Часть 9. Невиданное Видное. Методы

May 25, 2013 23:54

Предисловие. Часть 1

Кошмар начинатеся. Часть 2
Сумасшедшая или «Справки будут!». Часть 3
Сектантка-проститутка. Часть 4
Возвращение дочери? Папа. Мама. Часть 5
«Мне ничего не будет!». Суд соломонов. Квартирная опека. Часть 6
Алена. Часть 7 Промежуточные итоги. Судебные чудеса. Приставы-пацифисты Часть 8

То, что происходит сейчас в Видном, подрывает доверие граждан к власти. А потом мы удивляемся, почему люди такие пассивные. Да потому, что, как и я, походили по кругу, их завернули, и все, после этого любое желание связываться с властью атрофируется. До Бога высоко, до царя далеко.

Если бы Трибунских изначально не поддерживало руководство города Видное, этот конфликт бы рассыпался.
Бабушка не в себе, реально больной человек. Ей наплевать на всех, на детей в том числе. Она просто нашла свою нишу - на нее теперь обращают внимание! Пускают в организации, куда бы на порог не пустили, не будь она «защитницей детей от матери-сектантки», она выступает на телевидении! Без этого она бы просто сидела на лавочке, а тут просекла, - она больная, конечно, но не совсем дура, - как добиться этой цели. Она берет моих детей, трясет ими («посмотрите, какая девочка худая!» - любой, самый невероятный повод), и добивается внимания. И питается этим вниманием! Она живет этим!
Но это не означает, что обезумевшая женщина может брать моих детей, коверкать, реализовывать за из счет свои больные амбиции. Недавно слышала, что государство ужесточает уголовное законодательство в части ответственности за преступления психически ненормальных людей. Вроде они теперь не будут иметь возможность отлежаться в больнице год, а потом выходить и убивать снова, или что-то в этом роде. Но давайте придумаем законодательство, которое бы защитило будущее детей! Чтобы психи, типа Натальи Николаевны, не уродовали их с самого детства! И пишу я все это для того, чтобы получить шанс оградить детей от этих ужасный людей. Не только от Трибунских. От лживой опеки, от оборзевших от безнаказанности местных князьков, от врачей, которые как попки напишут любой диагноз, который будет продиктован свыше...
Но проблема еще и в том, что в Видном, действия Трибунских, даже если бы хотели, пресечь не могут, - у нас такое законодательство. Трибунские неоднократно не исполняли решения суда, а ведь за это предусмотрена административная ответственность (Статья 5.35 КоАП РФ), но эта ответственность накладывается на законных представителей детей и их родителей, а Трибунские моим детям, по закону, никто! Но, по какому-то волшебному стечению обстоятельств, видновская администрация носится с Трибунскими как с законными представителями детей, хотя уже давно есть решение суда о том, что бабушке с дедушкой запрещено вмешиваться в вопросы их воспитания.
Доходит до смешного.
Мне звонит бывший муж: я, говорит, не пойму в чем дело. Оказывается, его вызвала комиссия по делам несовершеннолетних по его месту жительства (он живет в Москве), на основании письма из видновской опеки, где написано, что «мама отказалась от воспитания детей», мол, примите меры к папе. Там ему говорят: «вы хотя бы пять тысяч каждый месяц пересылайте бабушке с дедушкой, на воспитание детей». Типа алименты! И это при том, что дети у Трибунских находятся незаконно!
В суде разворачиваются прямо-таки спектакли. Все наиграно. Похоже, они репетируют, договариваются, какие вопросы буду задавать на заседании. Встает, например, опекунша Гайдерчук. Говорит: у меня вопрос к Алексею Николаевичу Трибунскому:
- Кто содержит детей? - спрашивает опекунша.
- Я содержу, - отвечает Алексей Николаевич.
- А мама дает деньги на содержание детей?
- Нет, - отвечает Алексей Николаевич.
Вывод: мама - монстр, Трибунские - хорошие.
Тут я вскакиваю и говорю: стоп! Эти люди, украли у меня детей, уродуют их, а я за это должна им приплачивать?
И такие манипуляции происходят постоянно.
Как я уже писала, в 2009 году, опека состряпала «соглашение» по которому я должна отчитываться перед Трибунскими куда и когда я ухожу и т.д. Я, естественно, эту филькину грамоту не подписала.
- А мама подписала это соглашение? - вопрошает опекунша.
- Нет, - отвечает Алексей Николаевич.
Снова мама плохая.
Суд уже и забыл, что дети находятся у бабушки с дедушкой незаконно. Раз такая плохая мама, Трибунские воспринимаются как спасители, защитники детей от нерадивой матери.
Все это, повторяю, манипуляции. Но они хорошо иллюстрируют ту атмосферу, в которой мне приходится защищать свои права, и права моих девочек.

«Возвращение» Оли
В сентябре 2012 года я подала иск о возврате Оли. В московской опеке меня заверили, что дело будет рассмотрено быстро, одно-два заседания: Оле нет десяти лет, опрашивать его никто не будет, я не лишена родительских прав, ребенок находится у Трибунских на незаконных основаниях, а Трибунские - никто. Но суд снова начали затягивать. На незаконных основаниях приобщили к делу «заявление» Оли, которое она написала под диктовку бабушки. Казалось бы ерунда, но эта мелочь тянет за собой все новые и новые «мелочи». В результате суд превратился в один большой затяжной кошмар. Они тянули время специально, ждали, пока Оле не исполнится десять, но главная их цель, конечно, чтобы ребенок как можно дальше отдалился от меня.
Вот еще одна иллюстрация методов, которыми действуют Трибунские.
На заседании суда 1 ноября 2012 года я узнаю, что мой ребенок, оказывается, побывал в больнице. Оля подхватила инфекционное заболевание. Это произошло примерно через месяц после того, как Оля снова оказалась у дедушки с бабушкой. Разумеется, Трибунские утверждают, что «получили ребенка уже больным». Снова мама виновата. Но позвольте! Я подсчитала: прошло 25 дней, с тех пор как Оля снова оказалась у них. Кто, выходит, недосмотрел? Я тут же заявляю суду, что ребенок у Трибунских находится в антисанитарных условиях. Разумеется, никто там за Олей особо не ухаживает, она же не владелица собственности, в отличие от Алены, - так, обуза. Прошу опеку проконтролировать условия содержания детей у Трибунских. На это опека мне ничего не ответила.
Зимой я неожиданно узнаю, что Оля снова желает жить со мной! И это ее желание, оказывается, было известно еще в ноябре! Почему я раньше об этом не слышала? Они говорят, что звонили мне - вранье! Я так и сказал суду. Не звонили! Ранее меня приглашали в московскую опеку, но я не пошла, потому, что мне предстояла вторая операция, после которой я взяла отпуск, сменила сим-карту телефона, и выпала на месяц из жизни - операции, да и вся эта история, меня вымотали.  Но это было в конце декабря. Неужели месяца с лишним им не хватило для того, чтобы сообщить мне, что моя дочь хочет проживать со мной?! Все это я говорила в суде. Все есть в протоколах.
Опекунша высказалась о том, что я должна была сообщить о смене телефонного номера. Но я этого делать не обязана. Они государственная организация, могли бы прислать письмо, не говоря уже о том, что и до смены симки времени, сообщить о намерениях Оли, было достаточно.
Пока меня не было, информация о том, что я «пропала» дошла до видновской опеки. Я говорила, что мне предстоит операция, и о том, что я не знаю, насколько это затянется только в московской опеке. Очевидно, они сообщили в Видное. Разумеется, мои девочки сразу узнали, что «мама пропала», маму съели волки, мамы больше никогда не будет. Руку к этому приложили все те же «опекунши», разумеется, при поддержке Трибунской. Оля, мелкая еще, и вообще покрепче сестры, перенесла эту новость легче, чем Алена. У Алены действительно был сильный шок. Для того, чтобы окончательно усугубить ситуацию отец даже подал в розыск!


Одним словом, видновская опека, на данный момент, главный сторонник того, чтобы девочки оставались у Трибунских. Их бумажки - ладно. Собака лает, ветер дует. В конце концов, должны же чем-то заниматься эти страшные тетки. Но Трибунские дали им в руки и другие бумажки. Страшные бумажки. Бумажки, написанные запуганными девочками под диктовку бабушки. Вот пример:


Сразу скажу, что я не виню ни Олю, ни Лену. Здесь надо учитывать, в какой нездоровой обстановке они находятся. Подменять ценности ребенка еще до того, как у него вообще появятся какие-либо устойчивые ценности - страшный грех, по моему мнению. По идее, эта бумага не имеет никакой юридической ценности. Неизвестно, кем написано это письмо, неизвестно обстоятельства написания этого письма. Все! Это не юридический документ. Суд его рассматривать не может. Оле, на момент написания этого текста еще нет десяти лет. До этого возраста в суде не спрашивают мнения ребенка, не говоря уже о его письменных «заявлениях». После десяти могут опросить. Не путать с допросить. Тем не менее, опека каким-то образом протаскивает эту бумажку в суд, судья ее приобщает к делу! Нарушение на нарушении! И снова суд назначает психолого-психиатрическую экспертизу, за которую снова плачу я. Одним словом, приняты все меры, чтобы процесс затянуть.
Но есть и другие бумажки. Например эта, написанная со слов Лены!


Правда, я тоже учусь. На этот раз я требую в суде «изъять ребенка», а не «обязать вернуть», как это было с Леной - этот номер не проходит.
Мне безумно жалко девчонок. Жалко по-человечески, жаль потерянных возможностей, времени - ведь для ребенка четыре года жизни (столько длиться все это безумие), срок огромный! Я все время переживаю, как у них сложатся отношения с миром, к жизни вообще - если бабушка все время орет о суициде. Какие у них в будущем сложатся отношения с мужчинами, если бабушка все время орет об изнасилованиях. Суицид и изнасилования - это две ее коронки. Но, поди, объясни детям, что она просто не в себе. Я все время думаю о том, как их восстановить, после таких психологических травм. Однако, первая задача, конечно, вырвать их у Трибунских. Мне даже врач говорил, что пока этот фактор влияния не будет отсечен, восстанавливать их бесполезно. Даже если попробовать, можно сделать еще хуже, тогда вообще неизвестно, чем закончится. Ведь на каждый мой шаг бабушка предусмотрела двойное противодействие. Когда я оставалась с Леной одна, она начинала оттаивать, говорила о будущем, оживала, но при новой встрече, я ее просто не узнавала.
Тем не менее, я стараюсь донести до Лены, что за каждый поступок в жизни приходится нести ответственность. Я говорю ей, что она уже взрослая, что именно от ее решений зависит то, как она будет жить дальше. Влияет ли бабушка на нее, или нет, но решения принимает она, и ответственность лежит только на ней. Потом будет бесполезно винить кого-либо. Бабушку ли, или меня. Может быть, мои слова найдут у нее отклик. Я надеюсь.
Возможно, я излишне прагматична. Возможно, кто-то меня даже осудит за то, что я решаю все эти вопросы в суде, а не бегу сломя голову отнимать своих дочек и «будь что будет», или выступать в суде в стиле «вот стою я перед вами, простая русская баба». Но я, помимо безумного характера Натальи Николаевны, столкнулась с такой стеной чиновничьего беспредела, с таким количеством лжи и бездушия, что веди я себя как-то по-другому, ситуация была бы следующая:
На меня бы окончательно навесили ярлык чокнутой сектанткой, у меня бы не было жилья, по крайней мере, такого, где могут нормально развиваться мои дочери, жила бы я в Видном, под бдительным присмотром Трибунских, а в худшем случае лежала в психушке, куда меня направил местный врач. А потом, возможно, меня объявили недееспособной, и я потеряла бы вообще все. Но ладно я! Главное, у моих девочек уже не было бы никаких шансов вернуться к нормально жизни!
Меня выбрали жертвой в этой истории, но я ей быть не хочу. И даже более того. Я им не отдам будущее своих детей, но и свое будущее, и свое настоящее, я отдавать им не собираюсь! Есть ситуации, когда охотник превращается в жертву, и наоборот. И последние станут первыми. Кстати, откуда это? Из какой-то сайентологической книги? Нет, это Евангелие.
На этом историческая часть закончена. Следующий пост про суд 13 марта. Present Day.


Previous post Next post
Up