125. Люди, события, факты. Убогость интернета, пафос штабного писаря и рассказ очевидца.
Оригинал взят у wlad_ladygin в 125. Люди, события, факты. Убогость интернета, пафос штабного писаря и рассказ очевидца.
Уржунцев Константин Исаакович. Летчик 42-го авиаполка 36-ой авиадивизии дальнего действия. Участник Зимней кампании в составе этого же полка. Войну с гитлеровской Германией прошел от звонка до звонка. Совершил 208 боевых вылетов.
Как и положено, за 200 боевых вылетов был представлен командованием полка 17 ноября 1944 года к званию Героя Советского Союза. И только 23 февраля 1948 года указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии майору Уржунцеву, наконец, было присвоено высокое звание и вручены заслуженные награды…
В Сети весьма скупо преподнесена его боевая биография. Лишь упоминается, что он командир эскадрильи 171-го гвардейского бомбардировочного авиаполка, но без почетных наименований - Смоленско-Берлинский Краснознаменный. И ни слова о том, что это и есть тот самый легендарный 42-ой дальнебомбардировочный полк, который был сформирован в Воронеже еще 1938 году в рамках АОН-2 и четырежды во время войны переименованный: Победу полк встретил, как 28-ой гвардейский бомбардировочный Смоленско-Берлинский Краснознаменный авиаполк, а уж после войны стал 171-ым. И не единого боевого эпизода Героя почему-то не приводится, опять-таки по причине того, что под номером 171-го полк в войне не участвовал, а посему никаких боевых эпизодов сетевыми биографами обнаружено не было …
Уржунцев Константин Исаакович. Недавно, посетив в очередной раз Сергиенко, я заполучил «досье» на Уржунцева, а в нем целая стопка листов с воспоминаниями от руки самого легендарного летчика и ряд любопытных архивных документов. Вот с одного документа и начну. Это наградной лист на представление Уржунцева к званию ГСС от 17 ноября 1944 года. В нем «прытким» штабным писарьчуком описывается один из боевых эпизодов с присущим пафосом того времени.
«…Немало мужественных и героических подвигов совершено гвардии майором Уржунцевым при выполнении боевых заданий, так например:
26 ноября 1941 года экипаж Уржунцева было приказано днем бомбардировать танковую колонну по дороге Клин - Солнечногорск, это был второй вылет в этот день. Выйдя в район цели, штурман Гордюшин в вечерних сумерках обнаружил на дороге танковую колонну. Как отъевшаяся саранча они ползли по нашей земле. Сколько злодеяний совершили эти бандиты, ненавистью и мщением горели сердца экипажа, ни что не могло их остановить. МЕ-110 атаковали сразу самолет, а в воздушном бою были убиты стрелки - радисты. Самолет загорелся. К атаке истребителя присоединяется огонь зениток. Подбит правый мотор, самолет теряет высоту, но экипаж не думает о своем спасении и вот горящая машина над танковой колонной врага. Штурман нажимает кнопку, бомбы сброшены. Удачным попаданием уничтожено до 6 танков. Летчик Уржунцев приказал штурману Гордюшину выброситься на парашюте, разворачивает свой горящий самолет и направляет его к скоплению танков врага. Не успел Гордюшин приземлиться, как он увидел взметнувшийся на дороге огневой столб от удара горящего самолета в скопления танков, приземлившись в лес Гордюшин через несколько минут попал к партизанам, которые были в лесу и наблюдали за тем, что происходило на дороге. Он попросил партизан поискать своего командира, может быть он еще жив. Партизаны начали поиски, в скором времени обнаружили в бессознательном состоянии с обожженным лицом и руками Уржунцева, который, направив самолет в скопление танков, в последний момент покинул горящий самолет на парашюте. Обоим отважным воинам была оказана медицинская помощь и через наши наземные войска они были направлены на излечение в госпиталь, а как только поправились, опять начали громить немцев…»
Я заметил, как менялся объем подобных документов с начала войны по ее ходу. Несколько раз попадались наградные листы на одну-две, и то не полные страницы с лаконичной формулировкой - предан делу Ленина - Сталина, за успешное выполнение боевых заданий достоин награды и т.д. И все. А вот описание боевых заслуг Уржунцева на звание ГСС представлено уже на 9 страницах. И это не исключение…
Но вернемся к событиям 26 ноября 1941 года. Вот как описывает этот злосчастный боевой вылет сам Уржунцев в своих воспоминаниях:
«…Опишу еще один полет на выполнение боевого задания. Получил боевой приказ бомбить танковую колонну по дороге между пунктами Клин - Солнечногорск.
Я вылетел в составе экипажа: штурман Гордюшин, стрелок-радист Кульков, стрелок Александров. Когда взлетал с аэродрома, погода была плохая и так до самой цели, по маршруту облачность 10 балов, высота нижней кромки 100-150 метров, а над лесом спускалась до верхушек деревьев, местами был снегопад. При подходе к цели погода стала улучшаться. Линию фронта пересекли на высоте 100-150 метров. Ее определили по горящей деревне. Я хорошо видел немецких мотоциклистов, а на краю деревни стояли 4 танка возле бензозаправщика и заправлялись горючим.
Я приказал стрелку-радисту обстрелять цистерну с горючим и танкистов, которые находились возле своих машин. Только радист стал обстреливать цистерну, Гордюшин мне говорит:
- Товарищ командир! Впереди аэродром противника!
Я стал разворачиваться на цель нашего задания. на дорогу Клин - Солнечногорск. Тут радист мне сообщает
- Товарищ командир! Цистерна горит!
И только я развернулся на дорогу Клин - Солнечногорск облачность как ножом срезало. Ясно, видимость отличная. Прошли несколько по дороге в сторону Солнечногорска. Я спрашиваю у Гордюшина:
- Ну, что видно на дороге?
- Пока отдельные машины проходят, а танков не видно, - отвечает штурман.
И в это время стрелок-радист мне докладывает:
- С аэродрома взлетели три истребителя и идут к нам!
- Будут подходить - обороняйся!
Тут Гордюшин говорит:
- Вижу впереди большое скопление танков!
Я иду с набором высоты до 600 метров, перевел самолет в горизонтальный полет. Тут Гордюшин немного подвернул курс на самую гущу и сбросил бомбы. Это было перед самым Солнечногорском. После сброса бомб я резко развернулся влево на озеро, которое находится у города. Солнечногорск немцы уже взяли. Это я узнал перед вылетом. Мой маневр был оправдан, необходимо было, как можно меньше находиться в зоне ЗА, да и высота была мола.
Я развернулся, выровнял самолет и со снижением пошел к облачности. Сзади подходили немецкие истребители. Посмотрел на плоскости и насчитал сверху 8 больших дыр от крупнокалиберной ЗА. Но главное управление было цело.
Я не успел спросить у стрелков об обстановке, как нас начали расстреливать немецкие истребители. Встали в круг и не дают поднять голову. На вызов стрелки не отвечают.
Истребители вертятся как мухи вокруг самолета, а они не отвечают огнем. Я решил, что их убило еще над целью зенитным огнем, уж больно он был сильным.
Я Гордюшину говорю, чтобы прыгал, а он отвечает, что не может подняться к люку, так как трассирующие пули все время прошивают кабину. У меня уже приборная доска разбита, колпак, вижу, пробит справа, три отверстия около самого уха, а слева четыре. Слева бензокраны разбиты, огонь уже врывается в окошко в фонаре, справа плунжер так же разбит. А истребители все бьют и бьют по очереди и как назло облачность уже близко, но никак не могу до нее дойти.
Огонь в кабине все увеличивается. В это время входим в облачность, истребители нас теряют. Я наклонился к проему приборной доски, посмотреть, жив ли мой Гордюшин - он не отзывался. В это время штурман открыл люк и выпрыгивает из самолета. Сразу создался сильный сифон. Кабина вся обдалась огнем, и обожгло мне лицо. Я открыл колпак и в это время самолет вышел под облака, я стал пробовать его выровнять в горизонтальный полет, чтобы, наконец, выпрыгнуть. Но машина рулей не слушалась. Как была установлена под углом 25-30°, так и идет к земле. Убираю газ. Так же не убирается, а земля все ближе и ближе. На мне уже одежда горит и справа и слева. Я пошуравал ногами и машина вроде стала разворачиваться вправо, а обратно ни в какую, и уже вся горит. Посмотрел я на моторы и справа и слева от моторов большое пламя за плоскость, обшивка самолета горит сзади моторов. И я решил, что наступишь - провалишься и принял решение, чтобы парашют меня вытащил из кабины, другого ничего не оставалось делать. Высота уже была мала и с каждой секундой становится все меньше и меньше. Я согнулся под передний козырек, хотя кабина была в огне. Ногами встал на сидение, парашют вытащил наверх фюзеляжа и рванул кольцо. Парашют раскрылся и вытащил меня из кабины. Как он не зацепился за противовес на руле поворота - не знаю.
Как только я оказался в воздухе, то сразу посмотрел, где самолет. Смотрю, он постепенно разворачивается вправо в обратную сторону. Тут я поднял голову на парашют. Он был весь прогоревший. Видать, по бокам огнем прожгло и ранец и парашют. Ну и только я подумал про ноги, как уже слышу, кругом все трещит, и я кувырком лечу по веткам и, не долетев с метр до земли, я сильно ударился головой и спиной о сосну, за которую зацепился стропами.
Когда я очнулся после удара, я висел на парашютных лямках в таком неудобном положении, что никак не мог освободиться от парашюта. Наконец повернулся и сумел подтянуться до сосны, отстегнулся от парашютных лямок и, упав в снег, начал тушить горящую на себе одежду. Когда огонь погасил, то рядом увидел замерший ручей. Я спустился на лед, присел и стал размышлять, что к чему. Кругом была слышна стрельба из пулеметов. Недалеко мой самолет, врезавшийся в землю, горит, и там патроны рвутся. Прислушался. Артиллерия бьет где-то далеко, глухо и на другой стороне от меня взрыв и совсем близко. Думаю - это наши бьют и вот по ручью взял направление туда, где слышал выстрелы артиллерийских орудий.
Через некоторое время лес кончился, и я вышел на дорожку. Слева от меня в нескольких километрах горело село или еще что либо, от чего наблюдалось зарево пожара. Так я простоял некоторое время, размышляя, куда мне идти дальше. Но тут услышал, что кто-то идет. Я отступил с дорожки в кусты и присел. На зарево пожара прошел мимо меня солдат с автоматом. Вижу - солдат Красной армии. Определил по шапке ушанке. После его прохода я вышел из кустов и направился за ним. Окрикнул его, он остановился. Подойдя к нему, спросил, где здесь есть военная часть, и он мне говорит, что идет в штаб и позвал меня с собой.
На краю деревни находился штаб артдивизиона катюш. Деревня звалась Федоровкой. Я зашел в штаб, там как раз находился комиссар полка. Он проверил мои документы и мне здесь же оказали медицинскую помощь, накормили, принесли соломы и я лег спать. Но глаз сомкнуть не мог, боялся, что я их больше не открою. Так и пролежал до утра. А утром в разговоре с лейтенантом узнал, что немцы в шести километрах от деревни Федоровка.
На другой день комиссар на эмке вывез меня на КПП, находящегося на дороге Москва - Дмитров. На КПП сел на машину, идущую на Москву. Приехав в Москву, шофер мне сказал, что через квартал находится комендант. В это время Москва была на осадном положении, и вот пока я шел до коменданта, вокруг меня собралась ребятня человек 10. Идут за мной и смеются - поджаренный летчик идет! И правда, вид у меня был, даже и не знаю как выразиться, лицо было красное и раздулось от ожога, комбинезон был прогоревшим от унтов до подмышек с обеих сторон, унты опаленные и частично обгоревшие, и когда по лесу шел по снегу они разбились, и одна нога из них выглядывала. Вот так я выглядел.
Доложил коменданту все, как было, он проверил документы и выписал мне проездные бумаги до Ярославля. Прибыв в часть, я доложил командиру полка Бабенко и комиссару Смирнову о выполнении боевого задания и о случившемся после отхода от цели.
После доклада я собрался идти в госпиталь и в это время случился звонок из штаба дивизии. Сообщают, что из Зарайска звонил штурман Гордюшин и передал, что видел над самым лесом еще один раскрытый парашют. Кто это был, он не знал.
А со штурманом Гордюшиным получилось так. Когда он выпрыгнул с парашютом из самолета, то приземлился в лесу, а там к нему сразу подошли партизаны. Они видели всю эту картину, как нас истребители били. Отвели его на базу. Там переодели в гражданскую одежду и через сутки переправили в Зарайск в одну из танковых частей, дислоцирующийся там. От туда он и позвонил в штаб дивизии. На другой день штурмана на вокзале Ярославля встречал офицер из штаба дивизии и уже после того, когда он доложил командованию дивизии о выполнении боевого задания и дальнейших своих приключениях он прибыл в часть.
Стрелок-радист Кульков и стрелок Александров, считаю, были убиты над целью огнем зенитной артиллерии, уж больно сильный зенитный огонь был над целью во время ее бомбометания.
Пробыв в госпитале несколько дней, прибыл в часть и приступил к боевой работе. В это время немцев отогнали от Москвы, и линия фронта была уже у Ржева…»
Осталось выяснить, кто был вместе с Уржунцевым в том полете:
Штурман Гордюшин Павел Ильич, 1911 года рождения, капитан, погиб 19.04.1942 г при катастрофе самолета http://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=74353344.
Стрелок-радист Куликов Александр Григорьевич , 1914 года рождения, старшина, погиб 26.11.1941 г. http://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51517388.
Из этого документа явствует, что 26.11.01941 г. погиб и воздушный стрелок-радист Коновалов Михаил Ефимович, 1918 года рождения, младший сержант. Других погибших в этом списке в этот день из 42-го авиаполка никто не значится. Да и Кульков по версии Уржинцева это оказывается Куликов. А воздушного стрелка по фамилии Александров в этом списке вообще нет.
Уржунцев свой горящий самолет в гущу немецких танков 26.11.41 г не направлял, ему было не до этого, да и самолет был не управляем. После приземления летчик и штурман добирались каждый своим путем. В этом полете погибли стрелок-радист Куликов, а не Кульков и с большой вероятностью воздушный стрелок Коновалов, а не Александров… Что не говори, а вопросы остаются открытыми… будет ли на них ответ? Покажет время…
Уржунцев Константин Исаакович. Летчик 42-го авиаполка 36-ой авиадивизии дальнего действия. Участник Зимней кампании в составе этого же полка. Войну с гитлеровской Германией прошел от звонка до звонка. Совершил 208 боевых вылетов.
Как и положено, за 200 боевых вылетов был представлен командованием полка 17 ноября 1944 года к званию Героя Советского Союза. И только 23 февраля 1948 года указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии майору Уржунцеву, наконец, было присвоено высокое звание и вручены заслуженные награды…
В Сети весьма скупо преподнесена его боевая биография. Лишь упоминается, что он командир эскадрильи 171-го гвардейского бомбардировочного авиаполка, но без почетных наименований - Смоленско-Берлинский Краснознаменный. И ни слова о том, что это и есть тот самый легендарный 42-ой дальнебомбардировочный полк, который был сформирован в Воронеже еще 1938 году в рамках АОН-2 и четырежды во время войны переименованный: Победу полк встретил, как 28-ой гвардейский бомбардировочный Смоленско-Берлинский Краснознаменный авиаполк, а уж после войны стал 171-ым. И не единого боевого эпизода Героя почему-то не приводится, опять-таки по причине того, что под номером 171-го полк в войне не участвовал, а посему никаких боевых эпизодов сетевыми биографами обнаружено не было …
Уржунцев Константин Исаакович. Недавно, посетив в очередной раз Сергиенко, я заполучил «досье» на Уржунцева, а в нем целая стопка листов с воспоминаниями от руки самого легендарного летчика и ряд любопытных архивных документов. Вот с одного документа и начну. Это наградной лист на представление Уржунцева к званию ГСС от 17 ноября 1944 года. В нем «прытким» штабным писарьчуком описывается один из боевых эпизодов с присущим пафосом того времени.
«…Немало мужественных и героических подвигов совершено гвардии майором Уржунцевым при выполнении боевых заданий, так например:
26 ноября 1941 года экипаж Уржунцева было приказано днем бомбардировать танковую колонну по дороге Клин - Солнечногорск, это был второй вылет в этот день. Выйдя в район цели, штурман Гордюшин в вечерних сумерках обнаружил на дороге танковую колонну. Как отъевшаяся саранча они ползли по нашей земле. Сколько злодеяний совершили эти бандиты, ненавистью и мщением горели сердца экипажа, ни что не могло их остановить. МЕ-110 атаковали сразу самолет, а в воздушном бою были убиты стрелки - радисты. Самолет загорелся. К атаке истребителя присоединяется огонь зениток. Подбит правый мотор, самолет теряет высоту, но экипаж не думает о своем спасении и вот горящая машина над танковой колонной врага. Штурман нажимает кнопку, бомбы сброшены. Удачным попаданием уничтожено до 6 танков. Летчик Уржунцев приказал штурману Гордюшину выброситься на парашюте, разворачивает свой горящий самолет и направляет его к скоплению танков врага. Не успел Гордюшин приземлиться, как он увидел взметнувшийся на дороге огневой столб от удара горящего самолета в скопления танков, приземлившись в лес Гордюшин через несколько минут попал к партизанам, которые были в лесу и наблюдали за тем, что происходило на дороге. Он попросил партизан поискать своего командира, может быть он еще жив. Партизаны начали поиски, в скором времени обнаружили в бессознательном состоянии с обожженным лицом и руками Уржунцева, который, направив самолет в скопление танков, в последний момент покинул горящий самолет на парашюте. Обоим отважным воинам была оказана медицинская помощь и через наши наземные войска они были направлены на излечение в госпиталь, а как только поправились, опять начали громить немцев…»
Я заметил, как менялся объем подобных документов с начала войны по ее ходу. Несколько раз попадались наградные листы на одну-две, и то не полные страницы с лаконичной формулировкой - предан делу Ленина - Сталина, за успешное выполнение боевых заданий достоин награды и т.д. И все. А вот описание боевых заслуг Уржунцева на звание ГСС представлено уже на 9 страницах. И это не исключение…
Но вернемся к событиям 26 ноября 1941 года. Вот как описывает этот злосчастный боевой вылет сам Уржунцев в своих воспоминаниях:
«…Опишу еще один полет на выполнение боевого задания. Получил боевой приказ бомбить танковую колонну по дороге между пунктами Клин - Солнечногорск.
Я вылетел в составе экипажа: штурман Гордюшин, стрелок-радист Кульков, стрелок Александров. Когда взлетал с аэродрома, погода была плохая и так до самой цели, по маршруту облачность 10 балов, высота нижней кромки 100-150 метров, а над лесом спускалась до верхушек деревьев, местами был снегопад. При подходе к цели погода стала улучшаться. Линию фронта пересекли на высоте 100-150 метров. Ее определили по горящей деревне. Я хорошо видел немецких мотоциклистов, а на краю деревни стояли 4 танка возле бензозаправщика и заправлялись горючим.
Я приказал стрелку-радисту обстрелять цистерну с горючим и танкистов, которые находились возле своих машин. Только радист стал обстреливать цистерну, Гордюшин мне говорит:
- Товарищ командир! Впереди аэродром противника!
Я стал разворачиваться на цель нашего задания. на дорогу Клин - Солнечногорск. Тут радист мне сообщает
- Товарищ командир! Цистерна горит!
И только я развернулся на дорогу Клин - Солнечногорск облачность как ножом срезало. Ясно, видимость отличная. Прошли несколько по дороге в сторону Солнечногорска. Я спрашиваю у Гордюшина:
- Ну, что видно на дороге?
- Пока отдельные машины проходят, а танков не видно, - отвечает штурман.
И в это время стрелок-радист мне докладывает:
- С аэродрома взлетели три истребителя и идут к нам!
- Будут подходить - обороняйся!
Тут Гордюшин говорит:
- Вижу впереди большое скопление танков!
Я иду с набором высоты до 600 метров, перевел самолет в горизонтальный полет. Тут Гордюшин немного подвернул курс на самую гущу и сбросил бомбы. Это было перед самым Солнечногорском. После сброса бомб я резко развернулся влево на озеро, которое находится у города. Солнечногорск немцы уже взяли. Это я узнал перед вылетом. Мой маневр был оправдан, необходимо было, как можно меньше находиться в зоне ЗА, да и высота была мола.
Я развернулся, выровнял самолет и со снижением пошел к облачности. Сзади подходили немецкие истребители. Посмотрел на плоскости и насчитал сверху 8 больших дыр от крупнокалиберной ЗА. Но главное управление было цело.
Я не успел спросить у стрелков об обстановке, как нас начали расстреливать немецкие истребители. Встали в круг и не дают поднять голову. На вызов стрелки не отвечают.
Истребители вертятся как мухи вокруг самолета, а они не отвечают огнем. Я решил, что их убило еще над целью зенитным огнем, уж больно он был сильным.
Я Гордюшину говорю, чтобы прыгал, а он отвечает, что не может подняться к люку, так как трассирующие пули все время прошивают кабину. У меня уже приборная доска разбита, колпак, вижу, пробит справа, три отверстия около самого уха, а слева четыре. Слева бензокраны разбиты, огонь уже врывается в окошко в фонаре, справа плунжер так же разбит. А истребители все бьют и бьют по очереди и как назло облачность уже близко, но никак не могу до нее дойти.
Огонь в кабине все увеличивается. В это время входим в облачность, истребители нас теряют. Я наклонился к проему приборной доски, посмотреть, жив ли мой Гордюшин - он не отзывался. В это время штурман открыл люк и выпрыгивает из самолета. Сразу создался сильный сифон. Кабина вся обдалась огнем, и обожгло мне лицо. Я открыл колпак и в это время самолет вышел под облака, я стал пробовать его выровнять в горизонтальный полет, чтобы, наконец, выпрыгнуть. Но машина рулей не слушалась. Как была установлена под углом 25-30°, так и идет к земле. Убираю газ. Так же не убирается, а земля все ближе и ближе. На мне уже одежда горит и справа и слева. Я пошуравал ногами и машина вроде стала разворачиваться вправо, а обратно ни в какую, и уже вся горит. Посмотрел я на моторы и справа и слева от моторов большое пламя за плоскость, обшивка самолета горит сзади моторов. И я решил, что наступишь - провалишься и принял решение, чтобы парашют меня вытащил из кабины, другого ничего не оставалось делать. Высота уже была мала и с каждой секундой становится все меньше и меньше. Я согнулся под передний козырек, хотя кабина была в огне. Ногами встал на сидение, парашют вытащил наверх фюзеляжа и рванул кольцо. Парашют раскрылся и вытащил меня из кабины. Как он не зацепился за противовес на руле поворота - не знаю.
Как только я оказался в воздухе, то сразу посмотрел, где самолет. Смотрю, он постепенно разворачивается вправо в обратную сторону. Тут я поднял голову на парашют. Он был весь прогоревший. Видать, по бокам огнем прожгло и ранец и парашют. Ну и только я подумал про ноги, как уже слышу, кругом все трещит, и я кувырком лечу по веткам и, не долетев с метр до земли, я сильно ударился головой и спиной о сосну, за которую зацепился стропами.
Когда я очнулся после удара, я висел на парашютных лямках в таком неудобном положении, что никак не мог освободиться от парашюта. Наконец повернулся и сумел подтянуться до сосны, отстегнулся от парашютных лямок и, упав в снег, начал тушить горящую на себе одежду. Когда огонь погасил, то рядом увидел замерший ручей. Я спустился на лед, присел и стал размышлять, что к чему. Кругом была слышна стрельба из пулеметов. Недалеко мой самолет, врезавшийся в землю, горит, и там патроны рвутся. Прислушался. Артиллерия бьет где-то далеко, глухо и на другой стороне от меня взрыв и совсем близко. Думаю - это наши бьют и вот по ручью взял направление туда, где слышал выстрелы артиллерийских орудий.
Через некоторое время лес кончился, и я вышел на дорожку. Слева от меня в нескольких километрах горело село или еще что либо, от чего наблюдалось зарево пожара. Так я простоял некоторое время, размышляя, куда мне идти дальше. Но тут услышал, что кто-то идет. Я отступил с дорожки в кусты и присел. На зарево пожара прошел мимо меня солдат с автоматом. Вижу - солдат Красной армии. Определил по шапке ушанке. После его прохода я вышел из кустов и направился за ним. Окрикнул его, он остановился. Подойдя к нему, спросил, где здесь есть военная часть, и он мне говорит, что идет в штаб и позвал меня с собой.
На краю деревни находился штаб артдивизиона катюш. Деревня звалась Федоровкой. Я зашел в штаб, там как раз находился комиссар полка. Он проверил мои документы и мне здесь же оказали медицинскую помощь, накормили, принесли соломы и я лег спать. Но глаз сомкнуть не мог, боялся, что я их больше не открою. Так и пролежал до утра. А утром в разговоре с лейтенантом узнал, что немцы в шести километрах от деревни Федоровка.
На другой день комиссар на эмке вывез меня на КПП, находящегося на дороге Москва - Дмитров. На КПП сел на машину, идущую на Москву. Приехав в Москву, шофер мне сказал, что через квартал находится комендант. В это время Москва была на осадном положении, и вот пока я шел до коменданта, вокруг меня собралась ребятня человек 10. Идут за мной и смеются - поджаренный летчик идет! И правда, вид у меня был, даже и не знаю как выразиться, лицо было красное и раздулось от ожога, комбинезон был прогоревшим от унтов до подмышек с обеих сторон, унты опаленные и частично обгоревшие, и когда по лесу шел по снегу они разбились, и одна нога из них выглядывала. Вот так я выглядел.
Доложил коменданту все, как было, он проверил документы и выписал мне проездные бумаги до Ярославля. Прибыв в часть, я доложил командиру полка Бабенко и комиссару Смирнову о выполнении боевого задания и о случившемся после отхода от цели.
После доклада я собрался идти в госпиталь и в это время случился звонок из штаба дивизии. Сообщают, что из Зарайска звонил штурман Гордюшин и передал, что видел над самым лесом еще один раскрытый парашют. Кто это был, он не знал.
А со штурманом Гордюшиным получилось так. Когда он выпрыгнул с парашютом из самолета, то приземлился в лесу, а там к нему сразу подошли партизаны. Они видели всю эту картину, как нас истребители били. Отвели его на базу. Там переодели в гражданскую одежду и через сутки переправили в Зарайск в одну из танковых частей, дислоцирующийся там. От туда он и позвонил в штаб дивизии. На другой день штурмана на вокзале Ярославля встречал офицер из штаба дивизии и уже после того, когда он доложил командованию дивизии о выполнении боевого задания и дальнейших своих приключениях он прибыл в часть.
Стрелок-радист Кульков и стрелок Александров, считаю, были убиты над целью огнем зенитной артиллерии, уж больно сильный зенитный огонь был над целью во время ее бомбометания.
Пробыв в госпитале несколько дней, прибыл в часть и приступил к боевой работе. В это время немцев отогнали от Москвы, и линия фронта была уже у Ржева…»
Осталось выяснить, кто был вместе с Уржунцевым в том полете:
Штурман Гордюшин Павел Ильич, 1911 года рождения, капитан, погиб 19.04.1942 г при катастрофе самолета http://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=74353344.
Стрелок-радист Куликов Александр Григорьевич , 1914 года рождения, старшина, погиб 26.11.1941 г. http://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51517388.
Из этого документа явствует, что 26.11.01941 г. погиб и воздушный стрелок-радист Коновалов Михаил Ефимович, 1918 года рождения, младший сержант. Других погибших в этом списке в этот день из 42-го авиаполка никто не значится. Да и Кульков по версии Уржинцева это оказывается Куликов. А воздушного стрелка по фамилии Александров в этом списке вообще нет.
Уржунцев свой горящий самолет в гущу немецких танков 26.11.41 г не направлял, ему было не до этого, да и самолет был не управляем. После приземления летчик и штурман добирались каждый своим путем. В этом полете погибли стрелок-радист Куликов, а не Кульков и с большой вероятностью воздушный стрелок Коновалов, а не Александров… Что не говори, а вопросы остаются открытыми… будет ли на них ответ? Покажет время…