Пьеса Марии Зелинской "Триединство" на втором фестивале "Ростовские чтения".
Пьеса Марии Зелинской «Триединство» была представлена на втором фестивале современной драмы «Ростовские чтения». Фестиваль проходил с 26-ого по 28-ое августа, но из-за отъезда в Петербург, мы не успели выложить фото- и видеорепортаж. Сейчас исправимся. На видеопроигрывателе - полная читка пьесы «Триединство», под катом - небольшое обсуждение пьесы сразу после её прочтения.
Коротко расскажу сюжет. В пьесе 2 главных героя - мальчик Коля, школьник лет 12, «крайний по жизни», как говорится о нём в пьесе, и взрослая женщина Анна Вадимовна, представительница общественной организации, занимающейся вопросами семейной политики и демографии. Композиция пьесы построена как чередование сцен из жизни мальчика со сценами монологов Анны Вадимовны. В полном одиночестве женщина пьёт горькую и разговаривает вслух сама с собою на общественно-значимые темы - о дискриминационной политике государства в отношении семьи, о «демографическом взрыве» и т.д. Сюжетная линия мальчика Коли развивается как всё более усугубляющаяся репрессивность и дегуманизация общественной среды. Начинается с мелких пакостей одноклассников, хамства школьного персонала, словесных издевательств со стороны пьяного отца, истерик измученной матери, которая не может внести плату за обучение сына в школе, а заканчивается сценой сексуального насилия, пьяная подружка отца совращает ребёнка. Вторая сюжетная линия тоже безрадостна. Анну Вадимовну приглашают на телевидение в некоторое ток-шоу для обсуждения проблем семейной политики государства. Анна Вадимовна полна решимости сказать в эфире всю правду, «Кто, если не я?» До последнего момента она не знает имени своего оппонента, и уже перед камерами обнаруживает, что это депутат госдумы, бывший муж, лишивший её родительских прав и отнявший дочь. Анна Вадимовна не может сказать ни слова, не имеет сил оспорить ложь мужа-депутата, срывает запись передачи, отправившись искать дочь среди зрителей. В последней сцене отец мальчика Коли переживает приступ психоза, прогоняет пьяных подружек, открывает для себя: его жена и сын - это самое дорогое из того, что у него есть, вместе они «всемогущи» и составляют «триединство».
Во время обсуждения были высказаны две точки зрения на природу текста пьесы. Организатор фестиваля, режиссёр читок и актриса Ольга Калашникова определила её как «почти документальный текст» в смысле соответствия реальному положению дел в российских школах и общественной жизни. А один из зрителей заметил, что драматургу удалось изобразить «адский ад», т.е. некоторую архетипическую, а не только социальную ситуацию. Соскальзывание автора в индивидуальный миф, конечно, имеет место, и социальное зло в пьесе концентрируется до своей архетипической формы. Такова логика появления последней сцены: пьяный отец мальчика в приступе психоза начинает галлюцинировать, приходит к переживанию единства семьи как «священного» триединства. В сцене присутствует цитирование (возможно пародирование) мифем преломления хлебов (евхаристии), борьбы с дьяволом и др.
Перед чтениями мы встретили Марию в уличном кафе. Я задала ей вопрос: «Тебе самой пьеса нравится?» Маша засмущалась, ответила коротко: «Не очень».
Стенограмма обсуждения пьесы Марии Зелинской "Триединство". (приводится в сокращении)
Вопрос: Когда была написана пьеса?
Кто-то из зрителей (неудачно шутит): Вчера. (Зрители смеются.)
Мария Зелинская: Несколько месяцев назад.
Вопрос: Вас вдохновила какая-то конкретная история или всё изнутри?
Мария Зелинская: В интернете я нашла круглый стол с обсуждением, на котором присутствовали депутаты Госдумы и некая женщина, представитель общественной организации. Было видно, что у женщины этой что-то случилось, речь её была отчаянной, но её никто не понимал и ей говорили «Ну, потише, потише, что вы…» В принципе она говорила совершенно верные вещи, но её никто не хотел слушать и её удалили из студии. Так возникла идея пьесы.
Вопрос: Как ты видишь внешнее сценическое решение пьесы? Предполагаются ли в нём элементы условности, абсурда? Ведь текст с элементами некоторого «жесткача».
Мария Зелинская: Я не вижу в тексте элементов абсурда.
Ольга Калашникова, ведущая: Как-то вы все попритихли…
Кто-то из актёров: (шутит) Так оптимизмом зарядились. (Зрители хохочут.)
Ольга Калашникова: То, что изображает Маша, это реальная ситуация в современной школе. И у меня то же самое было в школе, хотя я училась в другое время. Любой, если пороется в своей памяти, достанет то же самое. Когда мы прочитали эту пьесу, мы поняли, что это не «жесткач», а почти документальный текст.
Вопрос: А в последней сцене … (неразборчиво)?
Мария Зелинская: В последней сцене с отцом происходит белая горячка.
Зритель: Ближе к концу пьесы кроме триединства отец-сын-мать, я увидел ещё одно секс-алкоголь-власть. Это в принципе адский ад такой…
Мария Зелинская: Вы верно всё заметили. В конце пьесы отец пытается от всего этого отказаться: изгоняет женщину в красных колготках, выкидывает водку и …
Зритель (перебивая): То есть это хороший конец? (Зрители смеются.)
Один из актёров: Это животрепещущая тема, такие пьесы надо пускать дальше: снимать фильмы, ставить спектакли.
Один из зрителей: Это больше киносценарий.
Вопрос: Конечно, тема животрепещущая, и можно о ней говорить и нужно, но хотелось бы, чтобы был хоть какой-то позитивный момент, ключ к решению, хотя бы какой-то намёк… Вопрос к автору: как вы сами видите, способно ли государство и сами люди изменяться? Что собственно им поможет?
Мария Зелинская: Люди привыкли винить во всём государство, совершая перекладывание ответственности. Может быть я вижу ситуацию неправильно… Выход только в том, чтобы брать ответственность на себя.
Вопрос: Скажите, а верна статистика в отношении детей-сирот, приведённая в пьесе?
Мария Зелинская: Это всё реальные цифры сегодняшнего дня.
Вопрос: И смертность тоже?
Мария Зелинская: И смертность тоже.
Вопрос: Маша, «Триединство» - это так называемая «новая драма»?
Один из актёров (вместо Маши): Судя по стоящей дате - «2011 год» - это «очень новая драма». (Зрители смеются.)
Слева организатор фестиваля "Ростовские чтения" Ольга Калашникова. Справа драматург Мария Зелинская. Ростов-на-Дону, август 2011.
Коротко расскажу сюжет. В пьесе 2 главных героя - мальчик Коля, школьник лет 12, «крайний по жизни», как говорится о нём в пьесе, и взрослая женщина Анна Вадимовна, представительница общественной организации, занимающейся вопросами семейной политики и демографии. Композиция пьесы построена как чередование сцен из жизни мальчика со сценами монологов Анны Вадимовны. В полном одиночестве женщина пьёт горькую и разговаривает вслух сама с собою на общественно-значимые темы - о дискриминационной политике государства в отношении семьи, о «демографическом взрыве» и т.д. Сюжетная линия мальчика Коли развивается как всё более усугубляющаяся репрессивность и дегуманизация общественной среды. Начинается с мелких пакостей одноклассников, хамства школьного персонала, словесных издевательств со стороны пьяного отца, истерик измученной матери, которая не может внести плату за обучение сына в школе, а заканчивается сценой сексуального насилия, пьяная подружка отца совращает ребёнка. Вторая сюжетная линия тоже безрадостна. Анну Вадимовну приглашают на телевидение в некоторое ток-шоу для обсуждения проблем семейной политики государства. Анна Вадимовна полна решимости сказать в эфире всю правду, «Кто, если не я?» До последнего момента она не знает имени своего оппонента, и уже перед камерами обнаруживает, что это депутат госдумы, бывший муж, лишивший её родительских прав и отнявший дочь. Анна Вадимовна не может сказать ни слова, не имеет сил оспорить ложь мужа-депутата, срывает запись передачи, отправившись искать дочь среди зрителей. В последней сцене отец мальчика Коли переживает приступ психоза, прогоняет пьяных подружек, открывает для себя: его жена и сын - это самое дорогое из того, что у него есть, вместе они «всемогущи» и составляют «триединство».
Во время обсуждения были высказаны две точки зрения на природу текста пьесы. Организатор фестиваля, режиссёр читок и актриса Ольга Калашникова определила её как «почти документальный текст» в смысле соответствия реальному положению дел в российских школах и общественной жизни. А один из зрителей заметил, что драматургу удалось изобразить «адский ад», т.е. некоторую архетипическую, а не только социальную ситуацию. Соскальзывание автора в индивидуальный миф, конечно, имеет место, и социальное зло в пьесе концентрируется до своей архетипической формы. Такова логика появления последней сцены: пьяный отец мальчика в приступе психоза начинает галлюцинировать, приходит к переживанию единства семьи как «священного» триединства. В сцене присутствует цитирование (возможно пародирование) мифем преломления хлебов (евхаристии), борьбы с дьяволом и др.
Перед чтениями мы встретили Марию в уличном кафе. Я задала ей вопрос: «Тебе самой пьеса нравится?» Маша засмущалась, ответила коротко: «Не очень».
Click to viewСтенограмма обсуждения пьесы Марии Зелинской "Триединство". (приводится в сокращении)
Вопрос: Когда была написана пьеса?
Кто-то из зрителей (неудачно шутит): Вчера. (Зрители смеются.)
Мария Зелинская: Несколько месяцев назад.
Вопрос: Вас вдохновила какая-то конкретная история или всё изнутри?
Мария Зелинская: В интернете я нашла круглый стол с обсуждением, на котором присутствовали депутаты Госдумы и некая женщина, представитель общественной организации. Было видно, что у женщины этой что-то случилось, речь её была отчаянной, но её никто не понимал и ей говорили «Ну, потише, потише, что вы…» В принципе она говорила совершенно верные вещи, но её никто не хотел слушать и её удалили из студии. Так возникла идея пьесы.
Вопрос: Как ты видишь внешнее сценическое решение пьесы? Предполагаются ли в нём элементы условности, абсурда? Ведь текст с элементами некоторого «жесткача».
Мария Зелинская: Я не вижу в тексте элементов абсурда.
Ольга Калашникова, ведущая: Как-то вы все попритихли…
Кто-то из актёров: (шутит) Так оптимизмом зарядились. (Зрители хохочут.)
Ольга Калашникова: То, что изображает Маша, это реальная ситуация в современной школе. И у меня то же самое было в школе, хотя я училась в другое время. Любой, если пороется в своей памяти, достанет то же самое. Когда мы прочитали эту пьесу, мы поняли, что это не «жесткач», а почти документальный текст.
Вопрос: А в последней сцене … (неразборчиво)?
Мария Зелинская: В последней сцене с отцом происходит белая горячка.
Зритель: Ближе к концу пьесы кроме триединства отец-сын-мать, я увидел ещё одно секс-алкоголь-власть. Это в принципе адский ад такой…
Мария Зелинская: Вы верно всё заметили. В конце пьесы отец пытается от всего этого отказаться: изгоняет женщину в красных колготках, выкидывает водку и …
Зритель (перебивая): То есть это хороший конец? (Зрители смеются.)
Один из актёров: Это животрепещущая тема, такие пьесы надо пускать дальше: снимать фильмы, ставить спектакли.
Один из зрителей: Это больше киносценарий.
Вопрос: Конечно, тема животрепещущая, и можно о ней говорить и нужно, но хотелось бы, чтобы был хоть какой-то позитивный момент, ключ к решению, хотя бы какой-то намёк… Вопрос к автору: как вы сами видите, способно ли государство и сами люди изменяться? Что собственно им поможет?
Мария Зелинская: Люди привыкли винить во всём государство, совершая перекладывание ответственности. Может быть я вижу ситуацию неправильно… Выход только в том, чтобы брать ответственность на себя.
Вопрос: Скажите, а верна статистика в отношении детей-сирот, приведённая в пьесе?
Мария Зелинская: Это всё реальные цифры сегодняшнего дня.
Вопрос: И смертность тоже?
Мария Зелинская: И смертность тоже.
Вопрос: Маша, «Триединство» - это так называемая «новая драма»?
Один из актёров (вместо Маши): Судя по стоящей дате - «2011 год» - это «очень новая драма». (Зрители смеются.)
Слева организатор фестиваля "Ростовские чтения" Ольга Калашникова. Справа драматург Мария Зелинская. Ростов-на-Дону, август 2011.