Вчера в Белграде умер Момо Капор. Понимаю, что многим это имя ни о чем не говорит. Павича знали все. А Капора - те, кому его специально показали. И я среди них. И теперь как-то очень непросто объяснить, почему я чувствую почти то же, что
Аня сказала: «…у меня такое ощущение, как будто я потеряла близкого человека. Думаю, именно это и отличает Момо Капора от других писателей - каждого из нас, его читателей, связывают с автором любимых текстов невидимые нити ... и кажется, что речь идет не о чужом человеке, который говорит на другом языке, а о старом знакомом».
Представьте, что на дворе 1990 год. А вам только что кто-то дал почитать «Москву-Петушки». Или «Соло на ундервуде». Ну вот так получилось, не знали вы раньше ничего - ни про Ерофеева, ни про Довлатова. И вы счастливы. Мир изменился. Вам теперь есть что читать - и будет еще долго. И вам страшно нравится мысль, что где-то в этом мире есть человек, который все это написал. И еще напишет. Как вы в ту минуту думаете. Вы пытаетесь раздобыть другие его книжки, узнать побольше об авторе - и чем больше узнаете, тем больше он вам нравится. Тем сильнее вы радуетесь факту его существования - и думаете, вдруг вам даже когда-нибудь удастся увидеть его вживую, а то и познакомиться. Ну мало ли, случаются же чудеса - и вон,
даже с некоторыми вашими знакомыми.
А год тикает себе дальше. И через пару месяцев вы узнаете, что нет. Не напишет. И не увидите. Потому что все-таки, как ни крути, это было Старшее Поколение. А ему свойственно уходить. И как бы ни хотелось нам оставаться восторженными детьми - первооткрывателями давно кому-то известного, или почитающими за бриллиант сияющее на солнышке стеклышко неожиданной формы (это я немножко про «объективность», потому что очень может быть, что с точки зрения серьезного литературоведа, Капор вовсе и не самый хороший сербский писатель - а только на это решительно наплевать) - на самом деле мы уже взрослые. Для кого-то - сами давно уже старшие. Только вот старших для нас - на кого мы могли бы смотреть снизу вверх и чувствовать себя от этого счастливыми - почти-почти не осталось.
А больше я не знаю, как про него рассказывать. Если кому-то интересно узнать, что за писатель такой - посмотрите немножко здесь:
http://community.livejournal.com/momo_capor/profile
Если - что за человек… наверное, надо его почитать (хотя я, собственно, даже не знаю, насколько оно хорошо в русских переводах). Ну или поверить на слово тем, кто успел с ним пообщаться, хотя бы немножко:
wind-wing: Вообще, перед этим человеком, одетым с иголочки, чувствуешь себя неловко за то, что у тебя дырка на правом носке ... Когда приходит его время произнести речь, он поднимается тяжело, говорит с трудом и извиняется за свой простуженный голос. Но всего через пару минут в веселом запале он уже задирает ногу, чтобы показать, какие высокие носки у сегодняшних политиков - не как у социалистов, у которых всегда был виден кусочек кожи между носком и штаниной. У него в глазах играют озорные искорки, и в эти минуты мне легко представить его сараевским малчишкой из рассказов о Бель Ами. Публика хохочет, фотографы щелкают затворами, члены жюри аплодируют.
...
В ответ на мои слова о том, что я давно хотела с ним познакомиться, Момчило спрашивает с улыбкой: "Что же не познакомились?"
Потом протягивает руки к моей голове, и, пока я пребываю в полнейшей растерянности, поворачивает меня в профиль и... начинает рисовать.
-----
…За последние пару лет, не без усилий преподавателей белградского филфака, я начала видеть недостатки капоровской прозы, но я никогда не забуду, как открывала для себя Белград по его книгам, как училась смеяться и шутить по-сербски, как, прочитав один из его романов, впервые задумалась о режиссуре. Момо Капор, возможно, не внес весомого вклада в сербскую и мировую литературу, но его вклад в мою душу и души многих других людей огромен, и это главное.
iraan:
Из последнего разговора:
«.. я не боюсь ничего. Даже немощи не боюсь. Я не могу презирать свое тело сейчас. Оно мне верно служило столько лет. Я не могу быть предателем...»
«…Когда мы приедем в Москву не веди меня на Красную площадь, пожалуйста. Поведи меня туда, где сохранилась шумная московская кухня. Та, знаменитая московская кухня, на которой спорят до хрипоты... Или Москве уже не о чем спорить?....»