(no subject)
Тогда было тягучее, полуобморочное понимание, невысказанное прощение и навсегда прощание с любимыми руками, губами, - мучительно любимыми. Нынче же - равнодушное сожаление, - не сложилось, - пока, но все может быть, даст Бог - сложится еще. Может быть...
Мой Музыкант говорит, что я холодная и надменная, а я пугаюсь, ибо какой угодно была, но холодной - никогда, и радуюсь: ему меня не мучать.
Мой Музыкант - псих и наркоман, перелопаченный иммиграцией и двадцатилетним браком, в котором он так и не узнал свою жену. Теперь они разводятся, и она делает вещи, от которых Музыкант лезет на стену, - так ему странно и страшно увидеть незнакомку на том конце юридических баталий. Он совсем ее не понимает, и совершенно не умеет договариваться с ней. Женщины у него были - меня всегда поражет, с какой легкостью он говорит о любовницах и при этом считает брак незыблемым. Может поэтому я его так убийственно, так бесповоротно не люблю?
Того, прошлого, я любила сильно. Остро, до срывов голоса, до беспамятного ужаса.
А его - не люблю.
Он дарит мне цветы - наконец-то можно, теперь-то скандала с мужем точно не будет. И ведет меня по магазинам и стрелять, и чинит мою машину. И теряет со мной драгоценные дни, а я - надменная и слепая, не замечаю его потерь.
Он говорит, что у нас все неправильно, а я слушаю и не чувствую ничего, кроме досады - нелепость какая: у нас. А вспомнив недавно свой раскаленый город, - трусливо заплакала.
Это все оттого, что горе, постигшее меня однажды в сердцевине лета, не отпускает. Уже не любовь - уже только беда, но как же жестока бывает память, выхватывая одно неповторимое.
Так больше не будет - признать это уже усилие,
Так больше не будет - а может, будет лучше?
Но ТАК - больше не будет.
Мой Музыкант говорит, что я холодная и надменная, а я пугаюсь, ибо какой угодно была, но холодной - никогда, и радуюсь: ему меня не мучать.
Мой Музыкант - псих и наркоман, перелопаченный иммиграцией и двадцатилетним браком, в котором он так и не узнал свою жену. Теперь они разводятся, и она делает вещи, от которых Музыкант лезет на стену, - так ему странно и страшно увидеть незнакомку на том конце юридических баталий. Он совсем ее не понимает, и совершенно не умеет договариваться с ней. Женщины у него были - меня всегда поражет, с какой легкостью он говорит о любовницах и при этом считает брак незыблемым. Может поэтому я его так убийственно, так бесповоротно не люблю?
Того, прошлого, я любила сильно. Остро, до срывов голоса, до беспамятного ужаса.
А его - не люблю.
Он дарит мне цветы - наконец-то можно, теперь-то скандала с мужем точно не будет. И ведет меня по магазинам и стрелять, и чинит мою машину. И теряет со мной драгоценные дни, а я - надменная и слепая, не замечаю его потерь.
Он говорит, что у нас все неправильно, а я слушаю и не чувствую ничего, кроме досады - нелепость какая: у нас. А вспомнив недавно свой раскаленый город, - трусливо заплакала.
Это все оттого, что горе, постигшее меня однажды в сердцевине лета, не отпускает. Уже не любовь - уже только беда, но как же жестока бывает память, выхватывая одно неповторимое.
Так больше не будет - признать это уже усилие,
Так больше не будет - а может, будет лучше?
Но ТАК - больше не будет.