Механический театр
Я села на задние сидение, закрыла дверь и сняла пуховик. В машине стояла духота. Было ровна 2:40 ночи - сегодня я пунктуальна. Из колонок на всю громкость лился треп об украинской ситуации. Я одела наушники - стало немного тише.
Дремота не заглушала легкого дискомфорта на душе, и я все снова и снова принималась оправдывать перед собой и перед коллегами свое возвращение. Оправданий было много и все весьма убедительны, но дискомфорт не пропадал. Мысль о том, что я, в отличие от всех остальных, презираю стабильность, пленила меня, проникла внутрь и прочно там укоренилась. Она уже начала давать ростки, как начался кризис. Не на моей кухне. Он еще только замелькал в разговорах и сплетнях, а я уже поджала хвост. В моем возвращении было много причин, к тому же оно было временным, но именно в таком свете я вынуждена буду предстать перед коллегам. И это меня слегка уязвляло.
Мы подъехали. Несколько ступеней, сигнал пропускной системы, лифт и я оказалась в той же комнате, что и пол года назад, В комнате, были те же запахи и те же звуки. Ее наполняли те же люди, они сидели на тех же местах и с неизменным тоном обсуждали все те же темы, что и пол года назад. Я попала в часы с механическим театром. Я проработала в них 7 лет надежным винтиком и теперь отлично вписалась. Большинство из этих людей были мне приятны. По некоторым я скучала. Мы шутили, смеялись, пили чай, обсуждали кризис и то как важно держаться за стабильную работу в такие времена. Мы делали то, на что и секунды жизни не хотели бы отдать - тут нет борцов за идею. Калеки изуродованные своими страхами и привычками. Мы хотели бы встать и бежать но не могли. И Нам было тепло и уютно.
Молодой мужчина с красивым лицом лежал на больничной койке и рассказывал корреспонденту как ему оторвало ногу снарядом. Он был спокоен. Голос был слаб но полон уверенности и достоинства. Когда к горлу подступил ком, он сделал паузу и продолжил свой рассказ. Он благодарил Бога за то, что его не убило. За то, что остались целы жена и дочь. Он говорил что не жалеет ни о чем и не бросит свой дом.
Глупый вопрос и банальный ответ. Они слишком просты для понимания головой, но, до холода, реальны, что бы не понять их иначе.
- Как вы относитесь к происходящему на Украине?
- У меня ноги до бедра нет, как я могу к этому относиться.
Жалость прошла после 5 секунд просмотра. На ее место пришло восхищение. Исходный материал лишен мнения корреспондента, в этом особое преимущество монтажера перед зрителями. Монтажер может наблюдать все оттенки эмоции в интервью. Исходник не подделать. Взрыв в Бостоне был хорошем тому доказательством.
Я смотрела на инвалида и видела свободного здорового человека.
Я огляделась вокруг и ужаснулась...
Мы выбрали самые яркие слова, поцелуи и слезы матери. Подобрали пару кадров из семейного архива ...велосипед, танцы. И начали лепить такую, знаете, кислую, горькую клюкву в сахарной пудре.
Мне стало стыдно.
Но не до слез стыдно, те так, что бы встать и побежать. А ровно на столько, чтобы в голове созрел небольшой сюжет для этого текста.
Дремота не заглушала легкого дискомфорта на душе, и я все снова и снова принималась оправдывать перед собой и перед коллегами свое возвращение. Оправданий было много и все весьма убедительны, но дискомфорт не пропадал. Мысль о том, что я, в отличие от всех остальных, презираю стабильность, пленила меня, проникла внутрь и прочно там укоренилась. Она уже начала давать ростки, как начался кризис. Не на моей кухне. Он еще только замелькал в разговорах и сплетнях, а я уже поджала хвост. В моем возвращении было много причин, к тому же оно было временным, но именно в таком свете я вынуждена буду предстать перед коллегам. И это меня слегка уязвляло.
Мы подъехали. Несколько ступеней, сигнал пропускной системы, лифт и я оказалась в той же комнате, что и пол года назад, В комнате, были те же запахи и те же звуки. Ее наполняли те же люди, они сидели на тех же местах и с неизменным тоном обсуждали все те же темы, что и пол года назад. Я попала в часы с механическим театром. Я проработала в них 7 лет надежным винтиком и теперь отлично вписалась. Большинство из этих людей были мне приятны. По некоторым я скучала. Мы шутили, смеялись, пили чай, обсуждали кризис и то как важно держаться за стабильную работу в такие времена. Мы делали то, на что и секунды жизни не хотели бы отдать - тут нет борцов за идею. Калеки изуродованные своими страхами и привычками. Мы хотели бы встать и бежать но не могли. И Нам было тепло и уютно.
Молодой мужчина с красивым лицом лежал на больничной койке и рассказывал корреспонденту как ему оторвало ногу снарядом. Он был спокоен. Голос был слаб но полон уверенности и достоинства. Когда к горлу подступил ком, он сделал паузу и продолжил свой рассказ. Он благодарил Бога за то, что его не убило. За то, что остались целы жена и дочь. Он говорил что не жалеет ни о чем и не бросит свой дом.
Глупый вопрос и банальный ответ. Они слишком просты для понимания головой, но, до холода, реальны, что бы не понять их иначе.
- Как вы относитесь к происходящему на Украине?
- У меня ноги до бедра нет, как я могу к этому относиться.
Жалость прошла после 5 секунд просмотра. На ее место пришло восхищение. Исходный материал лишен мнения корреспондента, в этом особое преимущество монтажера перед зрителями. Монтажер может наблюдать все оттенки эмоции в интервью. Исходник не подделать. Взрыв в Бостоне был хорошем тому доказательством.
Я смотрела на инвалида и видела свободного здорового человека.
Я огляделась вокруг и ужаснулась...
Мы выбрали самые яркие слова, поцелуи и слезы матери. Подобрали пару кадров из семейного архива ...велосипед, танцы. И начали лепить такую, знаете, кислую, горькую клюкву в сахарной пудре.
Мне стало стыдно.
Но не до слез стыдно, те так, что бы встать и побежать. А ровно на столько, чтобы в голове созрел небольшой сюжет для этого текста.