Пантелеймон Романов: Спекулянты
На вокзале была давка и суета. Около кассы строилась очередь. И так как она на прямой линии в вокзале не умещалась, то закручивалась спиралью и шла вавилонами по всему залу.
В зале стоял крик и плач младенцев, которые были на руках почти у каждой женщины и держались почему-то особенно неспокойно.
А снаружи, около стены вокзала, на платформе стоял целый ряд баб с детьми на руках. Бабы в вокзал не спешили, вещей у них не было, товару тоже никакого не было. Но около них толокся народ, как около торговок, что на вокзалах продают яйца, колбасу и хлеб.
-- Вы что тут выстроились? -- крикнул милиционер.-- Билеты, что ли, получать -- так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к чертовой матери.
Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.
Плача в зале стало еще больше.
-- Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! -- сказал штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в конце очереди, у самой двери.
У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.
-- Вишь, накатали сколько, обрадовались... в одни руки не захватишь. Что встала-то над самым ухом?
-- А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! -- крикнула баба на своего младенца.
-- Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот взъездились-то, мои матушки.
-- И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов на всех не хватит.
-- Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут,-- без очереди дают.
-- Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого прихватила,-- сказала баба в полушубке.
-- Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.
-- А дадут?..
-- Отчего ж не дать? За тем и вышли.
-- За деньги, брат, нынче все дадут,-- проговорил старичок в серых валенках.
Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:
-- Четыре тысячи просят...
-- Креста на них нет, вчера только по три ходили,-- сказала старушка.
-- Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за младенца сойдет.
-- Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.
-- Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было,-- кричал около кассы милиционер на бабу,-- откуда ж он взялся?
-- Откуда... откуда берутся-то? -- огрызнулась баба.
-- Ну, кто с ребенком, проходи наперед.
-- Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая стоит,-- тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это ошалеть надо.
-- Теперь не разбираются.
-- Вот опять загнали к самой двери,-- сказал, плюнув, малый с мешком.
-- Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди пустят,-- сказала баба, владелица двух младенцев.
-- Черт-те что... придется брать. Что просишь?
-- Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти будем брать.
-- Что ж это вы дороговизну-то какую развели? -- сказал штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.
-- А что ж сделаешь-то...
Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.
-- Головку-то ему повыше держи.
И баба взяла запасного младенца с пола.
-- Ай у тебя двойня? -- спросила соседка.
Нет, это невестки. Она захворала, так уж я беру. Две тысячи ей, две мне.
Исполу работают...-- сказал старичок, подмигнув.
-- Почем ребята? -- шепотом спрашивали в толпе.
-- По четыре ходят.
-- Обрадовались!.. Все соки готовы выжать, спекулянты проклятые. Ведь вчера только по три были.
-- По три... а хлеб-то почем?..
-- Прямо взбесились, приступу нет. Неделю назад мы со снохой ехали, за пару пять тысяч платили, а ведь это что ж, мои матушки...
-- Да, ребята в цену вошли,-- сказал старичок, покачав головой,-- теперь ежели жена у кого хорошо работает, только греби деньгу.
-- Страсть... в десять минут всех расхватали.
-- Это еще день не базарный, народу едет меньше, а то беда.
-- А вон какая-то кривая с трехгодовалым приперла. Куда ж такого лешего взять?
-- Возьмешь, коли спешить нужно.
-- Это хоть правда.
-- Опять чертова гибель народу набралась,-- говорил в недоумении милиционер,-- вне очереди больше, чем в очереди. Куда опять кольцом-то закрутились. Черти безголовые! Раскручивай! Эй, ты, господин хороший, что не к своему месту суешься! -- крикнул он на штукатура,-- ступай взад, тут бабы стоят.
-- Я с ребенком...
-- А черт вас возьми... ну, стой тут.
-- Что ж ты его вниз головой-то держишь, домовой! -- закричала молодка, подбежав к штукатуру.-- Вот ведь оглашенные, ровно никогда ребят в руках не держали.
-- Что ж ему, деньги заплатил, он уж и думает...
Открылась касса. Народ плотной толпой, всколыхнувшись, подвинулся вперед. Пробежала какая-то торговка с жестянкой, посовалась у кассы и пошла искать конец очереди. К ней подбежала кривая баба с трехгодовалым ребенком. Торговка прикинула его на руках и отказалась было, но потом, махнув рукой, завернула мальчишку в шаль с головой и пошла наперед.
-- Сбыла своего? -- сочувственно спросила старушка в платке у кривой.
-- Только и берут, когда ни у кого ребят не останется,-- сказала с сердцем кривая баба.-- В базарные дни еще ничего, а в будни не дай бог.
-- Тяжел очень. С ним час простоишь, все руки отсохнут.
-- Матушки, где же мои ребята?! -- крикнула молодка, владелица двух младенцев.
-- Теперь гляди в оба. Намедни так одну погладили.
-- Вот он, я тут стою! -- крикнул штукатур, приподнявшись на цыпочках из толпы.
-- А другой там?
-- Оба целы. Мы сами семейные.
-- Старайся, старайся, бабы,-- на Красную армию! -- крикнул какой-то красноармеец, посмотрев на бесконечную очередь баб с младенцами.
-- Да, бабы взялись за ум.
Штукатур, получив билет, пришел сдавать ребенка.
-- А чтоб тебя черти взяли!.. Весь пиджак отделал.
-- Оботрешься, не велика беда.
-- Тут и большой-то, покуда дождется, того гляди... что ж с младенца спрашивать.
-- Чей малый? -- кричала какая-то женщина, тревожно бегая с ребенком на руках.-- Провалилась, окаянная!
К кривой бабе подбежала торговка и, с сердцем сунув ей малого, сказала:
-- Лешего какого взяла, не выдают с таким. Только очередь из-за тебя потеряла.
Старичок в валенках посмотрел на нее и сказал:
-- Ты бы еще свекора на руки взяла да с ним пришла.
Издание: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
В зале стоял крик и плач младенцев, которые были на руках почти у каждой женщины и держались почему-то особенно неспокойно.
А снаружи, около стены вокзала, на платформе стоял целый ряд баб с детьми на руках. Бабы в вокзал не спешили, вещей у них не было, товару тоже никакого не было. Но около них толокся народ, как около торговок, что на вокзалах продают яйца, колбасу и хлеб.
-- Вы что тут выстроились? -- крикнул милиционер.-- Билеты, что ли, получать -- так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к чертовой матери.
Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.
Плача в зале стало еще больше.
-- Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! -- сказал штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в конце очереди, у самой двери.
У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.
-- Вишь, накатали сколько, обрадовались... в одни руки не захватишь. Что встала-то над самым ухом?
-- А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! -- крикнула баба на своего младенца.
-- Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот взъездились-то, мои матушки.
-- И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов на всех не хватит.
-- Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут,-- без очереди дают.
-- Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого прихватила,-- сказала баба в полушубке.
-- Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.
-- А дадут?..
-- Отчего ж не дать? За тем и вышли.
-- За деньги, брат, нынче все дадут,-- проговорил старичок в серых валенках.
Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:
-- Четыре тысячи просят...
-- Креста на них нет, вчера только по три ходили,-- сказала старушка.
-- Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за младенца сойдет.
-- Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.
-- Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было,-- кричал около кассы милиционер на бабу,-- откуда ж он взялся?
-- Откуда... откуда берутся-то? -- огрызнулась баба.
-- Ну, кто с ребенком, проходи наперед.
-- Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая стоит,-- тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это ошалеть надо.
-- Теперь не разбираются.
-- Вот опять загнали к самой двери,-- сказал, плюнув, малый с мешком.
-- Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди пустят,-- сказала баба, владелица двух младенцев.
-- Черт-те что... придется брать. Что просишь?
-- Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти будем брать.
-- Что ж это вы дороговизну-то какую развели? -- сказал штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.
-- А что ж сделаешь-то...
Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.
-- Головку-то ему повыше держи.
И баба взяла запасного младенца с пола.
-- Ай у тебя двойня? -- спросила соседка.
Нет, это невестки. Она захворала, так уж я беру. Две тысячи ей, две мне.
Исполу работают...-- сказал старичок, подмигнув.
-- Почем ребята? -- шепотом спрашивали в толпе.
-- По четыре ходят.
-- Обрадовались!.. Все соки готовы выжать, спекулянты проклятые. Ведь вчера только по три были.
-- По три... а хлеб-то почем?..
-- Прямо взбесились, приступу нет. Неделю назад мы со снохой ехали, за пару пять тысяч платили, а ведь это что ж, мои матушки...
-- Да, ребята в цену вошли,-- сказал старичок, покачав головой,-- теперь ежели жена у кого хорошо работает, только греби деньгу.
-- Страсть... в десять минут всех расхватали.
-- Это еще день не базарный, народу едет меньше, а то беда.
-- А вон какая-то кривая с трехгодовалым приперла. Куда ж такого лешего взять?
-- Возьмешь, коли спешить нужно.
-- Это хоть правда.
-- Опять чертова гибель народу набралась,-- говорил в недоумении милиционер,-- вне очереди больше, чем в очереди. Куда опять кольцом-то закрутились. Черти безголовые! Раскручивай! Эй, ты, господин хороший, что не к своему месту суешься! -- крикнул он на штукатура,-- ступай взад, тут бабы стоят.
-- Я с ребенком...
-- А черт вас возьми... ну, стой тут.
-- Что ж ты его вниз головой-то держишь, домовой! -- закричала молодка, подбежав к штукатуру.-- Вот ведь оглашенные, ровно никогда ребят в руках не держали.
-- Что ж ему, деньги заплатил, он уж и думает...
Открылась касса. Народ плотной толпой, всколыхнувшись, подвинулся вперед. Пробежала какая-то торговка с жестянкой, посовалась у кассы и пошла искать конец очереди. К ней подбежала кривая баба с трехгодовалым ребенком. Торговка прикинула его на руках и отказалась было, но потом, махнув рукой, завернула мальчишку в шаль с головой и пошла наперед.
-- Сбыла своего? -- сочувственно спросила старушка в платке у кривой.
-- Только и берут, когда ни у кого ребят не останется,-- сказала с сердцем кривая баба.-- В базарные дни еще ничего, а в будни не дай бог.
-- Тяжел очень. С ним час простоишь, все руки отсохнут.
-- Матушки, где же мои ребята?! -- крикнула молодка, владелица двух младенцев.
-- Теперь гляди в оба. Намедни так одну погладили.
-- Вот он, я тут стою! -- крикнул штукатур, приподнявшись на цыпочках из толпы.
-- А другой там?
-- Оба целы. Мы сами семейные.
-- Старайся, старайся, бабы,-- на Красную армию! -- крикнул какой-то красноармеец, посмотрев на бесконечную очередь баб с младенцами.
-- Да, бабы взялись за ум.
Штукатур, получив билет, пришел сдавать ребенка.
-- А чтоб тебя черти взяли!.. Весь пиджак отделал.
-- Оботрешься, не велика беда.
-- Тут и большой-то, покуда дождется, того гляди... что ж с младенца спрашивать.
-- Чей малый? -- кричала какая-то женщина, тревожно бегая с ребенком на руках.-- Провалилась, окаянная!
К кривой бабе подбежала торговка и, с сердцем сунув ей малого, сказала:
-- Лешего какого взяла, не выдают с таким. Только очередь из-за тебя потеряла.
Старичок в валенках посмотрел на нее и сказал:
-- Ты бы еще свекора на руки взяла да с ним пришла.
Издание: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.