Утреннее
Особое, тихое удовольствие - выйти из дому за минуту до половины восьмого, чтоб увидеть, как гасят по утру фонари, и мир из лимонно-желтого становится жемчужно-сиреневым.
Есть какая-то меланхолия высшей пробы в этой смене освещения - словно некто оформил декорации специально к твоему не-торжественному, неуклюжему и нелепому появлению на сцене. И проходишь мимо восхитительных снежных кулис, и выходишь на авансцену, к погасшим софитам и разошедшейся публике.
И сказать тебе нечего, да и не ждут от тебя ничего...
Постоял, да и иди себе на автобусную остановку...
Там, на остановке, спит под лавкой в тихом углу лохматая собака, две старушки привычно ругают погоду и цены, молоденькая мама тащит за шарф ребенка лет четырех, и чем-то вроде детства пахнет от мокрой шерстяной перчатки...
- Не жри снег, идиот! - кричит мама.
Краснощекий "идиот" смотрит лукаво и нежно, прячет за спину кулачки, и боком подбирается к собаке.
По лицу видно, что у него полно интереснейших планов, и, если повезет обмануть мамину бдительность, то новую порцию снега удастся съесть прямо с апатичной песьей морды.
Она права, нельзя есть этот снег. Это совсем не тот снег моего детства сорокалетней уже давности, который так здорово было обсасывать с варежки... Это ядовитый, грязный снег, но я почему-то болею за "идиота".
Его мама болтает по телефону, и собака уже совсем близко, и я тихо говорю:
- Не советую.
Ребенок замирает, и смотрит на меня. На собаку. На меня. На собаку. Наконец задает вопрос:
- Она кусается?
- Еще бы. Если бы ты спал в углу на остановке со снегом на носу, а тебя внезапно разбудил бы человек в синем комбинезоне, ты бы тоже кусался.
- Какой человек? - спрашивает ребенок.
Это хороший вопрос. Резонный.
- Приличный человек в синем комбинезоне и красной шапке с помпоном.
- Это я, - зачарованно говорит ребенок.
- Это ты, - подтверждаю я.
- Что ты там делаешь?! - кричит опомнившаяся мама, - Куда ты лезешь, кретин?! Автобус идет, а он лезет!
В автобусе мы сидим рядом.
Мама продолжает ругать непутевого сына, а тот поглядывает на меня хитро. А потом, дождавшись паузы, говорит:
- А вот я никогда не плачу...
Они выходят остановкой раньше, у детского сада, и я машу им из окна, но они меня не видят сквозь запотевшее стекло.
Написано прекрасной и удивительной vespro
Есть какая-то меланхолия высшей пробы в этой смене освещения - словно некто оформил декорации специально к твоему не-торжественному, неуклюжему и нелепому появлению на сцене. И проходишь мимо восхитительных снежных кулис, и выходишь на авансцену, к погасшим софитам и разошедшейся публике.
И сказать тебе нечего, да и не ждут от тебя ничего...
Постоял, да и иди себе на автобусную остановку...
Там, на остановке, спит под лавкой в тихом углу лохматая собака, две старушки привычно ругают погоду и цены, молоденькая мама тащит за шарф ребенка лет четырех, и чем-то вроде детства пахнет от мокрой шерстяной перчатки...
- Не жри снег, идиот! - кричит мама.
Краснощекий "идиот" смотрит лукаво и нежно, прячет за спину кулачки, и боком подбирается к собаке.
По лицу видно, что у него полно интереснейших планов, и, если повезет обмануть мамину бдительность, то новую порцию снега удастся съесть прямо с апатичной песьей морды.
Она права, нельзя есть этот снег. Это совсем не тот снег моего детства сорокалетней уже давности, который так здорово было обсасывать с варежки... Это ядовитый, грязный снег, но я почему-то болею за "идиота".
Его мама болтает по телефону, и собака уже совсем близко, и я тихо говорю:
- Не советую.
Ребенок замирает, и смотрит на меня. На собаку. На меня. На собаку. Наконец задает вопрос:
- Она кусается?
- Еще бы. Если бы ты спал в углу на остановке со снегом на носу, а тебя внезапно разбудил бы человек в синем комбинезоне, ты бы тоже кусался.
- Какой человек? - спрашивает ребенок.
Это хороший вопрос. Резонный.
- Приличный человек в синем комбинезоне и красной шапке с помпоном.
- Это я, - зачарованно говорит ребенок.
- Это ты, - подтверждаю я.
- Что ты там делаешь?! - кричит опомнившаяся мама, - Куда ты лезешь, кретин?! Автобус идет, а он лезет!
В автобусе мы сидим рядом.
Мама продолжает ругать непутевого сына, а тот поглядывает на меня хитро. А потом, дождавшись паузы, говорит:
- А вот я никогда не плачу...
Они выходят остановкой раньше, у детского сада, и я машу им из окна, но они меня не видят сквозь запотевшее стекло.
Написано прекрасной и удивительной vespro