Дмитрий Быков // "Профиль", №19, 21 мая 2012 года
«В МОЕЙ СУДЬБЕ ТЫ СТАЛА ГЛАВНОЙ...»
Навык дискуссии в России утрачен, а по большому счету она сегодня и невозможна.
Улица превратилась в главную арену российской политики. Это и хорошо, и плохо.
Перефразируя афоризм Наполеона про штык, на котором неудобно сидеть, улица - хорошая вещь, но жить на ней неудобно. Уличные гулянья и волнения - явный, бесспорный, никак не рассасывающийся предвестник социального катаклизма. Достаточно вспомнить лето 1917 года в России, когда, по слову Пастернака, митинговали не только толпы, но деревья, звезды, паровозы и самый воздух. Перемены - мягкие или радикальные - в России неизбежны, и не понимает этого только тот, кто не хочет ничего понимать вообще ради душевного равновесия. Иное дело, что сами по себе уличные гулянья, количество которых стремительно нарастает, а здравых мер по их кардинальному пресечению так и не выдумано, сами по себе являются предвестником именно баррикад, а не реформ. Предвестием реформ являются дискуссии, а для этого у России нет никаких институций: ни адекватного парламента, ни свободных выборов с дебатами, ни телевидения. Из улицы не произрастает ничего, кроме улицы: мирные сценарии готовятся иначе. И то, что Россия предпочитает гулять, а не спорить, читать стихи, а не разговаривать, разбивать палаточные лагеря, а не оппонента в свободной дискуссии, говорит как минимум о двух вещах, тоже печальных и радостных одновременно.
Первое. Навык дискуссии в России утрачен, а по большому счету она сегодня и невозможна: термины устарели, классические развилки, дихотомии и антиномии больше не описывают ту жизнь, которая есть. Многие цепляются еще за советские и антисоветские схемы, не понимая, что эти слова давно ничего не значат. Оппозиционеры по-прежнему клеят друг другу ярлыки государственников и либералов, не видя, что эти слова ничего не весят в отсутствие государства и закона. Улица - замена парламенту, форма отказа от него, зародыш чего-то иного.
Второе. Этим чем-то иным может быть только разрыв дурной циклической бесконечности, полная реформа всего государственного строя, упразднение всех нынешних институций, скомпрометированных так же, как и слова. Мы видели парламент при Грызлове, когда он не был местом для дискуссий, видели его же при Ельцине, когда ничему, кроме дискуссий, места уже не оставалось, и не можем представить себе парламента, в котором не было бы поголовного единомыслия или совершенного бардака. Сама форма отечественного парламентаризма должна радикально измениться, или он никому не нужен вовсе (на что сегодня, по большому счету, влияет Дума?). Россия не может больше быть Азией, не хочет (и, возможно, правильно делает) быть кризисной Европой, ей предстоит выдумать нечто принципиально новое - и для себя, и, может быть, для мира. Но поскольку ясно, что прежняя структура власти с этим новым никак не совместима, - исторический семнадцатый год так же неизбежен, как календарный.
В романе того же Пастернака революция названа «великолепной хирургией». Боюсь, терапевтическую стадию лечения российской политической, да и экономической, системы мы миновали. Следует, однако, отделить российскую революцию, к которой Ленин почти не причастен, от большевистской диктатуры, пришедшей к власти в результате переворота. Революция была в феврале, она была необходимой, назревшей и при условии правильного маневрирования не приводила фатально к Октябрю. Строго говоря, именно поэтому Солженицын, в юности задумав роман именно об Октябре, свою эпопею о революции до него не довел, потому что вся революция кончилась к лету. Представляя ее только как разруху, безвластие, хаос, кровь и экспроприацию, мы смешиваем два несходных явления. На вопрос «Вы что же, революции хотите?» - вполне резонно ответить «Да», не подписываясь при этом под одобрением расстрелов, красного террора или Брестского мира. Большевики тоже сделали в России кое-что приличное, но это приличное многократно перевешивается злодействами, за которые им с превышением отмстил русский термидор 1930-х. Революция в нынешней России вполне возможна без нового большевизма - тем более что и большевиков пока не видно; скажем за это спасибо той вялости, безыдейности и недостаточной пассионарности, которая так нам мешала в предыдущие десять лет.
Не нужно бояться улицы. «В моей судьбе ты стала главной, родная улица моя», и раз уж это случилось, раз уж традиционно домоседскую страну удалось вывести на площади, стало быть, ситуация дошла до радикальной смены вех. Важно только спокойно и твердо помнить, куда эта улица ведет, чтобы перемены не застали нас врасплох. Важно, чтобы к власти не пришел новый Ленин, но еще важней, чтобы она не досталась новому Львову или Керенскому. И думать сейчас надо не о феврале, который неизбежен, и не об октябре, который далеко не фатален, - а об августе, в котором всегда решается главное.
.