Безоценочное суждение
Все мы людим говорить о безоценочном суждении. Мол, вот когда рамки сознания разрушенны, когда мы сломаем систему, вот тогда начнется настоящая жизнь.
Передо мной огромные дубовые ворота. Со скрипом раздвигаются, но не для меня, в них въезжает большой тонированный мерседес, для меня же в тот же момент, открывается маленькая дверка. Без скрипа, но с хрустящим потрескиванием. Проход высокий, я намеренно поднимаю голову, чтобы не казаться столь маленькой. Иду рядом с мерсом, секунду-две, потом он устремляется вперед. Я же смотрю по сторонам. Вокруг маленькие деревянные домики, в них, по всей видимости, живут монахини и паломники. Где-то сбоку расположенно большое здание в один этаж- трапезная. И церквушка. Маленькая, высокая, немного игловатая, но при этом дутенько пушистая. Вокруг лес- сосновый бор. Наверняка в нем живут волки, лоси, медведи и прочие звери. Монахиня, что вела меня этот непродолжительный отрезок времени, отходит всторону, молчаливо кивая мне, в знак того, что теперь я должна идти одна. "Где же он?" Я бегающими глазами ищу того самого, того, кого так хотела увидеть. Я видела его раз, но я не встречала его, я общалась с ним однажды, но не разговаривала. Я знала, он здесь есть. Я знала, что сон, этот сон, меня не мог обмануть. Я захожу в церковь, туда в это время не положенно входить, но здесь все полагаются на совесть человека, так что вход не охраняют. А совесть у меня шлюшковатая и крайне неопределенная. И сейчас, эта блудница, вернулась ко мне после долгой гулянки, и хлопая глазами, с размазанной тушью, своим большим красным ротиком вещает, что сейчас можно, да сейчас можно, но тогда...Тогда, дорогая, было нельзя. Эх, смахнула ее с плеча. Я сама себе совесть, и поцеломудреннее ее буду. Захожу, темно и пахнет ладаном. Возле иконы, непонятно какой- она вся черная, видимо закоптилась от огня лампадки, стоит на коленях, в черной рясе монах, или священник, что впрочем, для меня не столь важно. "Это Он, точно Он..." -думаю я, нет не думаю, я уверенностью убеждаюсь.
-"Извините".
-"Да? Кто это?"
-"Человек...Меня зовут Ева"
-"Ева? Здравствуйте"- он поднялся с колен не отряхиваясь, и протянул мне руку для богословения. Я протянула ему свою руку и взяла его за запястье.
-"Извините, я в Бога не верю, то есть верю, но...Неважно. Вы мне снились"...
-" Я полагаю вы мне тоже... Хотите исповедоваться?"
-" Я убила человека, но он остался жив... Я заморозила все вокруг, я купалась в снеге, замораживая свое сердце до болезненного холода, дабы суметь творить. Я убивала свою любовь. Я не уделяла внимания маме и родным. Я не прощала тех, кто хотел или должен был быть прощен. Больше я не о чем не сожалею."
-" Но сейчас все иначе?"
-" Да. Конечно. Я простила всех, и больше не обижаюсь ни на кого.Снег давно расстаял и больше не выпадает. Я люблю, и любовь свою храню. Маму навещаю каждые выходные...Я сама себя, впрочем, давно уже простила."
- " А я себя нет. Я ничтожный человек. Я, я знаю столь много всего. Я понимаю все в этом мире, я вижу каждого человека как шахматное поле...Я увлекался шахматами в юнности."- я улыбаюсь, мои клыки немного обножились, и он вздрогнул.
-"Ева.."- достаю переносные шахматы, мне их дарили мои тетя с дядей. Будучи геологами, они ходили с ними в походы.
-"Хотите?"
-"д-да..."- садимся на пол, раскладываем шахматную доску и начинаем. Я не смогу описать ход игры, в памяти моей не отложилась история ходов, а мое исскуство шахматной игры не столь велико, дабы придумать соответствующую комбинацию самой. Но он проиграл. Он ходил твердо и уверенно, как-будто сам был слоном, ферзем, или пешкой, жертвующей собою ради спасения своего короля. Проиграл и заплакал. Он рыдал...и смеялся...-" Я проиграл! Ура!Ахахахаха!!! Нет! Я низок, низок, низок!!!"- и дальше плакать, а потом с каменным лицом и стеклянным взглядом уставился на меня.
И тут я поняла. Поняла почему монахи перед смертью молятся и просят у бога прощения. Эти невинные, эти чистые души, эти прекрасные сердца, что обливаются кровью молитв ради того, дабы земля наша крутилась. Он стал выше всех, он познал бога, он сам стал им, а монастырь, было его, по всей видимости, единственное спасение, да, теперь уже- единственное. Он вознесся, подобно ястребу, над главами церквей, мечетей, храмов человеческих душ и умов, и не смог опустится вниз. Он проклял себя, за гордость. Он простил себя, потому что осознал ее. И снова проклял, за то, что простил, а простив вознесся снова к богу, и снова стал им. Это был сам Сатана. Это был тот прекрасный, сверженный с небес. Он томился в этой церквушке, денно и нощно, моля у бога прощения, а затем обмазывал ту икону, о которой я в начале говорила, своими испражнениями. Потом приходили монахини. И убирали все это. Приглашали священника, тот отчитывал его, как бесноватого. А Он томился. Он рассказал мне про горячий холод. Которого нет. Про истинну, которая в своей истинности становится ложью. Про ложь, что становится в своей ложности самой истинной. Про то, что мы в точке, и нас самих нет. Про то, что все в одном, а одно во всем, про то что все есть ничто, а ничто есть все. Он назвал меня шлюхой, а потом целовал мне ноги, и просил прощения. Я пнула его ногой и сказала-" Здесь грязно. Здесь очень грязно! Мне от этого противно и больно. Я не могу вас простить, потому что вас не простит Бог, до тех пор пока здесь не станет чисто, ведь тем самым вы обижаете его творения. Когда вычистите все, убирайтесь дальше, и помогите богу своему, творите."
Я вышла из палаты, предварительно забрав с собой его краски и кисточки. Это был тот редкий пациент, которому разрешалось рисовать на стенах- он был великолепным художником, и всего лишь за день разрисовал все свои стены под пейзаж монастыря. Он прибыл два дня назад, когда у меня были выходные. Мне навстречу идет уборщица, видимо отмывать от испражнений ту самую икону. Я останавливаюсь, дабы рассмотреть, кого же он на ней изобразил. Жду. Проглядываются, размазанные водой и мылом, очертания, хах, его глаз... Его лицо...
Его бесоценочное суждение свело его сума. Он обесценил все, свел понятия до пустоты, но оценил саму ее... как пустоту... он дал оцценку нашему миру, и оценка эта была- ноль. Как он был несчастен. О как он был не прав!
Ко мне подбегают медсестры и берут под руки. " Ну, Ева, ты чего? Чего сбежала-то, дура? Где совесть твоя? Нам же выговор сделают. Ух, паразитка!"- и ведут меня к себе в палату, я же молчаливо следую с ними. Я должна была к нему прийти. Я должна была понять для себя. Ох, эти оценочные суждение. Ох, это их удаление. Не в стирании противоречий оно состоит. Не в холодном безразличии к суете мира. И конечно, не в отрицании своей греховности. Безоценочное суждения- это не отрицание...не отрицание суждения... Это принятие всего таким как оно есть, и своей греховности, и своей невиновности, и правоты, это принятие, и дальше попытка изменить то, что не нравится в себе. Но изменив не размышлять. Как говорил Будда-"Делай добро и бросай его в воду".
Ночь, вокруг меня на койках лежат старые дряблые тетки и храпят. Этот адский свет не дает мне уснуть, все горит, никогда не выключается. Я пишу это. Немного возвратилась в прошлое, дабы создать то, что не успела тогда. Создаю, двигаюсь вперед, извлекая опыт из прошедшего, действую, не оценивая...того чего нет...
Проснулась.
Перевернулась на другой бок.