СТАРИЦА ЧАСТЬ II: ru

synthesizer in ru

СТАРИЦА ЧАСТЬ II

Mar 17, 2015 11:54

Чучело птички, которая вылетела из аппарата Прокудина-Горского мне увидеть так и не удалось, поскольку его утеряли во время переезда музея из монастыря в новое собственное здание, но это не беда, поскольку в одном из номеров то ли «Старицкого краеведа», то ли московского журнала «Длиннофокусник», была статья, в которой подробно описывался род, вид и отряд, к которому эта птичка принадлежала.
  Вернемся, однако, к монастырю. Теперь он полностью восстановлен и вид на него так же хорош, как и во времена Прокудина-Горского. Начали его реставрировать в двухтысячном году и через десять лет практически закончили. Народная молва, в лице экскурсовода Старицкого краеведческого музея, повествовала мне об этом так:
- Еще до начала реставрации, в девяносто седьмом году, приезжал в Старицу министр энергетики и разных промышленностей Христенко. Путин велел министрам проехаться по России и взять в опеку монастыри, храмы и привести их в порядок. Сначала Христенко хотел взять себе Нилову Пустынь на Селигере, но что-то там не сложилось, а к нам он очень удачно приехал - в свой день рождения. В этот день, как раз было Успение. Он и взял себе наш Успенский монастырь. Между прочим, деньги на восстановление давал не только Христенко - многие пожертвовали. Путин намекнул им всем пожертвовать. Тут есть стена с двумя памятными досками, где перечислены фамилии меценатов. Мы ее называем стенкой Чубайса.
  И, правда, - среди полусотни фамилий, среди которых и Потанин, и сам Христенко, есть фамилия Чубайса. Вот как удивительно устроено народное сознание - специальный благотворительный фонд для возрождения монастыря создал Христенко, десять лет был его бессменным председателем, а стенку назовут именем Чубайса. Ну, да что об этом говорить. Вспомним хотя бы Тургенева, написавшего «Муму». Кому поставили памятник? То-то и оно…
  В тот весенний день, что я был в монастыре, на верхнем ярусе колокольни, сооруженной над могилой Иова, проходили занятия школы юных звонарей. Через полчаса… нет, гораздо раньше - уже через пять минут этих занятий я понял, что монахи, проживающие на территории монастыря, имеют ангельское… нет, адское терпение и стальную выдержку. Спокойнее всего к этому трезвону, напоминавшему гомон гигантской птичьей стаи, которой не дают приземлиться, относился невозмутимый бронзовый Иов, сидевший на белой каменной скамье метрах в двадцати от колокольни. Он сидел и смотрел на то, как с новой медной крыши арочной галереи, пристроенной к надвратной церкви св. Иоанна Богослова, стекала голубая зеленая талая вода и в темном, пористом льду у подножия стены образовывалась голубая зеленая лужица, похожая на пригоршню растаявшего неба или на южное, только очень холодное, море в масштабе один к миллиону.
  Весь восемнадцатый век Старица прожила тихо, занимаясь хлебопашеством, выращивая на своих огородах капусту, морковку и горох, добывая белый камень, отправляя по Волге баржи с хлебом, салом, медом и кожами. Рожь, капусту, морковку и горох, кстати, выращивали стрельцы, которым при Алексее Михайловиче вместо хлебного и денежного жалованья были дадены земли под городом. Они же несли и гарнизонную службу в крепости от которой, впрочем, осталось одно название.
  Наверное, и девятнадцатый век в Старице прошел бы точно таким же образом, кабы не два Александра - Романов и Пушкин. Император проезжал через Старицу два раза - первый раз живым и здоровым по пути в Таганрог, а второй - мертвым по пути в Петербург. Первый раз встречали его у стен монастыря, под колокольный звон, депутацией в составе архимандрита Антония, купца первой гильдии Филиппова, городского головы Пирожникова и городничего Невицкого. Народу было видимо-невидимо. Еще бы - со времен Ивана Грозного, подробностей визита которого боялись вспомнить даже давно умершие старожилы, в Старицу государи не приезжали. Городничий при таком торжественном случае обязан был быть верхом на лошади, но, как писал старицкий краевед И.П. Крылов, «Так как он ездить верхом не умел, то был привязан к седлу веревками». Государь принял подарки от местного духовенства, отстоял краткий молебен в Успенском соборе и на пароме, обтянутым красным кумачом переправился на другой берег Волги, чтобы заночевать в доме купца Филиппова. Наутро он проснулся, подарил хозяйке дома и ее дочери по бриллиантовому перстню, осмотрел городские достопримечательности и укатил в Тверь. Дом купца Филиппова и теперь стоит на улице Набережной, правда, заброшенный, с заколоченными окнами и облупившейся штукатуркой, сквозь которую проглядывают мощные, почти крепостные кирпичные стены. Говорят, что уже приобрела этот дом какая-то фирма, чтобы устроить в нем гостиницу ничуть не хуже столичных. Бьюсь об заклад, что назовут ее «Царской» и будет в ней сдаваться за несусветные деньги императорский люкс с преогромной кроватью, на которой ночевал сам Александр Павлович. Молодоженам, само собой, предоставят большие скидки.
  Что же до Александра Сергеевича, то он, проезжая через Старицу, тоже бывал в доме купца Филиппова. Правда, в другом. В том, что на улице Ленина. Ямщик чуть с ума не сошел, пока ее отыскал. Кого ни спрашивал… Разминулся Александр Сергеевич с Александром Павловичем на пять лет. Было это в 1829 году, на Крещение. Прасковья Александровна Вульф, стародавняя знакомая Пушкина, сняла этот дом на время праздников и устроила там бал. Прелестных старицких барышень слетелось на этот бал столько, что у одного корнета Ямбургского уланского полка, расквартированного в Старице, потемнело в глазах от одного вида открытых точеных, округлых, наливных, атласных, хрупких, роскошных, алебастровых и беломраморных плеч. Или на одну из барышень напала куриная слепота от блеска эполет… Между прочим, одна из барышень, Катенька Смирнова, писала, что «Пушкин был очень красив, рот у него был очень прелестный, с тонко и красиво очерченными губами, и чудные голубые глаза…». Пушкин, впрочем, на эту Катеньку внимания не обратил, но другой Катеньке, Вельяшевой, посвятил стихотворение «Подъезжая под Ижоры…», а про Машеньку Борисову и вовсе писал своему старицкому знакомому Алексею Вульфу «…Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и что я намерен на днях в нее влюбиться…», написал ей в альбом четверостишие про «минуты сладостных свиданий и прелесть девственных ланит» и даже сделал ее прототипом Маши Мироновой в «Капитанской дочке».
  Иной город войдет в историю какой-нибудь беспримерной осадой или величественными зданиями, построенными выдающимися архитекторами, или картинными галереями или полководцами, родившимися в нем, или государственными деятелями, а вот маленькой Старице достаточно было произвести на свет десяток другой красивых девушек, да оказаться с ними в нужное время, в нужном месте на пути Александра Сергеевича…
  По отзывам современников Пушкин как-то особенно легко танцевал - буквально летал над паркетом. Быть может поэтому краеведы до сих пор никак не сыскали его следов на паркете филипповского дома, хотя и много раз рассматривали каждую дощечку под лупой. Есть даже и такие среди них (среди краеведов, а не среди дощечек), которые утверждают, что дом купца Филиппова был построен позже описываемых событий, но это уж совершенные кощунники, которым оскорбить чувства верующих ничего не стоит. Взять, к примеру, здание в виде полуротонды на пересечении Аптекарского переулка и улицы Ленина. Теперь здесь пиццерия и пахнет какой-то прогорклой пластмассой, а до семнадцатого года здесь торговали прохладительными напитками, а еще раньше горячительными и сам Пушкин покупал здесь шампанское перед тем, как поехать в село Берново к Вульфам в гости. Так, по крайней мере, гласит легенда. В действительности, все могло быть, конечно, не так и в эту полуротонду в тот день могли не завести шампанского или завезли только игристое «Цимлянское», а Пушкин, кроме «Вдовы Клико» ничего в рот не брал, или завезли французское, но очередь была отсюда и до монастыря, или какой-то ротмистр взял две бутылки, а был договор, что в одни руки по бутылке и не больше и Пушкин его тотчас вызвал на дуэль, а Вульф вступился и такое началось… Нам теперь это все без разницы. Все, что нам нужно - это памятная доска, на которой будет гравирован Пушкин с бокалом шампанского в руке и той строчкой из «Онегина», где «Вдовы Клико или Моэта благословенное вино…».
  Пусть бросит в меня камнем тот турист, который откажется сфотографироваться рядом с этой доской, держа в руках бутылку шампанского или, на худой конец, водки.
  Впрочем, я увлекся. После того, как оба Александра уехали из Старицы навсегда, в ней ничего особенного и не происходило почти до самого двадцатого века. Из неособенного расцвело кузнечное дело, да так, что старицкие серпы славились на всю Россию. Ковало эти серпы семейство Чернятиных. Может слово они какое знали потаенное, может умели по-особенному зазубривать серпы, может состав стали у них был особенный - теперь уж не узнать, но чернятинские серпы не тупились годами. Вот как японские или немецкие ножи, которые мы теперь покупаем задорого. И ведь что удивительно - железо у них было местное, кричное, из болотной руды, и у японцев с немцами они не обучались, и руки… Скорее всего, руки. В те времена у мужчин довольно часто руки росли не из… а откуда надо им расти. В середине девятнадцатого века в Старице было полторы сотни кузнецов, не считая подмастерьев. Некоторые из них, еще с середины восемнадцатого века, размещали свои кузницы у подножия холма, на котором стояла когда-то крепость. Кузницы эти были сложены из белого местного камня. Впрочем, почему были? Они и сейчас есть. Их показывают туристам. Вот только они давно заброшены, обветшали, с ржавыми воротами и в них уже никто ничего не кует, а как ковали… Ежегодно в Старице делалось двадцать пять тысяч одних серпов! Кроме серпов делали затейливые решетки на окна, скамейки с кружевными спинками, козырьки для крылечек, ажурные спинки кроватей и князьки на крыши. И не было сносу старицким крылечкам, кроватям и скамейкам. Это было очень красиво - белые кузницы, в них черные, как антрацит, кузнецы с черными бородами, большими черными руками и белый огонь, неистово гудящий в горнах.
  Железная дорога из Ржева в Лихославль, которую построили в 1874 году, прошла мимо Старицы. Не то, чтобы очень мимо, но от станции «Старица» до города Старицацелых десять километров. Потом, конечно, на средства одного из старицких купцов, проложили и замостили дорогу от станции, и даже в 1913 году открыли автомобильное пассажирское сообщение по ней, но десять километров, как были десятью - так ими остались. И стала Старица жить обычной жизнью уездного города. Не спать, нет, но дремать часок-другой после обеда. Открывались в ней гимназии, врачебные и фельдшерские пункты, училища и даже метеостанция. Вот о ней-то, вернее о старицком мещанине и потомственном почетном гражданине Иване Петровиче Крылове, устроившем ее в собственном доме, стоит рассказать подробнее.
  Иван Петрович был очень деятельным человеком. Кажется, не было на свете той отрасли знаний, которой бы он не интересовался. В списке медалей, которыми он был награжден есть бронзовая медаль за хмелеводство от Императорского экономического общества, бронзовая и серебряная медали за огородничество от Императорского Российского общества садоводов, серебряная за «Отличные метеорологические наблюдения», еще одна серебряная медаль «За научные труды по метеорологии», золотая медаль с надписью «За усердие» для ношения на Анненской ленте. Ее Крылов получил за активное участие в археологических раскопках по представлению председателя Тверской ученой архивной комиссии. Иван Петрович и сам был ее членом несмотря на то, что не имел, в сущности, никакого образования. Он завел у себя в доме типографию (первую в городе), в которой печатал бюллетени наблюдений своей же метеорологической станции, написал несколько книг и брошюр по истории Старицы, ее археологических памятниках и издал их за свой счет. Крылов был, по утверждению современного старицкого краеведа Александра Шиткова, написавшего о нем книгу, пионером старицкой археологии. Он раскопал и описал восемь курганов в Старицком уезде и был одним из тех, кто не просто участвовал, но и финансировал раскопки на старицком городище. Довольно сложные были раскопки. Как писал сам Крылов «На первой стадии работы велись любителями, вначале очень интересовавшимися раскопками, но вскоре же охладевшими к этому делу, так что дальнейшую работу пришлось производить исключительно наемными рабочими, а потом, с наступлением полевых работ, арестантами Старицкой тюрьмы». Энергии Крылова хватило и на то, чтобы в 1911 году начать издавать вместе с молодым старицким историком Вершинским первый в Старице краеведческий журнал «Тверская старина». Когда в апреле девятнадцатого года заведующий музейным подотделом при старицкой Уездной Исполнительной Комиссии барон Евгений Клодт (внук знаменитого скульптора) создавал старицкий городской краеведческий музей, то основой его стала частная коллекция, принадлежащая Ивану Петровичу Крылову, к тому времени уже год, как умершему от сыпного тифа. Крылов собирался издавать в Старице и научно-технический журнал под названием…
  Вот вы сейчас дочитали до этого места, зевнули и подумали, что не стоило мне, наверное, так подробно перечислять заслуги Крылова. К чему все эти скучные подробности со списком медалей за хмелеводство, огородничество и метеорологию… Наверное, и не стоило бы, кабы не было у этих медалей, а вернее, у самого Ивана Петровича, обратной стороны. До сих пор речь шла, если так можно выразиться о докторе Джекиле, а теперь пойдет о мистере Хайде.
  Дело в том, что потомственный почетный гражданин города Старицы Иван Петрович Крылов был активным черносотенцем, инициатором открытия городского отдела «Союза Русского Народа», его бессменным казначеем, издателем черносотенной газеты «Тверское жало», националистом и махровым антисемитом. Вот, что он писал о задачах «Тверского жала»: «… жалить правых, левых, средних и, главным образом, жидов, их прихвостней, кадюков, трехличных октябрей, социалистов, анархистов, бомбистов и т.п.». На страницах «Тверского жала» клеймили позором Бальмонта, Брюсова, Горького и Толстого. Особенно Толстого не любил Крылов и называл его… да как только не называл. Обвинял его в том, что он «своими мелкими книжонками развратил семью, пустил корни великого зла всех переживаемых нами ужасов». Больше Толстого Иван Петрович ненавидел только евреев. В 1907 году его поймали за разбрасыванием листовок со стихами, по-видимому, собственного сочинения: «…Когда царством своим, кровью сплошь залитым, овладеет злодей тайный враг - иудей!» Надо сказать, что за все эти художества, за ряд публикаций в «Тверском жале» и в другой его газете «Тверское Поволжье», царские власти неоднократно штрафовали Крылова. За статью о Столыпине Крылова приговорили к штрафу в сто рублей и в двенадцатом году за «успехи» в его издательской деятельности он был «награжден» двухнедельным тюремным заключением. Старичане, опасаясь погромов, просили запретить власти шествие общества хоругвеносцев, которое создал в Старице неугомонный Крылов. В своем прошении поданном на имя городского головы они писали «Принимая во внимание, что все подобного рода манифестации, устраиваемые всюду «истинно-русскими людьми», оканчиваются погромом или скандалом, мы, нижеподписавшиеся граждане и обыватели города Старицы, в видах общественного спокойствия решились обратиться с просьбой к Вам, милостивейший государь, чтобы Вы вошли с ходатайством к административной власти о не разрешении «союзникам» намеченной манифестации в какой бы то ни было форме, а тем более в день святой Пасхи…»5. Вся бурная и кипучая деятельность Ивана Петровича оборвалась мгновенно в восемнадцатом году. Большевикам было недосуг увещевать Ивана Петровича и брать с него штрафы - они взяли и посадили его в тюрьму, в качестве заложника и, скорее всего, расстреляли бы, как монархиста и черносотенца, если бы Крылов не заразился в тюрьме сыпняком. Умирать его отпустили домой. Через какое-то время конфисковали и типографию и оборудование для метеорологических наблюдений. Жена Крылова и его дети (то же, кстати, черносотенцы) уехали из города и с тех пор в Старице о них не слышал никто.
  Нельзя сказать, чтобы Крылова в Старице позабыли напрочь. В 1997 году на доме Крылова, где до сих пор находится городская типография, стараниями ее тогдашнего директора появилась мемориальная табличка «С 1899 года типографией заведовал почетный гражданин города Старицы Иван Петрович Крылов». Недолго она провисела. Кто-то ее сорвал. Говорят, что теперь снова повесили. Да и в музее экскурсовод, показывая мне фотографию с домом Крылова сказал несколько слов о его метеостанции. Буквально два или три. И все. И больше ничего6.
  Наверное, из обстоятельств жизни Ивана Петровича получился бы увлекательный роман или театральная трагедия, но нам надо двигаться дальше - в те времена, когда вместо «Тверского жала» в Старице стал печататься «Вестник Исполнительного Комитета Старицкого Совета Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов». На том же оборудовании и из тех же букв, только сложенных в другом порядке.
  В первые годы новая власть была занята подавлением крестьянских волнений в уезде. В те времена Старицкий уезд был одним из самых густонаселенных в Тверской губернии - в нем проживало сто срок тысяч человек против нынешних двадцати девяти из которых девять приходится на саму Старицу. Отличились старицкие власти в восемнадцатом году, когда местный исполком, в ответ на подписание Москвой Брестского мира, в полном соответствии с бессмысленной и беспощадной революционной пролетарской логикой, потребовал от ВЦИКа… разрешить провести в уезде «Варфоломеевскую ночь против местной буржуазии». Телеграмму с этим требованием старицкие якобинцы направили в столицу, а копии (от большого ума) распространили по уезду. Поднялась паника и не только она. Жители нескольких волостей числом до пятнадцати тысяч потребовали от Старицкого исполкома объяснений. Жители нескольких волостей числом до пятнадцати тысяч пообещали Старицкому исполкому Варфоломеевскую ночь и старицкий исполком понял, что они не шутят. Пришлось Старицкому исполкому отозвать и свою телеграмму ВЦИКу и ее копии. Хорошо, что не съесть.
  Кроме подавления крестьянских выступлений закрывали монастырь, разрушали храмы, ликвидировали безграмотность, добывали камень, построили мост через Волгу, швейную фабрику, льнообрабатывающий, механический и овощесушильный заводы. Впрочем, мост фабрику и заводы построили много позже - ближе к концу советской власти. На швейной фабрике шили на всю страну школьную форму. Была и у меня такая форма. Мне она не нравилась. Все время рвалась и пачкалась. Особенно чернилами, которые невозможно было отмыть. Особенно фиолетовыми.
  Овощесушильный завод, как рассказывал мне экскурсовод, выпускал такую вкусную гречневую кашу с мясом… Он умер, кажется, еще раньше швейной фабрики.
  В конце прошлого века, когда старое уже умерло или дышало на ладан, а новое все никак не рождалось, в американском Стэнфорде была зарегистрирована ассоциация под названием «Старица Ренессанс Корпорейшн». Некто Джим Гаршман, глава этой ассоциации, планировал превратить Старицу в продуктовую столицу… Ну почему сразу Нью-Васюки? Вы не смейтесь - вы дослушайте до конца и заплачете. План был отличный - завести в район семьдесят пять тысяч американских коров и получать от каждой по восемь тысяч литров настоящего американского молока. Тверь и Москва должны были захлебнуться в этом молоке, увязнуть в старицкой сметане и кататься как сыр в старицком масле. И это не все. Планировали построить четыре сотни птицеферм и получать от них по двести тысяч яиц ежедневно и этими яйцами… Старицкие власти уже умножали тысячи литров молока на сотни тысяч яиц, полученные миллионы долларов прибыли возводили в степень и плыли с этими деньгами по молочной реке с яичными берегами в Москву, которая уже собирала вещички и готовилась к переезду в Ста… Ну, это я, конечно, приврал. Переезд не планировался. Хотели только переименовать Старицу в Нью-Старицу, а Москву… Шутки-шутками, а в 1992 году в «Российской газете» корреспондент писал «Уже поднимаются стены кирпичного и черепичного заводов, завезенных в эту глубинку из-за океана, закладываются фундаменты под жилые дома, производственные помещения и фермы...», а в это же самое время на месте поднимающихся стен кирпичного и черепичного заводов рос бурьян и бродили самые обычные старицкие куры, бегали блохастые бездомные собаки и мычали коровы.
  Что-то там не срослось в коридорах власти. То есть, все уже было на мази и американские коровы с курами уже получили визы, но…
  Не успел еще развеяться сладкий и приятный дым от «Старица Ренессанс Корпорейшн», как в город пожаловали свои собственные советчики из Московской Академии городской среды. У этих денег, понятное дело, не было, но они могли дать бесплатные советы, среди которых был совет возобновить добычу известняка, возродить кузнечное дело и ввести в школах вместо уроков труда обучать детей резьбе по дереву. Таким образом можно восстановить деревянные узоры на старицких домах, а узоры, в свою очередь… Честно говоря, теперь уже никто и не помнит, каким образом уроки резьбы по дереву должны были привести к процветанию Старицы. Может быть потому, что никто и не слушал этих рекомендаций…
  Пришлось выживать самим. Восстанавливать монастырь, развивать туризм, делать насосы «Ручеек», на механическом заводе, «плести какие-то электрические провода», как сказал мне экскурсовод, которого я долго расспрашивал чем же живет нынешняя Старица. Механический завод на самом деле авиационный. На нем делают устройства, управляющие выпуском и убиранием шасси, гидрав… Ну, не буду уточнять, а то еще вдруг выяснится, что местные жители мне ненароком рассказали военную тайну. Зарплаты хорошие - обычный слесарь, а не токарь-виртуоз и не расточник, получает в месяц тридцать тысяч. Для Старицы это не так уж и мало. Преподавателю в местном педучилище больше десятки заработать трудно. Но есть еще и огород, и рыбалка. В Москву за счастьем ехать нужды нет. В Старице оно свое, пахнущее свежим волжским ветром, только что пойманными лещами и ершами, яблоками из своего сада, звенящее колокольным звоном Свято-Успенского монастыря… Нет, так слишком красиво и даже сусально получается. Наверное, надо написать по-другому - что-то вроде они не собираются сдаваться, они решили, как говорил Карнеги, которого они вряд ли читали, перестать беспокоиться и начать жить. Впрочем, они, скорее всего, всегда так и жили.
  5Правду говоря, это примечание напрямую к тексту не относится и представляет собой что-то вроде бокового ответвления к нему, но… я просто не смог пройти мимо старой афиши, которую увидел в краеведческом музее. Кстати, отпечатана она в типографии И. П. Крылова. Итак - место действия - Старица, летний городской театр. Построен по проекту одного из офицеров 5-ого Запасного Саперного батальона, расквартированного в городе. Время действия - 1917 год, вторник, 1 мая. Программа народного гуляния. В первом действии оркестр 5-ого Запасного Саперного батальона исполнит гимн Свободной России и другие произведения. Вслед за оркестром на сцену выходят Золотниченко, Дмитриев и Петров и представляют драматический этюд в одном действии под названием «Германский шпион». Соч. Трофимова. Финальная сцена - тщедушный, небольшого роста Петров с наклеенными «германскими» усиками и моноклем, уходит, арестованный дюжим Золотниченко и бравым Дмитриевым. Мальчишки, сидящие на деревьях бешено свистят и улюлюкают, все рукоплещут. Далее антракт и офицеры ведут дам в буфет выпить шампанского или сельтерской воды с малиновым сиропом. Публика попроще лузгает семечки прямо на местах. Кое-кто уже успел выпить водки и теперь громко ругает правительство. Антракт заканчивается и начинается второе действие. Хор певчих под управлением Широгорова исполняет гимн Свободной России на музыку Гречанинова, потом «Марсельезу» и «Смело товарищи». После «Смело товарищи» на эстраду выходит скрипка в сопровождении гитары. Как только они уходят, исполнив что-то испанское, появляются два гармониста. Снова антракт. Дамы уже не идут в буфет, но сидят и отмахиваются веерами и офицерами от комаров. Свежеет. Офицеры укутывают их шалями. В задних рядах шум и небольшая потасовка. Кое-кого уводят с подбитым глазом. Третье отделение снова открывает хор певчих под управлением Широгорова. Публика начинает зевать и тут появляется Дмитриев из первого отделения со свежими анекдотами о Милюкове и германском кайзере Вильгельме. Хохот стоит невообразимый. Дмитриева не хотят отпускать, но он все же уходит непрерывно кланяясь и прижимая руки к груди. Выходит Артемов с куплетами, пародиями и рассказами на злобу дня. Не успел уйти Артемов, как на сцену выбегают два танцора - Назаров и Иванов. Уставшая публика их освистывает. Всем не терпится увидеть обещанный фейерверк. Раздаются его первые разноцветные залпы и все вскакивают со своих мест.
  6Подробности удивительной жизни Ивана Петровича Крылова я нашел в книге «Заложник эпохи» Александра Владимировича Шиткова, изданной в 2010 году. Автор книги и сам известный всей Старице краевед, автор целого ряда трудов по истории Старицы, член союза писателей РФ, почетный гражданин и лауреат множества местночтимых премий. Может быть, я и прошел бы мимо этой книги, но в авторском предисловии прочел о том, что «В сознании нескольких поколений людей коммунистическая идеология сложила о партии «Союза русского народа» и ее членах стереотип черносотенца - законченного невежды, пропитого субъекта с дубиной. Даже ярлык красивый к ним придумали - «еврейский погром», то понял, что чтение скучным не будет. Так оно и оказалось. Иной раз трудно и понять чему посвящена книга - то ли краеведческой деятельности Крылова, то ли апологии его черносотенных взглядов. Что прикажете думать после прочтения такого пассажа «Россия для русских!» - эту истину из сердца Крылова не могли уже выбить никакие штрафы…»? Вот и я подумал… Тяжело, поди, жилось Александру Владимировичу с такими-то взглядами при коммунистах. Небось, и доставалось ему от них по первое число. Оказалось, что нет, не доставалось. В молодости Шитков успешно продвигался по комсомольской линии. Был инструктором Старицкого РК ВЛКСМ. Кабы не перестройка… К чему я это все… Без малого сто лет прошло со дня смерти первого старицкого издателя, метеоролога и краеведа Ивана Петровича Крылова… или не прошло?