Оригинал взят у
venichkan в
Kак надо устроить пир в 1825 году.Читая классиков.
Из "Физиологии вкуса" Саварена. Для справки: Брийа-Саварен (Brillat-Savarin) французский адвокат и гастроном. Рецепт десерта Саварен попадается постоянно во всех французских книжках по кулинарии, это вид ромoвой бабы, а на самого Брийа-Саварена наткнулась случайно в списке знаменитых поваров Франции. Сам он поваром не был, и тот же десерт создан не им, а назван в его честь за заслуги в развитии теории гастрономии. За свою жизнь написал достаточно трудов по политэкономии и юриспруденции, но прославился книжкой "Физиология вкуса или Медитации Трансцендентной Кухни; теоретическая, историческая и злободневная работа, посвященная кулинарам Парижа, написанная профессором, членом многих литературных и научных сообществ." (Physiologie du Goût, ou Méditations de Gastronomie Transcendante ; ouvrage théorique, historique et à l'ordre du jour, dédié aux Gastronomes parisiens, par un Professeur, membre de plusieurs sociétés littéraires et savantes). Написал и издал он ее в декабре 1825 года за два месяца до смерти. За два месяца не значит - "болея", просто через два месяца после выхода книги, имевшей головокружительный успех, заболел воспалением легких и умер. На русский с французского переведена не была никогда, существует только перевод с немецкого 1867 года издания, который пестрит немецкими терминами и архаизмами. Тем не менее, даже в таком виде, вещь занятная.
Удовольствие еды есть действительное и прямое ощущение удовлетворяемой потребности.
Удовольствие стола есть отраженное ощущение, проистекающее из различных обстоятельств, фактов, положения вещей и лиц, которые участвуют в пире.
Удовольствие есть нам обще с животными; для него нужен только голод и то, что потребно для его утоления.
Удовольствие стола принадлежит исключительно человеку: для него требуется предварительно позаботиться о принадлежностях пира, о выборе места и участвующих.
Удовольствие еды требует, если не голода, то по крайней мере аппетита; удовольствия стола часто не зависят от обоих.
Удовольствие достигнуто, если исполнены следующие 4 условия:
сносные кушанья,
хорошее вино,
любезные гости,
свободное время.
Не может быть никакого наслаждения, как бы ни были хороши кушанья, как бы ни была великолепна обстановка, если вино дурно, гости собрались без выбора, лица печальны, и обед проглочен будет второпях.
Но может нетерпеливый читатель спросит меня: как надо устроить пир в 1825 году, чтобы он соединял в себе все условия, которые доводят наслаждения стола до высшей степени?
Я хочу ответить на этот вопрос.
Число гостей не должно превышать 12, чтобы разговор всегда мог быть общим.
Гости должны быть так избраны, чтобы их занятия хоть и были различны, но вкусы их непременно - сходны.
Они должны быть настолько знакомы между собой, чтобы избежать бесконечных формальностей представлений.
Столовая должна быть блистательно освещена, столовое белье весьма чисто, и воздух комнаты нагрет от 13-16° R. (Прим.: 13-16 по Реамюру - это 16-20 по Цельсию, совсем даже не жаркую атмосферу предлагал Саварен гостям.)
Мужчины должны быть остроумны, без дерзостей, дамы любезны, без излишнего кокетства.
Кушанья должны быть отличного выбора, но немногочисленны, и вина, каждое в своем роде, превосходного качества.
Порядок блюд должен восходить от более тяжелых к более легким; в винах, наоборот, от более легких к крепким.
Есть должны не спеша, ибо ужин есть последнее занятие дня; гости должны кушать дружно, как путешественники, которые идут к одной цели.
Кофе должен быть горячий, и ликер должен быть выбран весьма тщательно.
Гостиная, в которой гости остаются после стола, должна быть довольно велика, чтобы составить партии игры для тех, которые не могут без этого обойтись, и чтобы достало еще места для беседы.
Гостей надо удерживать приятностью общества и оживлять надеждой, что вечер не пройдет без дальнейших удовольствий.
Чай должен быть крепок, бутерброды достаточно жирны, и пунш приготовлен очень тщательно;
Раньше 11 часов не должно расходиться, но в полночь все должны быть в постели.
После превосходного стола, действительно, дух и тело ощущают какое-то совсем особое благосостояние.
С одной стороны проясняется лицо, мозг освежается, глаза блестят и по всему телу распространяется приятная теплота; с другой стороны, ум получает остроту, оживляется фантазия, остроты возникают всюду.
Генерал Биссон, который ежедневно выпивал за завтраком 8 бутылок вина, имел вид, как будто он не прикасался к вину; у него был только стакан побольше, чем у других, и выпивал он его чаще, но, кажется, вино не действовало на него, и, выпив 60 фунтов жидкости, он отпускал плохие остроты и отдавал приказания, как будто выпил один графинчик.
Пробежав карту ресторана первого ранга, именно братьев Вери и братьев Прованских, гость, вступивший в обеденную залу, найдет по крайней мере:
12 супов,
24 небольших блюд,
15-20 блюд из говядины,
20 блюд из баранины,
16-20 блюд из телятины,
30 блюд из птицы и дичи,
24 блюд из рыбы,
15 жарких,
12 паштетов,
30 закусок,
30 десертов.
И совершенно очаровательное описание завтрака, устроенного Савареном двум старичкам 78 и 76 лет:
Я прежде имел в улице du Вас знакомое семейство, состоящее из доктора 78 лет, капитана 76, их сестры Жанетты 74-х. Я иногда посещал их, и они принимали меня весьма дружески.
«Ладно, - сказал мне однажды доктор Дюбуа и при этом стал на цыпочки, чтобы хлопнуть меня по плечу, - ты уже так долго хвалишь нам твой Fondue (яйца, смешанные с сыром), что этому надо положить конец! Капитан и я хотим как-нибудь у тебя позавтракать, чтобы успокоить наши бедные души» (это было, я думаю, в 1801 году).
«С удовольствием, - отвечал я, - вы должны получить его в полном блеске, я сам буду делать fondue. Ваше предложение делает меня счастливым. Итак, завтра утром в 10 часов, по военному!»
К назначенному времени пришли оба гостя только что выбритые, причесанные и напудренные: два маленькие старика, совершенно свежие и здоровые.
Они улыбнулись от удовольствия, когда увидали накрытый стол, ослепительно белую скатерть, три прибора и перед каждым прибором две дюжины устриц с золотистым блестящим лимоном. На обоих концах стола стояло по бутылке сотерна, хорошо обтертые, за исключением пробки, что служило верным признаком почтенных лет вина.
Боже мой! Совсем, или почти совсем исчезли эти завтраки из устриц, которые были столь часты и веселы, где устриц глотали тысячами! Они прошли с аббатами, которые никак не проглатывали зараз меньше 12 дюжин, и с кавалерами, которые никак не могли кончить наслаждаться ими. Я оплакиваю их, но, как философ, не удивляюсь этому. Если время уничтожает даже правительства, то почему бы ему не сделать этого с простыми обычаями?
После устриц подали почки, паштет с трюфелями и, наконец, fondue.
Предметы, служащие для его приготовления, лежали в кастрюле, которая с зажженным спиртом была подана на стол. Я распоряжался на поле битвы, и родственники не упустили из глаз ни одного моего движения. Они хвалили прелести приготовления и просили рецепта. Я дал его и при этом рассказал два анекдота, которые может, быть найдут, мои читатели в другом месте.
После fondue были поданы плоды того времени года, чашка настоящего Мокка, потом два сорта ликера: крепкий для очищения желудка и легкий для бодрости.
После завтрака я предложил моим гостям сделать моцион и с этой целью осмотреть мои комнаты, которые были хотя не элегантны, но просторны и уютны; они понравились моим друзьям тем более, что обивка и позолота были времен Людовика XVI-ro.
Когда мы возвратились в гостиную, пробило 2 часа.
«Черт возьми, - сказал доктор, - било два часа, и сестра Жаннета ждет нас обедать. Мы должны отправиться к ней. Хотя я не чувствую большого аппетита, но я должен есть мой суп. Это - привычка и когда мне не случится есть его, я говорю тогда, как Тит: diem perdidfi»
«Любезный доктор, - отвечал я, - зачем идти так далеко, чтобы найти то, что можете иметь здесь! Я пошлю кого-нибудь к кузине сказать ей, что вы здесь остаетесь и доставите мне удовольствие от меня принять обед, к которому вы будете снисходительны, так как он не может иметь достоинства обеда, наперед обдуманного».
Оба брата посоветовались между собой глазами и потом согласились. Я послал комиссионера в предместье Сен-Жермен; сказал слово своему повару, и он в относительно короткое время приготовил нам частью своими средствами, частью при помощи соседнего трактирщика, маленький, но хорошо состряпанный и аппетитный обед. Я ощутил большое удовольствие, увидав, с каким хладнокровием и достоинством сели мои друзья, подвинулись к столу, развернули салфетки и приготовились к битве.
Я удивил их вдвойне, совсем не думая об этом, предложивши к супу тертый пармезанский сыр и стакан мадеры. Обе эти новости были введены князем Талейраном, нашим первым дипломатом, которому мы обязаны столькими остротами, тонкими и глубокими, и за которым с интересом следило общее внимание, как во время его славы, так и падения.
Обед прошел очень хорошо, как в отношении главных частей, так и обстановки, и мои друзья были веселы и довольны.
После обеда я предложил партию пикета; они отказались; по мнению капитана, лучше предпочесть dolce farniente итальянцев; мы уселись в кружок около камина. Несмотря на прелесть farniente, я всегда держался того убеждения, что маленькое занятие, которое не требует особенного внимания, приправляет беседу, итак, я предложил чай.
Чай был редкостью для французов прежнего времени; я сделал его в присутствии моих гостей, и они выпили несколько чашек с тем большим удовольствием, что доселе смотрели на него, как на лекарство.
Долгий опыт меня научил, что одна услужливость ведет за собой другую и что уже нет сил отказываться, как скоро вступили на этот путь. И поэтому я уже почти не допускающим возражения тоном сказал о чаше пунша, которым мы хотели заключить день.
«Ты хочешь нас уморить», - сказал доктор.
«Ты хочешь нас напоить», - сказал капитан.
Я только громче потребовал лимона, сахара и рома.
Между тем, пока я делал пунш, жарились тонкие ломтики хлеба с маслом и солью. На этот раз открылось возмущение. Родственники уверяли, что они довольно ели; они не хотели ни до чего более дотрагиваться; но я знал притягательную силу этого простого кушанья и отвечал, что желал бы, чтобы этого хватило. Действительно, скоро капитан взял последний ломтик, и я поймал его взгляд, когда он посмотрел - нет ли еще, или не готовится ли, что я тотчас и приказал сделать.
Между тем время шло и уже было более восьми часов.
«Теперь мы отправимся, - сказали мои гости, - мы должны еще есть салат с нашей бедной сестрой, которая нас целый день не видала».
Я не возражал и, верный долгу гостеприимства в отношении двух стариков, проводил их до кареты.
Может быть спросят, не прокралась ли хотя на момент скука в течение всего этого времени?
Я говорю: нет!
Внимание моих гостей было совершенно поглощено приготовлением fondue; путешествием по моим комнатам, нововведениями в обеде, чаем и окончательно пуншем, которого они никогда не пробовали.
Доктор, кроме того, знал весь Париж по генеалогии и анекдотам; капитан жил в Италии, частью как военный, частью в качестве посланника в Парме. Мы болтали без притязаний, слушали друг друга охотно.
Право, не слишком много нужно для того, чтобы время шло скоро и приятно.
На другое утро я получил от доктора письмо; он был настолько внимателен, чтобы известить меня, что маленький кутеж прошел для них очень благополучно; после превосходного сна, встали они свежими, в хорошем расположении духа и не прочь опять его повторить.
http://www.bibliotekar.ru/rusKultZastoliya/46.htm#_ednref4Знаменитые афоризмы Саварена о еде:
Животные питаются, люди едят, и только человек разумный умеет понимает в еде.
Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты есть.
Те, кто обжираются и напиваются, не умеют ни есть ни пить.
Открытие одного нового блюда дает для счастья человечества больше, чем открытие новой звезды.
Судьба наций зависит от способа их питания.
Вкусное - враг избыточного.
Те, кто, приглашая друзей, не заботятся о том, что они будут есть, недостойны иметь друзей.
Лакомство, когда оно разделено, влияет на семейное счастье самым сильным образом.
Удовольствие от стола подвластно любому возрасту, любому сословию, любой нации и в любое время.
Умению готовить учатся, с умением жарить мясо рождаются.