буду ужасная!
Гримерша, легкой обидой: - Ничего не ужасная…
Рената: - Очень мне нравится Кирина дерзость. Такая женщина - всегда против всех, потрясающей силы характера. Земфира такая же. У нее тоже способность быть против всех и побеждать и быть правой. Вот у кого я могла учиться.
- У вас замечательные образы матери. И в «Трех историях», и в «Богине». Свенская и Светличная. Очень разные по типажу. И обе тяготеют к смерти. Одну топят, вторая уже мертва. Это как-то обусловлено взаимоотношением с реальной мамой?
- Моя мама излишне энергичная женщина. И смерть ее эстетизирует. А так она очень живая. Алиса Михайловна - чудо. Но ее нужно лимитировать - поэтому, и мать в роли призрака. Кино это же не жизнь, а твой сон о жизни.
- Алиса Михайловна это…
- Так зовут мою маму. А я Рената Муратовна! Это же какой-то ужас - так меня назвать!
- Внимание, готовность к началу прогона - десять минут! - сообщил динамик. Как на вокзале.
А ведь время-то поджимает.
- Рената, создалось клише о вашей м-м-м... эксцентричности...
- В отрицательном смысле?
- В положительном, конечно. Какой самый безумный поступок вы совершили? Потолок личного неадеквата? Наибольший.
- Вот этот фильм снять на фотоаппарат. За свои деньги. Последний. «Последняя сказка Риты».
- А что же тут неадекватного?
- Кино это производство - а когда ты делаешь производство вдвоем - это безумство.
- А вы не боитесь сойти с ума? Стать городской безумицей?
- Вы знаете, я верю в эти астрологические раскладки, мне кто-то высчитывал и сказал, что у меня есть такая планета Сатурн, которая стоит там, где может произойти сумасшествие, поэтому я никогда не сойду с ума. Я глубоко вменяема. Несмотря на все эти свои...
- Здравствуйте, первый канал! - в гримерку ввалилась девушка. - Можно вас не мучить, а картинку поснимать? Как вы готовитесь?
- Мамочки... а подождите, я хоть переоденусь...
Голос в динамике: - Готовность!
Рената: - А у нас ее нет, готовности. О чем вы думаете?
- О маленьких украинцах, грустно сидящих вокруг желтых ульев. Они по всей видимости так и не дождутся интервью…
- А я вот думаю - ехать мне в Киев или не ехать?
- Ехать. Безусловно. Там очень красиво...
- Мы с вами не рассчитали силы. Может, назначить с вами встречу на завтра и поговорить в спокойной обстановке? Завтра у меня не будет этого безумия, просто премьера. Я вам принесу что-нибудь приятное…
- А откуда вы знаете. что мне будет приятным?
- Не знаю, попробую угадать. Чтобы компенсировать ваш приход номер три. Мы вам позвоним. А хотите посмотреть прогон? Но если не хотите, можете не смотреть... По Агате Кристи...
Прогон
Пьеса «Свидетель Обвинения». Малая сцена. Был ли хорош спектакль? Скорее нет, чем да. Сценография в оскомина-манере судебных телешоу. Прокурор, адвокат, обвиняемый, свидетели. Верник играл убивца Леонарда Воула, Рената его жену Ромейн. Я помню, когда она появилась на сцене, первые десять минут ее голос, ее тело были такими же, что и в гримерке. Но зал сидел тихой мышью и отозвался смехом лишь на первую же знакомую ужимку. И тогда, поддавшись воле зала, она стала «Ренатой Литвиновой» в роли жены актерыча Верника.
Что делать, спектакли давно уже зверинцы, зрители приходят смотреть на слона или жирафа, а животные не имеют права выглядеть иначе.
Как играла Рената? Просто хорошо выглядела - в дитриховских костюмах, в шляпках. Страстно шептала адвокату, обвивала его чулочной ногой: - Теперь ты знаешь мою историю. Хочешь поцеловать меня?..
А под занавес закалывала Верника ножом. Я даже вопрос придумал для третьей встречи. Приятно ли убивать Игоря Верника? Нелепый вопрос. Кто же не хочет убить Верника? Всякий хочет.
Но третьего дня не было. И я так и не узнал, что приятное задумывалось для меня. Вдруг, после интервью она бы сказала: - Теперь ты знаешь мою историю, хочешь поцеловать меня?..
Ну, конечно хочу, Рената.
Смирение - это сидеть на ступенях МХТа в ожидании, когда тебя пригласят для разговора. В три должна позвонить Анна (будто настенные часы пробили - Анн! Анн! Анн!) - подруга ли, секретарь, экономка, мажордом, сиделка, компаньонка? Литвинова не общается напрямую. А ведь я заранее назвался Елизаровым. Думал - читала, знает. Скажет при встрече ломко и томно: - Ми-ха-ил...
Обманулся. Полтора часа провел на ступенях. Усмирял гордыню. А рядом примостились два хипстера, как гуси из канавки - один серый, другой белый. Вместо Ренатиных речей, я слушал безмозглое га-га белого. Господи, вот что-ты мелешь, хипстер тонконогой? Какие три тыщи баксов, какой Лос-Анжелес?..
Звонит сторожевая Анна: «Подходите к проходной. Малая сцена». Пришел.
- Вы журналист… - то ли спросила, то ли назвала.
- Нет, Ан-на, я писатель.
Растеряна: - У вас есть удостоверение журналиста? Вы можете позвонить в Киев, я хотела бы уточнить у редактора... Вы можете доказать, что вы...
- Ан-на, - отвечаю. - Я действительно писатель.
У меня нет телефона редактора. Есть диктофон. И меня правда попросили сделать интервью с Ренатой!
Поднялись на этаж, заходим в гримерку. Интимное место. Сродни душевой кабинке или уборной. Артист раздет и отражен. И Рената Литвинова отражалось. Белое голое лицо - ни губ, ни пудры. Не похожа ни на одну свою фотографию. Таких босых лиц ее просто не отыщешь в гугле. И голос у отражения обычный, без манерного фокстрота:
- Вы журналист? Вам пятнадцати минут хватит?
Даже не оглянулась. Странное ощущение говорить с отзеркаленным лицом. Улыбка совсем потусторонняя.
- Не хватит. Мне нужно минут сорок.
- Давайте так, вы пришлете вопросы, а я на них отвечу. Идет?
- Замечательно!
Еще проще. Без аудио-пыток в наушниках - вслушивайся, разбирай, печатай...
Так бы и было. Я уже и вопросы письменно сформулировал - и такие же хорошие вышли. Один к одному вопросы. Как огурцы в банке.
Но угораздило же сказать Киеву правду. А там неожиданно запротестовали: «Она всем письменно отвечает. Живое надо»...
Опять звонил Ан-не. Договорились. Снова МХТ, служебный вход.
День второй. Разговор с прогоном.
И снова жду. Жду и жду. Один серый, другой белый. Охранники. Событие у них было - машина въехала, в ней водитель, а у водителя лицо, как из фильма «Дик Трейси». Разросшиеся лопатой кости подбородка. Охранник, тот что серый, уж всех друзей, восторженный, обзвонил. Свезло. Отсыпала жизнь визуального счастьичка - на «уродство» поглядел. Спектакль. Не кое-где работает, а во МХТе. Тянется душой к зрелищам.
Наконец-то гулкая Ан-на: - Поднимайтесь на пятый этаж, найдите гримерку Ренаты...
В лифте две тетушки предлагали котенка взять. Дескать, прибился к театру. Серенький. пушистый. Жалостливые здесь люди. И все здороваются друг с другом, знакомы, не знакомы - не важно. Кто их так вышколил?
Я сжимаю листочки с вопросами своими чудесными. Лучше сразу их озвучу, чтобы вы поняли, какие они самобытные были.
И раз: - Рената, в моем советском детстве мир делился на рисованный и кукольный - такими были мультфильмы, которые составляли основу моего удовольствия. Вы помните свои ощущения, связанные с мультфильмами?
Это для затравки. Она отвечает: «Да, любила, итд…» А потом Два: - Я почему я задал этот вопрос, Рената. Мне кажется, что в нюансе: «картинка или кукла» происходило первичное разделение ментальности. Дети в большинстве своем предпочитали картинку. У моих приятелей кукольный мультфильм воспринимался как эквивалент чего-то второсортного и скучного. А для вас?
И Три: Объемный кукольный мир мне нравился по крайней мере не меньше, чем рисованные плоские картинки. Я уже тогда замечал, что любители картинок напоминают рисованных персонажей своей быстрой хаотичной динамикой. У куклы преобладают форма, объем и пластика, а у картинки цвет, скорость, гэг. То есть, я бы разделил советских детей изначально на: «картинки» и «куклы».
Понятно, куда клонил? ТЮЗ, кукольный театр нравились? А «Три толстяка» Олеши? Образ храброй девочки Суок, изображающей куклу для наследника Тутти? А как насчет «Алисы в стране чудес»? Тоже любили? Так вот ведь откуда истоки вашей актерской физиологии, милочка. Кукла! Суок и галюциногенная Алиса! Так что, отвалите от Ренаты, недоброжелатели. Не манерная она, не искусственная. Просто у нее такой сложный генезис. Ну, и там вдогонку с десяток вопросов про страхи, комплексы, книги, ВГИКи…
Пришел. Разложился. В гримерке, кроме Ренаты, соответственно, гримерша. И через полчаса прогон спектакля. И-и-и-и... Начали!
- Рената! В моем советском... - и так далее.
- Мультфильмы...
Кстати. Звучал обычный голос Литвиновой. Не тот, что вы обычно слышите - не для публики. Редкий домашний тембр.
- Мультфильмы... Я помню... Возвращаюсь из школы, мальчишки обсуждают что должен идти какой-то дурацкий... Чтобы жениться на Блинде Мейз, Паспарту!
- Чтоб стать супругом Блинды Мейз, - поправил. - Мультипликационный сериал. «Вокруг света за восемьдесят дней»...
- Так вот, я его вообще не смотрела. Я знала только про крокодила Гену. Режиссера Качанова. И когда варежка оживала...
Как удачно. Варежка! Вязаный песик-франкенштейн, оживленный силой девочкиной фантазии. Все по теме.
- Я почему я задал этот вопрос, Рената.. В какой-то из пьес Гришковца, у него...
- Я его терпеть не могу. Пыталась читать...
- Его лирический герой вспоминает детство, как он ждет «Спокойной ночи, малыши», а там кукольный мультфильм! А для вас это тоже была бы драма?
- Гримера со щипцами к Добровольской! - проорал под потолком динамик.
Рената: - Надо это как-то выключить!
Гримерша: - А никак не выключим!
Я: - Отсюда и мой вопрос о вашем первичном самоощущении. Вы картинка или «кукла»?
Рената: - Мне нравятся куклы Тима Бертона. Какие они потрясающие. Нравятся все эти психиатрические, с искажениями куклы - авторские.
- Гримера со щипцами!!!
Да принесите же ей щипцы! Кто-нибудь!
Я, перекрикивая динамик: - Рената! Я пытаюсь понять вашу эстетику, природу, и мне кажется, что вас, ваш будущий образ сформировало то самая детское первичное разделение на картинку и кукольность. Так ли это?..
- Это интересная версия... Простите, у меня к вам вопрос. А вы следите за своим эстетическим состоянием? Ну, за оболочкой? Заботитесь о ней?
- Ну, пытаюсь, - сбила с толку.
- Весь в черном, - голос ее дрогнул ломкой литвиновской ноткой, впервые за весь разговор. - Вы более менее чистый... - нежный смех. - Даже очень чистый. Вы знаете, бывают такие обсыпанные перхотью писатели... Думаешь: Господи, кошмар какой… Просто мне интересно, занимаетесь ли вы спортом?
- Занимаюсь… Ну вот, мы уже поменялись ролями - вы берете у меня интервью...
- Не буду, не буду. У вас такие плечи... Вы меня форматируете под свою действительность. И я так легко вам поддаюсь...
- А театр любили? Тюз? Кукольный?
- Не ходила. У меня и не было возможности ходить в театры. Однажды меня повели на «Синюю птицу». Когда они исчезали на сцене - потрясающий спектакль. А в основном я проводила свое детство у бабушки с дедушкой в Твери, а там был театр оперетты.
- А как же ТЮЗ? - отчаянно вопрошал я. Ломалась концепция. - Неужели никак?
- Не-а. Я помню, меня так оскорбило когда я пошла в ТЮЗ. Как же дети себя ужасно вели на постановке. Там было «Горе от ума». Орали что-то Софье. И я была так сильно оскорблена, хотя была в зале. И я поняла, что я не буду ходить на детские спектакли. Мне нравится когда есть почтение, ритуал. Все-таки нужна дистанция между сценой и публикой. У меня была одна история... Здрасьте - (прям как в сцене, когда Раневская поет романс с папиросой во рту: «Ты ушел, от меня, и текут мои горькие - Здрасьте! - слезы!) Здрасьте, это Женя Добровольская... Женя, а это писатель хороший… Чаю хотите? Была история...
Звонок телефона.
- Мама моя. Одну минуту. Мама!..
«Три истории» - почему не звонишь, я волнуюсь..
- У меня сейчас интервью. Но ты придешь на прогон? Котеночек маленький? Мышиного цвета... Ну так принеси его - покажи... Все мам! У меня человек сидит. Ну, не сейчас, хотя бы к часу приди, у меня разговор. Пока… Хочет, чтобы я котеночка взяла, - это она мне.
- Мне тоже его предлагали в лифте, котоночка, - сказал я. - И бутылочку молока для него... А помните, был такой промежуточный жанр - телеспектакли. Не театр, и не кино…
- Помню телеспектакль. Как этот... Косточками кидался... Олег Даль!
Я грустил: - Я вот все пытаюсь вывести природу вашу театральности...
- Во мне нет театральности. Наоборот, у меня, скорее, животная естественность. Я же не пользуюсь всеми этими техниками. Я ненавижу наигрыши. Сливаюсь с образом...
И не улыбнулась. Серьезно сказала.
- Советского ребенка также сопровождал еще два важных культурных медиума - винил и диафильмы. Помните ли вы любимые детские пластинки? Диафильмы?
- Не было у меня проигрывателя. Диафильмы иногда где-нибудь у знакомых смотрела. Детство достаточно бедное - диафильмы ведь были какой-то роскошью. Я слушала радиопостановки. В шесть часов вечера. После школы - как раз успевала. «Украденный голос». «Оле Лукойе»…
- Разве детство было бедное? Оно же примерно одинаковое у всех было - нормальное. Почти у всех…
- Бедное. У меня не было папы. Мама постоянно торчала на операциях. Приходила домой к одиннадцати. И я с этим термосом. С сосисками…
- А детские книги любимые?
- Я взялась сразу за такое... Стефана Цвейга. Письма незнакомки. Помните - когда она писала. Любила всю жизнь. А потом в конце письма он понимал, что она пишет ему, умирая. Прибежал, а она уже умерла... Куприн. Бунин. Что ж я еще читала?.. Три мушкетера прочитала. Толстой. Войну пропускала, мир читала... - засмеялась. - Видите - все у меня наотмашь. Я даже когда занималась в музыкальной школе, мне говорили- да что ж такое?! Я Баха играла с цыганщиной, со страстью!..
У нее очень хороший смех - колокольчики.
Заглянула голова. Мужская. Предложила услугу.
- А можно мне чай принести с лимоном. Или просто воды налейте, у меня в пакетике чай… И лимон уже есть…
- Мне кажется... мне бы хотелось, чтоб для вас были значимы два литературных персонажа - Суок из «Трех толстяков» и кэрроловская Алиса...
- Не-а…
- Точно нет? А может все-таки…
- Не-а. Сейчас они мне более понятны, чем в детстве.
- Но ведь «Алису в стране чудес» вы озвучивали…
- Да. Обожаю озвучание. Хотя в «Алисе» у меня голос очень исказили - завысили. Я была недовольна.
Куклы и театры исчерпались. Настал черед страхов и комплексов.
Спросил без надежды: - Советский ребенок был по своему религиозен - но это была религия счастья или страха. Что в детстве было вашей религией - счастье или страх?
Литвинова подарила монолог - прям бери и ставь в муратовкие «Увлечения».
- Все-таки больше страх. Что со мной случилось! Однажды у нас один мальчик подавился косточкой сливовой и умер!..
Я почему-то сразу представил себе детского образца Олега Даля... Из телеспектакля. Мальчик с косточками…
- У меня до сих пор мурашки по коже. Я была у бабушки в Твери. Играла во дворе с моей сумасшедшей подругой одной. Зайцевой Таней. Играли со щенком. Она была меня старше года на три. Сколько мне было? Может, одиннадцать лет. И вдруг начались похороны. Знаете, все эти женщины в халатах. Яркое солнце - вот как сейчас. Пионы, оркестр фальшивый, который - ла, ла, ла-ла. И Таня как конь побежала на эти похороны. Бросила мне щенка. Тут вышла моя бабуля и начала мне строго говорить, чтобы я немедленно вернула щенка и шла домой. Я иду с этим щенком, выискиваю Таню, а эта сумасшедшая стала как настоящая родственница у гроба, и глядит на этого мальчика. Ему лет восемь может восемь было. А мне самое главное - отдать ей щенка и не посмотреть в гроб. Как в «Вие». Если посмотрю в гроб - то все. Я кричу ей: - Таня, Таня! - и пихаю ей этого щенка и все равно смотрю в этот гроб... И что со мной случилось ночью. Он, этот мальчик, ко мне пришел! Это было ужасно. Я спала в бабушкиной спальне. Комната гигантская. И этот мертвый встал в двери. Я так села на кровати - и он стоит. В белой рубашке, с синими губами, с цветком каким-то. И начинает медленно, как в масле, подходить. Это ужас который остался на всю жизнь. Я ору: - Бабушка, бабушка! - а он прям ко мне подошел… Вы не представляете, насколько он был реальный! Может, я его обидела?.. А что это вы мне такое сделали ужасное?! Мне не нравится!..
Последнее сказано гримерше.
Гримерша: - Ну, давайте подзавьем...
Рената: - Как черт-те что. А можно хотя бы вот так вот сделать? - перебирает белокурые прядки.
Гримерша: - Давайте, просто нам времени не хватит!
Рената: - Я так вот не пойду, так вот некрасиво. Это излишне современно.
Гримерша: - Ну давайте завьем эту часть, а ту не будем трогать...
Я: - А в нынешнем возрасте как вы понимаете религиозность?
- В нынешнем что?
Одновременно с нами голос в динамике: - Кто не сдал деньги за банкет подойти к помощнику режиссера!
Гримерша: - Вы сдали деньги?
Рената: - Я сдала! Ой, Сережечка, - это чай принесли. - Зеленый? Спасибо вам, Сережа, за все! Спасибо вам!
Мне: - Хотите шоколадку?
Бог с ней, с религиозностью.
- Рената, так случается, что у человека до определенного времени нет внешнего вида, образа. Но однажды появляется человек или персонаж, который производит такое впечатление, что хочется быть на него похожим. У вас был такой человек?
- Не-а.
Ну, значит не-а. Пусть. Врушка...
- Во многих интервью вы говорили, что рано начали писать. Почему вы выбрали для поступления ВГИК, а не литинститут?
Глупый вопрос. Ну, зачем ей нужна литфабрика по производству перхотных существ.
- ВГИК у меня был рядом с домом.
- А если бы рядом с домом был литинститут?
- Я не понимаю, что там учить. Зачем его заканчивать, если я и так писатель?
- А сценариям, значит, нужно учить?
- Это кино. Я выбрала смежную профессию. Где можно совмещать режиссуру...
- А почему не актерский?
- Я никогда не хотела стать актрисой. Более того - я так отчаянно сопротивлялась. Меня приглашали сниматься еще когда я училась. И только Кире Муратовой не смогла отказать. Судьба, что я стала артисткой. И даже играю во МХТе.
- А как вы думаете, - это я с подвохом спросил, - ваши театральные работы - это эксплуатация готового образа? Того, что был создан вами за жизнь. Или режиссеры ценят вас за искусство перевоплощения?
- Лена! - спрашивает гримершу, - я перевоплощаюсь или я уже готовый образ?
Гримерша отвечает без запинки: - Мне кажется вы настолько органичны, вам не составляет никакого труда жить на сцене.
Рената: - Это итересный, но очень теоретический вопрос. Вам бы его задать Кире Муратовой. Она очень точно формулирует. Знаете уж если говорить о ком-то по степени влияния... Господи, что со мной? Я сегодня буду ужасная!
Гримерша, легкой обидой: - Ничего не ужасная…
Рената: - Очень мне нравится Кирина дерзость. Такая женщина - всегда против всех, потрясающей силы характера. Земфира такая же. У нее тоже способность быть против всех и побеждать и быть правой. Вот у кого я могла учиться.
- У вас замечательные образы матери. И в «Трех историях», и в «Богине». Свенская и Светличная. Очень разные по типажу. И обе тяготеют к смерти. Одну топят, вторая уже мертва. Это как-то обусловлено взаимоотношением с реальной мамой?
- Моя мама излишне энергичная женщина. И смерть ее эстетизирует. А так она очень живая. Алиса Михайловна - чудо. Но ее нужно лимитировать - поэтому, и мать в роли призрака. Кино это же не жизнь, а твой сон о жизни.
- Алиса Михайловна это…
- Так зовут мою маму. А я Рената Муратовна! Это же какой-то ужас - так меня назвать!
- Внимание, готовность к началу прогона - десять минут! - сообщил динамик. Как на вокзале.
А ведь время-то поджимает.
- Рената, создалось клише о вашей м-м-м... эксцентричности...
- В отрицательном смысле?
- В положительном, конечно. Какой самый безумный поступок вы совершили? Потолок личного неадеквата? Наибольший.
- Вот этот фильм снять на фотоаппарат. За свои деньги. Последний. «Последняя сказка Риты».
- А что же тут неадекватного?
- Кино это производство - а когда ты делаешь производство вдвоем - это безумство.
- А вы не боитесь сойти с ума? Стать городской безумицей?
- Вы знаете, я верю в эти астрологические раскладки, мне кто-то высчитывал и сказал, что у меня есть такая планета Сатурн, которая стоит там, где может произойти сумасшествие, поэтому я никогда не сойду с ума. Я глубоко вменяема. Несмотря на все эти свои...
- Здравствуйте, первый канал! - в гримерку ввалилась девушка. - Можно вас не мучить, а картинку поснимать? Как вы готовитесь?
- Мамочки... а подождите, я хоть переоденусь...
Голос в динамике: - Готовность!
Рената: - А у нас ее нет, готовности. О чем вы думаете?
- О маленьких украинцах, грустно сидящих вокруг желтых ульев. Они по всей видимости так и не дождутся интервью…
- А я вот думаю - ехать мне в Киев или не ехать?
- Ехать. Безусловно. Там очень красиво...
- Мы с вами не рассчитали силы. Может, назначить с вами встречу на завтра и поговорить в спокойной обстановке? Завтра у меня не будет этого безумия, просто премьера. Я вам принесу что-нибудь приятное…
- А откуда вы знаете. что мне будет приятным?
- Не знаю, попробую угадать. Чтобы компенсировать ваш приход номер три. Мы вам позвоним. А хотите посмотреть прогон? Но если не хотите, можете не смотреть... По Агате Кристи...
Прогон
Пьеса «Свидетель Обвинения». Малая сцена. Был ли хорош спектакль? Скорее нет, чем да. Сценография в оскомина-манере судебных телешоу. Прокурор, адвокат, обвиняемый, свидетели. Верник играл убивца Леонарда Воула, Рената его жену Ромейн. Я помню, когда она появилась на сцене, первые десять минут ее голос, ее тело были такими же, что и в гримерке. Но зал сидел тихой мышью и отозвался смехом лишь на первую же знакомую ужимку. И тогда, поддавшись воле зала, она стала «Ренатой Литвиновой» в роли жены актерыча Верника.
Что делать, спектакли давно уже зверинцы, зрители приходят смотреть на слона или жирафа, а животные не имеют права выглядеть иначе.
Как играла Рената? Просто хорошо выглядела - в дитриховских костюмах, в шляпках. Страстно шептала адвокату, обвивала его чулочной ногой: - Теперь ты знаешь мою историю. Хочешь поцеловать меня?..
А под занавес закалывала Верника ножом. Я даже вопрос придумал для третьей встречи. Приятно ли убивать Игоря Верника? Нелепый вопрос. Кто же не хочет убить Верника? Всякий хочет.
Но третьего дня не было. И я так и не узнал, что приятное задумывалось для меня. Вдруг, после интервью она бы сказала: - Теперь ты знаешь мою историю, хочешь поцеловать меня?..
Ну, конечно хочу, Рената.