159. Что было, то было… Дела заполярные… Из дневника штурмана Прокофьева
Оригинал взят у wlad_ladygin в 159. Что было, то было… Дела заполярные… Из дневника штурмана Прокофьева
Продолжение
Прокофьев В.Г. и Васильев В.В.
4. Заколдованный круг или туманы Баренца
6 июня 1942 года в 17-30, захватив с собой остатки сухарей и 3 куска сахара, взяв пару весел, мы с Чижиковым в унтах и комбинезонах отправились в путь в направлении на Север по ручному компасу.
Вначале погода была хорошая, солнечная. Шли по снегу. Затем погода быстро сменилась, пошла морось, подул ветер, образовался туман, стало холоднее. Морось, покрывая наши комбинезоны и унты и без того мокрые, стала заледеневать. Через 8 часов такого похода, преодолевая ручьи и маленькие речки, мы вдруг услышали сильный шум и догадались, что это река. Да, мы не ошиблись. Пройдя еще с полчаса, мы очутились на крутом и обрывистом берегу реки Йоканьга, которая напитавшись весенними водами, шумно несла огромные куски льда, швыряя их как щепки. Да, действительно перебраться через нее в это время даже на лодке трудно, а перебраться необходимо, т.к. по правому ее берегу образовалось множество притоков, которые мы пытались преодолевать, лазая в унтах по болотам.
От большого перехода по бездорожью и тяжести наших костюмов мы изрядно устали. Хотелось лечь и уснуть. Сознавая то, что стало холодно, и подул сильный холодный ветер и то, что мы мокрые и в этих условиях заснуть, значит замерзнуть, приняли решение вернуться назад к самолету. Но как его теперь найти? Здесь пришел на выручку опять ручной компас, который был у меня на руке. Пользуясь им и местными признаками, главным образом, причудливостью камней, мы двинулись в обратный путь.
10 часов продолжался наш обратный путь. Силы могли вот-вот нас покинуть, уставшие, мокрые, мы вышли на одно болото, которое отличалось от других изобилием морошки и зыбью. Узнали мы его еще и потому, что нигде больше, а только там встречали птицу, похожую на голубя по нраву и характеру, а по цвету, похожую на дятла.
Это мшистое болото от нашего самолета было всего каких-нибудь 800 м. Туман настолько сгустился, что на расстоянии 5 метров ничего не было видно и только тогда мы попали на наш старый след, по нему смогли найти и свой самолет. Трудно передать какая была наша радость, когда мы забрались в Ф-1, разделись догола, облачившись в шелковую ткань парашюта, и заснули как убитые. Целые сутки проспали мы после этого беспримерно трудного 18-ти часового перехода, как по заколдованному кругу. Проснувшись, мы увидели весь самолет, занесенный снегом, кругом ледяные сосульки, сильный ветер и пургу. Черные тучи, как косматые ведьмы, носились над этой тундрой.
Видя такую погоду, мы и не думала выходить из кабины. Ветра в кабине не было, т.к. все имеющиеся отверстия забило мокрым снегом и теперь заморозило, шелк парашютов нас согревал. Эта буря бушевала с 6 по 9 июля. Затем немного стала утихать, появились разрывы облачности, улучшилась видимость, но поземка продолжалась стелиться по сугробам, не обращая внимания на июнь месяц.
После этой ходьбы у меня получилось растяжение жил левой ноги. Чижиков, простудившись, сильно кашляет. Продуктов становилось все меньше. В день употребляли только по 100 грамм галет и пили болотную воду из-под снега. Решили лежать в самолете до улучшения погоды, сохранять остатки сил и энергии для того, чтобы дольше протянуть до нашего спасения.
5.Тайна моряка
10 июня 1942 г. исполнилось 14 суток нашего пребывания в тундре. Настроение жуткое. Глаза все время хотят найти живое на горизонте. Вдруг замечаю на северо-западе какое-то чудовище, похожее на бурого медведя, то едущего на задних лапах, то на четвереньках. И только тогда, когда хорошо присмотрелись, мы определили, что эта никто иной, как человек, но поведение его было странное, то он шел на ногах, то на четвереньках.
Превозмогая боль, мы поддались ему навстречу. Утопая по пояс в снегу, еще издали увидели, что этот человек или пьяный, или замерзает. Шел он по направлению к нашему самолету, не замечая нас, даже тогда, когда мы подошли к нему вплотную. На вопрос: «Моряк, Вы откуда?», человек в морской форме, как бы испугавшись, встрепенулся и проговорил: "Я, Васильев... под лед... парашюты... четыре». После этих слов лег на снег и больше ничего не произносил, а только сильно начал стонать.
По его поведению мы сразу поняли, что он замерзает и, увидев людей, считает, что он теперь спасен. Его организм прекратил борьбу за жизнь, и он погрузился в сон, как эта всегда бывает с замерзающим. Мы попытались привести его в чувство. Но, увы... наши усилия не увенчались успехом. Моряк спал замерзающим сном, не сознавая этого.
Тогда мы с Чижиковым, сделав из весел и одеяла, которое было на моряке, носилки, взвалили его на плечи. Не сделав и трех шагов, одно весло сломалось, моряк оказался тяжелым. Использовали все, что возможно было для спасения моряка, на байковое одеяло положили его, на голые ноги и руки одели свои краги и дотянули его волоком к самолету. Путь был очень трудным, шли по пояс в снегу. Не дотащив моряка до самолета метров 50, он, неестественно отбросив правую руку в сторону, слабо улыбнулся и затих навсегда. Не веря в его кончину, мы все же занесли в Ф-3, раздели догола, завернули в шелк парашюта, растирали грудь, делая все, что могли, но, увы... моряк был мертв.
По документам найденного моряка, мы установили, что это авиационный техник Северного флота Савицкий Иван Матвеевич 1911 года рождения, член ВКП(б), женат. Здесь же при нем было фото его семьи - жены и ребенка. Смерть трагична, но почему он очутился один в тундре и в таком положении, для нас оставалось тайной. Я полагал, что это из экспедиции, которая наверно шла нас спасать. Переходя через реку Йоканьга, которая к этому времени снова подмерзла, лед провалился, все погибли, а он, как здоровый человек и моряк, спасся, но от холода потирал сознание и шел бессознательно к самолету. И так теперь нас трое - один мертвый и два еще пока живы.
6. Личные переживания
Находясь в таком положении продолжительное время, ожидая помощи (она впоследствии почти стала безнадежной), я вел дневник, в котором описывал каждый день нашей жизни в тундре, порой прозой, порой стихом. Вот некоторые выдержки из них - о Тундре Подчевер.
Здесь далеко за полярным кругом
Месяц июнь, а снегу полно.
Солнце здесь сутки с дежурства не сходит
Круглые сутки здесь в Тундре светло.
Глазом окинешь насколько увидишь
Всюду болота, проросшие мхом.
Хмурое небо, зловеще нависшее
Долго над тундрой стоит колпаком.
Камни огромные, серые, черные
Лежат из давно здесь, как предки веков,
И кажется мне, что глядя из кабины,
Пасутся отдельные стада быков.
Птица здесь есть, во мне незнакомая,
Курочка белая с черным хохлом,
Кулик горластый, их много ужасно,
Да серая птица с белым крылом.
Скучно нам жить здесь, всего только двое,
Но сад здесь роскошный для диких зверей.
Посмотришь на Запад, посмотришь на Север,
Пройдешь сотни верст, и не встретишь ладей.
Здесь сильные ветры, туманы густые,
Болота сплошные и нету дорог.
Если ты в полете, погода плохая,
Не вздумай спешить - погибнешь, дружок.
Край этот дальний, суровый, холодный.
Но это отдельный кусочек страны
Край голый, пустынный,
Но звание имеет Тундра Подчевр.
7. Спасение. Где были Васильев и Биенко, и как попал в тундру моряк
14 июня 1942г.: 17 сутки, как живем с Чижиковым вдвоем в этой тундре. Кушать нечего нет. Питаемся только водой из болот. Силы иссякают с каждым днем, лежим в кабине, разговариваем мало. Сон сменяется какой-то беспокойной дремотой. Однажды утром сквозь дремоту слышен скрежет в Ф-3. Невольно открылись глаза. О, ужас! Над кабиной Ф-1, в которой мы лежали, против моей головы нависли две черные лапы с растопыренными когтями. Спросонья, не разобрав в чем дело, вскочил и в одно мгновение очутился с пистолетом в астролюке. Но, к счастью, злость, испуг и ярость были напрасны. Около Ф-3 я увидел 2-х бойцов пограничников с винтовками, а эти черные лапы ни что иное, как замерзшие кожаные перчатки на палках от лыж.
Пограничники увидели нас в Ф-3, а как туда попасть не знали. Вот они и шарили по самолету, пока от их шума не проснулся я. Не успел я с пограничниками обменяться и парой слив, как увидал бегущих людей - основные силы спасательном экспедиции. Радость встречи очень велика, дело дошло даже до поцелуев. Состав экспедиций состоял из 6 человек с лыжами, 5 олений с нартами и собаками. Оленевод северный человек Саам, зная, что в этих местах нет дров, привез их с собой на нартах. Из концентратов сварили очень быстро кашу, которую мы с Чижиковым ели, не понимая вкуса. Судили о том, хватит есть или нет, не по сытости, а по количеству съеденной пищи. После этого все 6 человек забрались в самолет и коротко обменялись всеми вопросами, которые до сих пор были неизвестны, а главное, где были Васильев и Биенко.
Уйдя от самолета в разведку, они сбились с пути, не имея компаса, и пошли не в ту сторону. Пять суток бродили по тундре, питалась морошкой. На пятые сутки убили крысу, сели на бугор, чтобы съесть ее и в это время увидела стадо оленей и пастухов - оленеводов, которые их спасли, доставив на оленях в Йоканьгу. Поправившись, они стали принимать меры к спасению нас с Чижиковым. Две спасательные экспедиции не привели ни к чему. Они в бинокль видели наш самолет, но подойти не могли, т.к. путь преграждала река. Третье попытка удалась именно в момент, когда на реке образовался лед, по которому они и добрались до нас.
О моряке. При второй экспедиции пробраться к самолету через бурную широкую речку никто не решался. Моряк же, несмотря на предупреждение Васильева, перепрыгивая с льдины на льдину, стал перебираться на другой берег. Как и следовало ожидать, сорвался, пошел под лед, но снова появился на поверхности воды. Его прибило к другому берегу, где он вылез из воды. Без сапог, в мокром обмундировании, он пошел в нам. Ему члены экспедиции кричали, чтобы он из байкового одеяла сделал себе унты на ноги, перебросили ему нисколько банок консервов. Как говорят, он что-то долго возился на берегу реки, а затем пошел по направлению к самолету. Сами члены экспедиции также в это время, чтобы не замерзнуть, стали на лыжи и вернулись в Йоканьгу. Моряк, как видно, замерз. Его схоронили недалеко от самолета под камнями бойцы пограничники
Мы же со всеми членами экспедиции через 12 часов похода прибыли в Йоканьгу. Отдохнули у пограничников 5 суток, потом отправилась к морякам, которые нас по морю доставили до порта Полярная, а потом в Ваенгу. Из Ваенги на самолете Си-47 мы прибыли в свою часть, в Якушево. Троих из нашего экипажа теперь уже нет в живых. Они погибли в боях за Родину.
Спите орлы боевые, спите спокойным Вы сном, Вы заслужили геройскую славу честным боевым трудом».
Вот такие воспоминания штурмана Прокофьева оказались в «официальной» истории 28-го гвардейского бомбардировочного Смоленско - Берлинского авиационного полка. Почему официальность взята в скобки? Я не обнаружил последних листов данной машинописной копии истории полка, где, как правило, должны быть указаны архивные «регалии» документа. И в рукописной копии такого не обнаружил, но должен отметить, что именно она имеет более полный вид, в виду с дополнением, связанным с окончанием войны. Но я не сомневаюсь, что историк Сергиенко рукописную копию делал с оригинала.
Однако, когда я уже закончил правку электронного клона воспоминаний штурмана Прокофьева, я попробовал найти его в «Подвиге народа» с инициалами В.П., как было указанно штабным писарем в «Истории». Больше часа провозился, проверив по пути и Васильева и Чижикова и Биенко в надежде, что в наградных документах, как это было принято в АДД, будут указаны члены экипажа с именами и отчествами. Все счетно. В последний момент, прежде чем бросить это «дохлое дело» и идти спать, «нажал» на «Прокофьева Василия Гавриловича» и... угадал.
Это был именно штурман 42-го ап ДД капитан Прокофьев Василий Гаврилович. А утром под впечатлением ночной находки, вдруг вспомнил, что где-то в архиве Сергиенко был большой конверт из оберточной бумаги, той еще советского времени, что пользовались и в продуктовых магазинах и на почте, с надписью как будто «Прокофьев». Порылся несколько секунд и вот он, истрепанный временем, но с содержимым, что теперь для меня на «вес золота». Кроме наградных листов, негативов фотографий, поздравительных открыток и официальной переписки с властями по запросу адресов родственников Прокофьева (а он к тому времени приказал всем нам долго жить), обнаружилась вырезка из газеты «Советский флот» за 24 августа 1958 года и фотокопия статьи самого Прокофьева под названием «17 суток в тундре».
В газете была статья, которая называлась «Дружные сердца», в литературной обработке фронтового дневника Прокофьева неким капитаном Н. Костиным. А фотокопия статьи самого Прокофьева вероятнее всего из «Сталинских соколов» времен войны под ее конец, т. к. подписана была гвардии майором В. Прокофьевым. К концу войны гвардии майор Прокофьев был на должности старшего инструктора по радионавигации 36-ой БАД. Эта статья повторяет то, что есть в «Истории» с незначительными купюрами - что допустимо для «Истории», у которой прямой путь в архив, но не совсем годится для личного состава, читающего дивизионную газету. Поэтому могу взять на себя смелость предположить, что трактовка воспоминаний в «Истории» должна быть первоначальной, чем и делюсь, а другие - это интерпретации «первоисточника».
Вдова штурмана Василия Прокофьева Зинаида Сергеевна в письме к Сергиенко указывает на два номера «Красной Звезды» от 4.09.1965 г и 18.08.1966 г , где описаны и 1 и 2 части дневника Прокофьева. В Сети этих номеров я, к сожалению, не обнаружил.
Вот и все, что хотелось сказать по поводу воспоминаний штурмана Прокофьева.
Продолжение следует
Продолжение
Прокофьев В.Г. и Васильев В.В.
4. Заколдованный круг или туманы Баренца
6 июня 1942 года в 17-30, захватив с собой остатки сухарей и 3 куска сахара, взяв пару весел, мы с Чижиковым в унтах и комбинезонах отправились в путь в направлении на Север по ручному компасу.
Вначале погода была хорошая, солнечная. Шли по снегу. Затем погода быстро сменилась, пошла морось, подул ветер, образовался туман, стало холоднее. Морось, покрывая наши комбинезоны и унты и без того мокрые, стала заледеневать. Через 8 часов такого похода, преодолевая ручьи и маленькие речки, мы вдруг услышали сильный шум и догадались, что это река. Да, мы не ошиблись. Пройдя еще с полчаса, мы очутились на крутом и обрывистом берегу реки Йоканьга, которая напитавшись весенними водами, шумно несла огромные куски льда, швыряя их как щепки. Да, действительно перебраться через нее в это время даже на лодке трудно, а перебраться необходимо, т.к. по правому ее берегу образовалось множество притоков, которые мы пытались преодолевать, лазая в унтах по болотам.
От большого перехода по бездорожью и тяжести наших костюмов мы изрядно устали. Хотелось лечь и уснуть. Сознавая то, что стало холодно, и подул сильный холодный ветер и то, что мы мокрые и в этих условиях заснуть, значит замерзнуть, приняли решение вернуться назад к самолету. Но как его теперь найти? Здесь пришел на выручку опять ручной компас, который был у меня на руке. Пользуясь им и местными признаками, главным образом, причудливостью камней, мы двинулись в обратный путь.
10 часов продолжался наш обратный путь. Силы могли вот-вот нас покинуть, уставшие, мокрые, мы вышли на одно болото, которое отличалось от других изобилием морошки и зыбью. Узнали мы его еще и потому, что нигде больше, а только там встречали птицу, похожую на голубя по нраву и характеру, а по цвету, похожую на дятла.
Это мшистое болото от нашего самолета было всего каких-нибудь 800 м. Туман настолько сгустился, что на расстоянии 5 метров ничего не было видно и только тогда мы попали на наш старый след, по нему смогли найти и свой самолет. Трудно передать какая была наша радость, когда мы забрались в Ф-1, разделись догола, облачившись в шелковую ткань парашюта, и заснули как убитые. Целые сутки проспали мы после этого беспримерно трудного 18-ти часового перехода, как по заколдованному кругу. Проснувшись, мы увидели весь самолет, занесенный снегом, кругом ледяные сосульки, сильный ветер и пургу. Черные тучи, как косматые ведьмы, носились над этой тундрой.
Видя такую погоду, мы и не думала выходить из кабины. Ветра в кабине не было, т.к. все имеющиеся отверстия забило мокрым снегом и теперь заморозило, шелк парашютов нас согревал. Эта буря бушевала с 6 по 9 июля. Затем немного стала утихать, появились разрывы облачности, улучшилась видимость, но поземка продолжалась стелиться по сугробам, не обращая внимания на июнь месяц.
После этой ходьбы у меня получилось растяжение жил левой ноги. Чижиков, простудившись, сильно кашляет. Продуктов становилось все меньше. В день употребляли только по 100 грамм галет и пили болотную воду из-под снега. Решили лежать в самолете до улучшения погоды, сохранять остатки сил и энергии для того, чтобы дольше протянуть до нашего спасения.
5.Тайна моряка
10 июня 1942 г. исполнилось 14 суток нашего пребывания в тундре. Настроение жуткое. Глаза все время хотят найти живое на горизонте. Вдруг замечаю на северо-западе какое-то чудовище, похожее на бурого медведя, то едущего на задних лапах, то на четвереньках. И только тогда, когда хорошо присмотрелись, мы определили, что эта никто иной, как человек, но поведение его было странное, то он шел на ногах, то на четвереньках.
Превозмогая боль, мы поддались ему навстречу. Утопая по пояс в снегу, еще издали увидели, что этот человек или пьяный, или замерзает. Шел он по направлению к нашему самолету, не замечая нас, даже тогда, когда мы подошли к нему вплотную. На вопрос: «Моряк, Вы откуда?», человек в морской форме, как бы испугавшись, встрепенулся и проговорил: "Я, Васильев... под лед... парашюты... четыре». После этих слов лег на снег и больше ничего не произносил, а только сильно начал стонать.
По его поведению мы сразу поняли, что он замерзает и, увидев людей, считает, что он теперь спасен. Его организм прекратил борьбу за жизнь, и он погрузился в сон, как эта всегда бывает с замерзающим. Мы попытались привести его в чувство. Но, увы... наши усилия не увенчались успехом. Моряк спал замерзающим сном, не сознавая этого.
Тогда мы с Чижиковым, сделав из весел и одеяла, которое было на моряке, носилки, взвалили его на плечи. Не сделав и трех шагов, одно весло сломалось, моряк оказался тяжелым. Использовали все, что возможно было для спасения моряка, на байковое одеяло положили его, на голые ноги и руки одели свои краги и дотянули его волоком к самолету. Путь был очень трудным, шли по пояс в снегу. Не дотащив моряка до самолета метров 50, он, неестественно отбросив правую руку в сторону, слабо улыбнулся и затих навсегда. Не веря в его кончину, мы все же занесли в Ф-3, раздели догола, завернули в шелк парашюта, растирали грудь, делая все, что могли, но, увы... моряк был мертв.
По документам найденного моряка, мы установили, что это авиационный техник Северного флота Савицкий Иван Матвеевич 1911 года рождения, член ВКП(б), женат. Здесь же при нем было фото его семьи - жены и ребенка. Смерть трагична, но почему он очутился один в тундре и в таком положении, для нас оставалось тайной. Я полагал, что это из экспедиции, которая наверно шла нас спасать. Переходя через реку Йоканьга, которая к этому времени снова подмерзла, лед провалился, все погибли, а он, как здоровый человек и моряк, спасся, но от холода потирал сознание и шел бессознательно к самолету. И так теперь нас трое - один мертвый и два еще пока живы.
6. Личные переживания
Находясь в таком положении продолжительное время, ожидая помощи (она впоследствии почти стала безнадежной), я вел дневник, в котором описывал каждый день нашей жизни в тундре, порой прозой, порой стихом. Вот некоторые выдержки из них - о Тундре Подчевер.
Здесь далеко за полярным кругом
Месяц июнь, а снегу полно.
Солнце здесь сутки с дежурства не сходит
Круглые сутки здесь в Тундре светло.
Глазом окинешь насколько увидишь
Всюду болота, проросшие мхом.
Хмурое небо, зловеще нависшее
Долго над тундрой стоит колпаком.
Камни огромные, серые, черные
Лежат из давно здесь, как предки веков,
И кажется мне, что глядя из кабины,
Пасутся отдельные стада быков.
Птица здесь есть, во мне незнакомая,
Курочка белая с черным хохлом,
Кулик горластый, их много ужасно,
Да серая птица с белым крылом.
Скучно нам жить здесь, всего только двое,
Но сад здесь роскошный для диких зверей.
Посмотришь на Запад, посмотришь на Север,
Пройдешь сотни верст, и не встретишь ладей.
Здесь сильные ветры, туманы густые,
Болота сплошные и нету дорог.
Если ты в полете, погода плохая,
Не вздумай спешить - погибнешь, дружок.
Край этот дальний, суровый, холодный.
Но это отдельный кусочек страны
Край голый, пустынный,
Но звание имеет Тундра Подчевр.
7. Спасение. Где были Васильев и Биенко, и как попал в тундру моряк
14 июня 1942г.: 17 сутки, как живем с Чижиковым вдвоем в этой тундре. Кушать нечего нет. Питаемся только водой из болот. Силы иссякают с каждым днем, лежим в кабине, разговариваем мало. Сон сменяется какой-то беспокойной дремотой. Однажды утром сквозь дремоту слышен скрежет в Ф-3. Невольно открылись глаза. О, ужас! Над кабиной Ф-1, в которой мы лежали, против моей головы нависли две черные лапы с растопыренными когтями. Спросонья, не разобрав в чем дело, вскочил и в одно мгновение очутился с пистолетом в астролюке. Но, к счастью, злость, испуг и ярость были напрасны. Около Ф-3 я увидел 2-х бойцов пограничников с винтовками, а эти черные лапы ни что иное, как замерзшие кожаные перчатки на палках от лыж.
Пограничники увидели нас в Ф-3, а как туда попасть не знали. Вот они и шарили по самолету, пока от их шума не проснулся я. Не успел я с пограничниками обменяться и парой слив, как увидал бегущих людей - основные силы спасательном экспедиции. Радость встречи очень велика, дело дошло даже до поцелуев. Состав экспедиций состоял из 6 человек с лыжами, 5 олений с нартами и собаками. Оленевод северный человек Саам, зная, что в этих местах нет дров, привез их с собой на нартах. Из концентратов сварили очень быстро кашу, которую мы с Чижиковым ели, не понимая вкуса. Судили о том, хватит есть или нет, не по сытости, а по количеству съеденной пищи. После этого все 6 человек забрались в самолет и коротко обменялись всеми вопросами, которые до сих пор были неизвестны, а главное, где были Васильев и Биенко.
Уйдя от самолета в разведку, они сбились с пути, не имея компаса, и пошли не в ту сторону. Пять суток бродили по тундре, питалась морошкой. На пятые сутки убили крысу, сели на бугор, чтобы съесть ее и в это время увидела стадо оленей и пастухов - оленеводов, которые их спасли, доставив на оленях в Йоканьгу. Поправившись, они стали принимать меры к спасению нас с Чижиковым. Две спасательные экспедиции не привели ни к чему. Они в бинокль видели наш самолет, но подойти не могли, т.к. путь преграждала река. Третье попытка удалась именно в момент, когда на реке образовался лед, по которому они и добрались до нас.
О моряке. При второй экспедиции пробраться к самолету через бурную широкую речку никто не решался. Моряк же, несмотря на предупреждение Васильева, перепрыгивая с льдины на льдину, стал перебираться на другой берег. Как и следовало ожидать, сорвался, пошел под лед, но снова появился на поверхности воды. Его прибило к другому берегу, где он вылез из воды. Без сапог, в мокром обмундировании, он пошел в нам. Ему члены экспедиции кричали, чтобы он из байкового одеяла сделал себе унты на ноги, перебросили ему нисколько банок консервов. Как говорят, он что-то долго возился на берегу реки, а затем пошел по направлению к самолету. Сами члены экспедиции также в это время, чтобы не замерзнуть, стали на лыжи и вернулись в Йоканьгу. Моряк, как видно, замерз. Его схоронили недалеко от самолета под камнями бойцы пограничники
Мы же со всеми членами экспедиции через 12 часов похода прибыли в Йоканьгу. Отдохнули у пограничников 5 суток, потом отправилась к морякам, которые нас по морю доставили до порта Полярная, а потом в Ваенгу. Из Ваенги на самолете Си-47 мы прибыли в свою часть, в Якушево. Троих из нашего экипажа теперь уже нет в живых. Они погибли в боях за Родину.
Спите орлы боевые, спите спокойным Вы сном, Вы заслужили геройскую славу честным боевым трудом».
Вот такие воспоминания штурмана Прокофьева оказались в «официальной» истории 28-го гвардейского бомбардировочного Смоленско - Берлинского авиационного полка. Почему официальность взята в скобки? Я не обнаружил последних листов данной машинописной копии истории полка, где, как правило, должны быть указаны архивные «регалии» документа. И в рукописной копии такого не обнаружил, но должен отметить, что именно она имеет более полный вид, в виду с дополнением, связанным с окончанием войны. Но я не сомневаюсь, что историк Сергиенко рукописную копию делал с оригинала.
Однако, когда я уже закончил правку электронного клона воспоминаний штурмана Прокофьева, я попробовал найти его в «Подвиге народа» с инициалами В.П., как было указанно штабным писарем в «Истории». Больше часа провозился, проверив по пути и Васильева и Чижикова и Биенко в надежде, что в наградных документах, как это было принято в АДД, будут указаны члены экипажа с именами и отчествами. Все счетно. В последний момент, прежде чем бросить это «дохлое дело» и идти спать, «нажал» на «Прокофьева Василия Гавриловича» и... угадал.
Это был именно штурман 42-го ап ДД капитан Прокофьев Василий Гаврилович. А утром под впечатлением ночной находки, вдруг вспомнил, что где-то в архиве Сергиенко был большой конверт из оберточной бумаги, той еще советского времени, что пользовались и в продуктовых магазинах и на почте, с надписью как будто «Прокофьев». Порылся несколько секунд и вот он, истрепанный временем, но с содержимым, что теперь для меня на «вес золота». Кроме наградных листов, негативов фотографий, поздравительных открыток и официальной переписки с властями по запросу адресов родственников Прокофьева (а он к тому времени приказал всем нам долго жить), обнаружилась вырезка из газеты «Советский флот» за 24 августа 1958 года и фотокопия статьи самого Прокофьева под названием «17 суток в тундре».
В газете была статья, которая называлась «Дружные сердца», в литературной обработке фронтового дневника Прокофьева неким капитаном Н. Костиным. А фотокопия статьи самого Прокофьева вероятнее всего из «Сталинских соколов» времен войны под ее конец, т. к. подписана была гвардии майором В. Прокофьевым. К концу войны гвардии майор Прокофьев был на должности старшего инструктора по радионавигации 36-ой БАД. Эта статья повторяет то, что есть в «Истории» с незначительными купюрами - что допустимо для «Истории», у которой прямой путь в архив, но не совсем годится для личного состава, читающего дивизионную газету. Поэтому могу взять на себя смелость предположить, что трактовка воспоминаний в «Истории» должна быть первоначальной, чем и делюсь, а другие - это интерпретации «первоисточника».
Вдова штурмана Василия Прокофьева Зинаида Сергеевна в письме к Сергиенко указывает на два номера «Красной Звезды» от 4.09.1965 г и 18.08.1966 г , где описаны и 1 и 2 части дневника Прокофьева. В Сети этих номеров я, к сожалению, не обнаружил.
Вот и все, что хотелось сказать по поводу воспоминаний штурмана Прокофьева.
Продолжение следует