(no subject)
Я серьёзно думала, что буду первым человеком, умершим от насморка.
Непробиваемая масса слизи, намертво засевшая где-то у меня в голове, шаг за шагом отрезала меня от мира: сначала частично заблокировав слух, а затем полностью отключив обоняние. Вчера вечером я хотела сделать себе ромашковый чай, но только на середине чашки по странному ощущению во рту заподозрила, что пью мятный. Капли для носа создавали иллюзию самостоятельного дыхания на несколько часов, но сегодня я решила, что обманываю сама себя, полагаясь на их помощь.
Лет десять назад я писала, что апогей беспомощности - это когда не можешь открыть банку с откручивающейся крышкой. Но это не идёт ни в какое сравнение с полной неспособностью вдохнуть или выдохнуть через нос. Это ощущение сравнимо разве что с полубессознательной паникой, возникающей где-то перед входом в сон, когда тебе снится, что ты пытаешься пошевелиться или закричать, но не можешь.
Через пару минут отчаянных попыток начать дышать, сидя под полотенцем над горячим ромашковым отваром, у меня наступило что-то вроде панической атаки. Казалось, что мне катастрофически не хватает кислорода, у меня кружилась голова, и мне вдруг стало ужасно жаль своей потраченной на страх и осторожность жизни. Мне захотелось спрыгнуть с высоты с веревкой, или даже с парашютом, ну или хотя бы просто подходить к людям и разговаривать с ними о чем угодно, как будто мне нечего терять. Я подумала, что я упустила свой шанс, и теперь этого всего уже никогда не будет, и мне стало так жаль себя, что я начала рыдать, сидя в ромашковом пару под зеленым полотенцем, бесславно умирая от злокачественного насморка, который от слёз воспрял духом и окончательно перекрыл мне нос, вернув себе даже то небольшое отверстие для дыхания, которое мне удалось отвоевать за двадцать минут. Казалось, что это конец, и всякая борьба не имеет смысла. Если чёртова слизь настолько сильнее меня, то зачем жить? В последней попытке умирающего зацепиться за жизнь я высморкалась.
Никогда не думала, что буду так рада запаху кошачьего лотка.
Непробиваемая масса слизи, намертво засевшая где-то у меня в голове, шаг за шагом отрезала меня от мира: сначала частично заблокировав слух, а затем полностью отключив обоняние. Вчера вечером я хотела сделать себе ромашковый чай, но только на середине чашки по странному ощущению во рту заподозрила, что пью мятный. Капли для носа создавали иллюзию самостоятельного дыхания на несколько часов, но сегодня я решила, что обманываю сама себя, полагаясь на их помощь.
Лет десять назад я писала, что апогей беспомощности - это когда не можешь открыть банку с откручивающейся крышкой. Но это не идёт ни в какое сравнение с полной неспособностью вдохнуть или выдохнуть через нос. Это ощущение сравнимо разве что с полубессознательной паникой, возникающей где-то перед входом в сон, когда тебе снится, что ты пытаешься пошевелиться или закричать, но не можешь.
Через пару минут отчаянных попыток начать дышать, сидя под полотенцем над горячим ромашковым отваром, у меня наступило что-то вроде панической атаки. Казалось, что мне катастрофически не хватает кислорода, у меня кружилась голова, и мне вдруг стало ужасно жаль своей потраченной на страх и осторожность жизни. Мне захотелось спрыгнуть с высоты с веревкой, или даже с парашютом, ну или хотя бы просто подходить к людям и разговаривать с ними о чем угодно, как будто мне нечего терять. Я подумала, что я упустила свой шанс, и теперь этого всего уже никогда не будет, и мне стало так жаль себя, что я начала рыдать, сидя в ромашковом пару под зеленым полотенцем, бесславно умирая от злокачественного насморка, который от слёз воспрял духом и окончательно перекрыл мне нос, вернув себе даже то небольшое отверстие для дыхания, которое мне удалось отвоевать за двадцать минут. Казалось, что это конец, и всякая борьба не имеет смысла. Если чёртова слизь настолько сильнее меня, то зачем жить? В последней попытке умирающего зацепиться за жизнь я высморкалась.
Никогда не думала, что буду так рада запаху кошачьего лотка.