(no subject)

Dec 05, 2011 05:48

В такие моменты мне всегда (сегодня впервые) вспоминается увиденная давным давно на иносми.ру рецензия на книгу (ссылка).


Мы - в мрачном на вид, но отчаянно веселом городе Санкт-Петербурге, в
ресторане 'Медведь', среди элегантных денди-полуночников. Прекрасные
дамы, пышные мундиры, шумное веселье. Студент бьет по лицу офицера. Тот
стреляет, убивая обидчика наповал. Труп накрывают скатертью, и оркестр
вновь играет вальс. На следующий день мы сидим, потягивая абсент, в кафе
на Невском. Все вокруг жалуются, какая скука царит в столице, и тут
приходит известие о взрыве бомбы в резиденции г-на Столыпина. Особого
волнения новость не вызывает. Двадцать погибших, да? 'Что ж, министру
повезло, что он не оказался в их числе. Человек он неплохой, но. . .
Рано или поздно они до него все равно доберутся'.
Русская дама, немолодая, повидавшая мир, утонченная, обращается ко
мне с репликой: 'Жаль, что эти бедняги погибли. Но в таких делах без
жертв не обходится. Обидно, что Столыпин уцелел'. Она отпивает глоток чая.

'Неужели вы одобряете подобные гнусные убийства?', - восклицаю я.
'Ну какое же это убийство', - спокойно произносит она. Затем с
улыбкой добавляет: 'Вам, иностранцам, никогда не понять нашу страну. Это
политика. В Англии вы ведете дебаты и голосуете. У нас же власть крайне
жестока, и выход один - ответная жестокость по отношению к ней.
Убийство - единственный аргумент, который понимает наша власть.
Пожалуйста, пожалуйста, не делайте такое шокированное лицо. Да и в любом
случае, покушение не удалось'.

'Но как же те бедняги, что пострадали?' - со вздохом спрашиваю я.
'Да, да, их жалко; но что такое несколько человек по сравнению со страданиями миллионов!'

Мы в Варшаве - городе террора. Каждого городового на улице охраняют
трое солдат. Повсюду взгляд натыкается на фигуры в фуражках и белых
кителях, с примкнутыми штыками винтовок. Тем не менее по улицам бродит
смерть. Не спрашивайте у полицейского дорогу. Не держите руку в кармане.
Помните, это необычный город - а жить вам наверно хочется. Мимо
проносят гроб. Процессию охраняют солдаты. Проезжает фургон, вроде
мебельного - лошади идут с трудом, ведь он битком набит заключенными. В
дальнем конце через улицу галопом проносятся две сотни казаков - грубых и
необузданных донцов. Когда цокот копыт казачьих лошадей удаляется,
откуда-то, как из-под земли, появляются люди с револьверами и дубинами.
Трое в мундирах остаются лежать на земле. Взрывается бомба, в клочья
разнося чиновника. Убийцы исчезают бесследно - их никогда не удается
задержать. Тем не менее, в сером рассветном сумраке с полдесятка людей
ставят к стенке, завязав лица платками. В этом преступлении они
невиновны, но давно уже состоят под подозрением.

Всюду царит кровопролитие, некомпетентность властей, безудержные
страсти, пьянство, террор бомбистов и террор армейского штыка. Всюду -
на Волге, чьи мутные воды влекут переполненные баржи; на раскисшем
сибирском тракте; на загроможденной палубе парохода, качающегося на
каспийской волне; в голодной деревне. И все невероятным образом
перемешано - современные западные изделия странным образом сочетаются с
древними, возможно азиатскими, инструментами и мебелью. Железнодорожный
вокзал, забитый татарами, грузинами и курдами, заливает свет
электрических ламп; голодные крестьяне собрались вокруг стола, слушая
граммофон - из раструба несется 'Марсельеза' или 'Для тебя покину дом
родно-о-ой. . .'; в Нижнем Новгороде, где сходятся Восток и Запад, где
дешевые западные подделки вытесняют подлинный азиатский антиквариат,
татарин цитирует наизусть Джона Стюарта Милля. Повсюду видишь солдат
государства, неопрятных и пьяных, и врагов государства - террористов.

Повсюду - суеверная набожность, потрясающая некомпетентность,
всепроникающая коррупция, целая 'тарифная сетка' для взяток и шантажа;
повсюду - смешение рас и верований, конический минарет примостился в
тени золоченого купола, крест и полумесяц соседствуют, а где-то в
переулке примостилась синагога. По улицам современных городов, выросших
на нефтяных дрожжах, бредут караваны верблюдов. Казаки, разя водочным
перегаром, носятся по городу верхом - точь-в-точь как наши ковбои во
времена Дикого Запада, но только спешат они на более грязную работу. В
граждан стреляют среди бела дня; убийцы покидают место преступления,
даже не ускоряя шага. Полиция задерживает еврея. Правда, стражи порядка
тут же шепчут ему на ухо: 'Нам заплатили, чтобы мы дали тебе уйти. Беги!
Мы сделаем вид, что гонимся за тобой, но ловить не будем'. Еврей мчится
прочь со всех ног. Полицейские стреляют. Еврей падает. Конечно, зачем
возиться с судебными процедурами.

Казаки стоят на всех углах, развлекаясь стрельбой по любому, кто попытается
перейти улицу. Но вотпоявляется старик; ему нужно домой. Он становится на
колени, пытается ползти. Нет, боязно - он возвращается. Подумав, старик
начинает кататься в снегу, пока тот не покрывает его одежду, затем ложится на живот и так
же, перекатываясь, пересекает улицу. Это занимает у него целый час -
час смертельного ужаса, но лучше ужас, чем сама смерть. Какая-то дама
наблюдает за ним из окна. В Баку все спокойно, но у дверей почты
припасена куча песка - засыпать кровь, если кого-то убьют. В то же
время, в далекой Казани мы присутствуем в зале суда - и эти судьи могли
бы преподать урок учтивости и справедливости любому американскому коллеге.
Previous post Next post
Up
[]