Дмитрий Быков // «Собеседник», №24, 30 июня - 6 июля 2004 года
Папа, мама и все свои
Двадцать шестой Московский кинофестиваль закончился триумфом российского кинематографа. Дмитрий Месхиев поощрен за лучший фильм и режиссуру, Богдан Ступка - за лучшую роль в месхиевских «Своих» по сценарию Валентина Черных «Русские вопросы». Новое название, конечно, точней и емче (на английский его перевели еще короче - «Us», что вообще-то означает «Нас». Ну и правильно, фильм рассказывает о том, как нас … свои и чужие, но мы не сдаемся).
Если говорить без иронии, расклад сил в конкурсе ММКФ отражал вполне реальную ситуацию в мировом кино. И отражал ничуть не хуже, чем каннская программа, в которой наших не было, но общий уровень которой, сколько можно судить по уже показанному в России, тоже оставлял желать. Все мировые киносмотры - сосуды сообщающиеся; и в Каннском океане, и в Московском заливе вкус воды одинаков, и в Москве он даже как-то свежее.
Месхиев вполне заслужил свои призы, поскольку фильм его заставляет вспомнить о замечательных работах, с которых он начинал,- о «Циниках», в частности, с их не очень достоверными героями (трудно мне было поверить, что Дапкунайте - женщина десятых годов), но с четкой постановкой серьезных вопросов. Месхиев вообще редко и не очень удачно снимает про современность, а в историю - давнюю или недавнюю - погружается не потому, что любит ретро, а потому, что на материале серьезных коллизий ему легче поговорить о действительно волнующих его вещах. После слабой «Механической сюиты» он выпустил с теми же Гармашом и Хабенским кино совсем другого уровня и на самую главную тему - о русской самоидентификации. Ее, в общем, нет, никто нам не свой, и вполне естественно в поисках ответа обращаться к войне - единственному времени, когда все мы были как бы монолитны. Неважно уже было, кто еврей, кто чекист, а кто кулак. Встал вопрос о выживании нации как таковой - и все прочие ярлыки отпали. Вот о том, как становятся своими - и по каким, собственно, признакам можно опознать своего,- как раз и рассказывает хороший, крепкий сценарий когдатошнего автора «Москвы», которая слезам не верит. Непонятно, правда, что должно случиться, чтобы своими ощутили друг друга разобщенные до предела, мародерствующие почти в открытую граждане сегодняшней России, у которых вообще не осталось ничего своего - ни Родины, ни принципов, ни власти. Не войну же объявлять кому-нибудь. Хотя на закрытии фестиваля много и почти агрессивно говорилось о том, что вот, мол, мы наконец всем и показали.
Нам тоже показали, и выяснилось, что побеждать почти некого; что мы в своем кризисе не одиноки, он - всеобщий. Люди основательно позабыли, кто они есть, и в поисках своего истинного «я» обращаются то к матери («Разговоры с мамой», Аргентина-Испания, приз Хине Сорилье за лучшую женскую роль), то к воспоминаниям о безвинно обиженном и трогательном отце («Папа!» по мотивам «Матросской тишины» Галича, Владимир Машков, приз зрительских симпатий), то опять-таки к военному прошлому (слабая, но симптоматичная греческая картина «Тяжело и безнадежно»), то к общей генетической памяти о временах социалистического надрывного абсурда («Время жатвы» Марины Разбежкиной, приз ФИПРЕССИ,- зрелище тяжелое, но с отличной работой Людмилы Моторной). Программа ясно обозначила кризис всех нынешних ценностей и смешение понятий, и чтобы отчистить их - естественно обращаться к первоосновам. Это и ответ на вопрос о том, почему все мировое кино болеет сказочными блокбастерами; эта тяжелая эпидемия докатилась и до нас - Бикмамбетов показал «Ночной дозор», первую часть задуманной трилогии по прозе Сергея Лукьяненко. Спецэффектов море, все очень клипово и навороченно, но история-то простая, сказочная, о добре и зле в чистом, химически сказочном виде. Как сказал умница Илья Кормильцев, новая серьезность начнется с возвращения к архаике. Первым это когда-то почувствовал Балабанов, сняв фильм о самых прочных связях - родовых; они сильнее сознания, и социальных неравенств, и даже морали. Свой своему поневоле брат. Ну мы же все свои, в конце концов. Осталось понять, объединяет ли этих своих что-то свое - или только то, что все вокруг чужое.
Кратковременное впадение в детство - сказочки, мифы, пренатальная память о великом прошлом - должно бы по идее завершиться каким-то отрочеством, что ли, постепенным взрослением, обращением к вечным вопросам и сексуальной озабоченностью. Все это наличествует в очень качественной эстонской трагикомедии «Бунт свиней», вполне по делу получившей приз «За кинематограф будущего». Два эстонских рекламщика и журналиста 1973 и 1974 годов рождения Яак Кильме и Рейну Рейнумяги сняли историю о начале конца Советского Союза, о сексуально-политическом бунте в Лагере труда и отдыха (такие были, если кто не помнит,- действие происходит в восемьдесят шестом), о том, как на смену старым и сгнившим свиньям идут молодые и визгливые поросята,- и зря некоторые критики корили фильм за антирусскость. Лично мне эти два эстонца гораздо более свои, чем Никита Михалков, который, кажется, давно уже отвык по-режиссерски мыслить, зато вел себя на фестивале с великолепной шоуменской развязностью. Девушек всяко хватал - Бордовских, Дапкунайте… Девушки, конечно, визжали. А картина у эстонцев получилась не антирусская вовсе, а скорей уж антиэстонская, чего никто не пожелал заметить; но на самом деле, конечно, антидурацкая.
Обидно, что Владимир Машков, так и не став покуда сильным кинорежиссером, перестает постепенно быть ярким актером - потому что между Абрамом Шварцем, которого он играл когда-то у Табакова, и Папой из нового фильма все-таки имеется некая пропасть. «Папа!» - очень старательное, но совершенно ходульное ретрокино, сплошь на приемах, на холодном и голубом глазу; я не всегда верю героям Месхиева, изображающим людей сорок первого,- но куда более дотошному в воспроизведении реалий Машкову не верю почему-то вовсе. И то, что актуальная и важная картина исполнена так помпезно и попсово, компрометирует и тему, и литературный материал, и талантливого Егора Бероева в роли несимпатичного Давида.
Что до светской составляющей ММКФ, то на этот раз все было гораздо лучше, чем год назад. Нас посетили безусловно суперзвезды - Мерил Стрип, Алан Паркер, Барбара Зукова, Изабель Аджани, Руперт Эверетт (с не таким уж слабым, как о нем писали, фильмом «Иная лояльность» - а может, мне просто нравится смотреть на Шерон Стоун, чем бы и с кем бы она ни занималась). Тарантино оторвался от охраны и попытался попить в Москве свой утренний кофе, но был с позором изгнан из кафе: «У нас закрыто»; и правильно, и нечего, Тарантино не Тарантино, а у людей расписание. ММКФ, бывший ранее чем-то вроде утешительного приза для престарелых звезд, памятных всем по нашему и ненашему старому кино, активно встроился в мировой контекст и решает глобальные проблемы даже честнее, чем, скажем, насквозь политизированный Берлинский фестиваль или карловарский смотр, слишком озабоченный узкими проблемами Восточной Европы. Россия, может, и не похвастается сегодня самыми большими деньгами и самыми престижными кинорынками, но одно несомненное преимущество у нас есть: у нас тут всегда быстрее улавливают главные течения воздуха.
В общем, спасибо. Было что посмотреть и о чем поспорить. А что хорошего кино в мире сейчас нет, так его и в 1904 году почти не было. Подождите лет десять, когда новое поколение младенцев научится не только держать камеру, но и думать с нею в руках.