(no subject)

[fa]

Купил вчера русский перевод книги Монсенжона с перевёрнутой вверх ногами фоткой Гульда на супере... и вскоре захотел, наконец, избавиться от юношеской привычки ставить Гульда не только особняком, но и считать его любимым... Меня давно уже "эстетически" смущает собственная привязанность, то ли дело Микеланджели...:)

Помню, как одноклассница фыркнула при упоминании Чайковского - даже упоминать его было как бы дурным вкусом... Нечто похожее произошло и с Гульдом - из почти "антисоветского" персонажа, замалчиваемого в советском музыкальном образовании, он быстро стал жупелом, обязательным "к прочтению"... и как всякое "обязательное" превратился в свою противоположность и разновидность конформизма. Любить же Чайковского стало, наоборот, модным...

Прочитав в школе работу убитого пару лет назад в Москве С. Бровцына, из которой я узнал, что Гульд был первым пианистом, который стал сам себя записывать, вскоре я уже считал, что он был также и последним, так как закончил всю исполнительскую линию среди пианистов: играть теперь можно было или подражая ему или заведомо хуже:). Все остальные были старше - Рубинштейн, Рихтер, Софроницкий, Аррау и пр., - незаметны в его тени, подобно Поллини - либо играли своё (напр., пришедшие из джаза Хэнкок с Джарретом).

Воспитанные на там- и самиздате наверняка испытывали в той или иной степени раздражение при виде уже никому особенно не интересных книг, массово изданных при Горбачёве: недавно эти страницы листались под страхом тюрьмы, и вот легализация обернулась не то чтобы профанацией, но каким-то разочарованием...

Но я не успел во-время разочароваться в Гульде, узнав к этому времени подробности, сказавшие мне больше любых эстетических недоумений: даты его рождения и смерти и его предсмертный дебют как дирижёра (написанная к родам жены "Идиллия Зигфрида").

Если жизнь артиста, писателя, любая известная нам по каким-либо причинам жизнь - наполнена символами настолько яркими - то эстетическое чувство отступает. Непонятное тревожит сильнее приятно-неприятного.

И вот вчера, испытав инстинктивное несогласие с тем, что "любимое" стало ортодоксальным, что Монсенжон, как Лоран при Геноне, словно монополизировал тему, я перенёс сам импульс протеста на главного виновника, почувствовав почти стыд за своё упорство в этой любви. Но заранее уверен: буду слушать опять. Неужели это навсегда? ))