Евгения Жукова. Дом на Журавлева. Дети Танаиса. Жуков
Это Женечка evju вспоминает
Дом на Журавлева
Инга и Гена
На Журавлева в подвале с 78 года.
Тогда все еще были совсем молодыми, рвущимися вперед, пылкими, романтичными. Собирались компании, по тем временам количество превышало допустимое КГБ и обществом. Потому из органов приходили неоднократно. Жили часто коммуной. Ели, что « бог пошлет, в лице допустим тещи»J.Спали на полу, раскладушке. Курили так, что хоть топор вешай. А сигареты, знаете ли, «Прима»- вонючие до безобразия :-). И кстати много не пили. Порой одной бутылки Портвейна «Агдам» хватало на всех и весь вечер. Тогда были портвейны советские. Но про них я не помню, мала еще была. Женщины и стихи, страсть и чай, новые идеи и пустая тара. А на пустую тару можно было еще прожить… Раз в неделю приезжала во двор «тарантайка -псевдо- велосипед с прицепом».Выносили пустую тару все - бабушки, мамы, поэты. Хоть это было и норма жизни, но вынос тары был как бы паспортом - кто и как пьет, живет. Несменные бабушки на лавочках, как - будто успевали даже подсчитать твои бутылки по одной и поставить приговор… Когда эта тарантайка выезжала из двора, казалось что все эти бутылки сейчас посыпятся с нее, как елочные игрушки.
По вечерам, ночам, так как все, видимо, творческие люди - «совы», квартира оживала. Бывало, что обсуждения поэзии друг друга принимало такой накал, что доходило и до ненормативной лексики. Но из любви к товарищу и исскуству, а также Гомеру, Овидию, Шекспиру и ко всем «протоптавшим борозду». Расклад выраженного и задуманного, был по самой высокой планке - о чем ты сказал ?- свободно думающий или индульгирующий, смелый или цензурный, ведущий или просто любящий женщин, борец или герой-любовник?
И конечно же, поиск Нового Способа. Но впрочем, об этом лучше расскажут сами участники.
Ах, женщины! Без них бы и не было поэзии и вообще исскуства! Без их чая, терпения, красоты, любви, страсти. Сколько влюбленностей и слез!
И конечно же, противоречия - как должно быть по нормам «ячейки советского общества» и тем, как у «великого и вечного бытия».
Пожидаев - керамист и поэт, земля ему пухом, захаживал в гости, как старший товарищ по перу и друг семьи. Дед Эрнест Маневич тоже писал, романтические фетовские стихи, тетрадь его стихов утеряна благодаря Галину - Архангелькому, другу и поэту , умершему в 90-х. У него был большой архив. Где сейчас архив никто не знает.
Старшее поколение и молодое нашли друг друга через поэзию.
Когда меня в школе спрашивали, кем работает мой папа, я отвечала - поэтом. Мама -художник. На сколько мне было неловко от реакции учителей, описывать не буду. Ведь у всех «нормальных людей», папы- слесаря и водители, мамы- бухгалтеры и товароведы :-)))).В перестройку все изменилось, слава богу.
История про дружественное одеяло, советских размеров.
Спят на полу Бурдин, Жуков, Инга. Жуков посередке. Война за одеяло сквозь сон. Бурдин тянет на себя. Жуков держится за середину и перекатывается в его сторону, даже не просыпаясь. Через какое-то время Инга замерзает и тянет на себя. Жуков перекатывается, как колобок с бока на бок, держась за середину. Бурдин замерзает, тянет…Инга замерзает, тянет. А Жуков колобок - ему теплоJ. Так они и дружили всю ночь. На утро смеялся только папа :-)
А теща, как всегда пожалела детей и привезла еще одеял. С тех пор подушки и одеяла собирались в квартиру и были самым ценным и гордым имуществом, после поэтов, конечно. Подушки бросались на пол пустой квартиры и использовались как сидение для еды, разговоров, чаепитий, жизни всей. Аскетизм и простота быта - борьба с мещанством - ковриками на стенах, лакированной мебелью, хрусталь в коллекции, и всеми атрибутами того времени каждого зажиточного коммуниста-социалиста.
Диоген ведь прожил в бочкеJ.!
А впрочем, борись, не борись - этого и не могло быть у свободных «Диогенов», устремления не те:
Все свое ношу с собой, а то - гитара, блокнот и одни штаны. Ничего лишнего, мобильность и легкость.«Автор - уникум», умеющий все- пилить, строгать, починять, петь, говорить, организовывать и т.д., а главное- думать, думать о «вечном».
Дом на Журавлева
История про музу, эквилибристику, вазочку на тонкой ножке и макраме.
Лена Стольная. (Это о ней рассказ)
Лунатизм - неизученное до конца явление. По ночам им страдали многие жители дома на Журавлева. И те, кто тайком прятались на кухне по ночам, допивая портвейн и чай, вполне сошли бы за лунатиков в советское время. Но это история реальная.
Вследствие уже установленного образа жизни, а именно аскетичного, в доме отсутствовала мебель, а так же многие другие приметы «нормального жилья зажиточного коммуниста- социалиста и члена ячейки общества». Потому в квартире не раз отсутствовали и стены между комнатами. Вернее стены имели свойство перемещаться с места на место, и не всегда сохраняли свои прежние качества, как и все жители квартиры. Например, они вдруг становились не из кирпича и гипса, а из шкафов и полок или деки фортепьяно. Дверные проемы соответственно тоже меняли свою дислокацию не раз. На этот раз стена стала из плетеного макраме от потолка до пола. Ну а дверной проем, хоть он и существовал - весьма символическое понятие вообще в такой ситуации, поскольку жители квартиры уже устали запоминать куда входить и где выходить. Когда хозяйке Инге надоело чинить макраме, она поставила на это место старый Зингер - швейная машинка такая большая на кованых ножках. Зингер вообще большой и ценный друг всех жен поэтов, а так же художниц. Потому что штаны у поэта одни и чтобы они были художественно порванными, необходим Зингер. Ножки были разной длины, Зингер раскачивался на них, и потому казалось, что он тоже ходит ночами по темной квартире. Ну а поскольку все эстетически-развитые люди любят красоту, особенно художники, на крышке Зингера поселилась тонкая керамическая вазочка с танаисскими сухоцветами. Жила она там давно и пыль покрыла крышку Зингера.
Как-то ночью, стены и Зингер не спали, дурачились, видимо, а жены поэтов, поэты и их дети спали. Музе поэта снилось что - то музыкальное и потому она, не просыпаясь, пошла искать тот самый музыкальный источник. :-) И, конечно же, была застигнута другой музой-подругой, разбуженной грохотом. Лунатиков нельзя пугать, ну а муз тем более. Потому Леночка-муза была аккуратно доставлена Ингой-музой в постель.
Каково было наше удивление, когда на утро обнаружили аккуратно стоящий Зингер на том месте, где находится, хоть и символический, но дверной проем. Он мерно раскачивался и был сдвинут ровно на два метра. А на нем гордо возвышалась тонкая вазочка с сухоцветами, не сдвинутая ни на сантиметр, судя по отпечатку на пыли. И, конечно же разорванное макраме :-)
Перемещенный Зингер остался загадкой на всю жизнь, поскольку муза не призналась в содеянном :-)
Ну вот скажите, разве могло быть по- другому? Ведь столько силищи у муз! Хоть и спящих беспробудно! А сколько мистической ловкости при смещении точки сборки!
Какие музы - такие и поэты))))
Леночка, мы любим тебя и помним. Светлая память.
Дети Танаиса
Лето. Время экспедиций. Путь из Ростова в Танаис в детстве казался невыносимо долог, каждая станция тянулась и тянулась, и досчитать до 15-ти не хватало терпения. Но вид из электрички завораживал и успокаивал. Потому этот путь действительно был похож на магический переход из одного века в другой.
Пока родители археологи, поэты и художники, вдохновившись античностью «работали», дети росли. Они росли на раскопах, в степи, на биостанции, как трава, а также в сказках и сотворялись из стихов. Разодетые в греческие наряды, быстро и незатейливо сшитых из тонкого хлопка, занимались, чем попало. Играли на раскопках в греков… Каждая стена была выше, подвал глубже, степь шире, звезд больше. Недвиговка так вообще огромной…
Я от безделия даже водила экскурсии по музею, лет мне было восемь или того меньше. Испытуемые мило улыбались:-))))
Геннадий и Евгения
Кормили детей разные люди, и в разное время. Лично я вообще забывала, что необходимо иногда есть. Ольга Кузмечёва любила всех детей и всех животных, народившихся в Танаисе, и любит до сих пор. Ее стараниями наши греческие одеяния были постираны, мы накормлены и уложены спать. Манную кашу люблю с детства. Это самая вкусная еда:-))))
Как-то моя бабушка решила украсть меня тайком из Танаиса от чудливых музейщиков и нерадивых родителей, и решила завлечь меня манной кашей. Хо-хо. Не тут то было.
Манная каша в Танаисе была вкусней! Как бы я не любила бабушку, но меня пришлось уговаривать, в том числе и Ольге, уехать в Ростов. Я согласилась, только взяв обещание с бабушки вернуть меня в Танаис…
Засыпали дети на бунгало, слушая сказки на винилах, про «Маленького принца» и «Алису в стране чудес», «Приключения Врунгеля», «Кошку, которую приручил человек».
Жуков создал большую штуковину - это было и радио и проигрыватель винилов, и проигрыватель бабин, размером с большой комбик с динамиками. Чудо электротехники и мысли! За окном сверчки и степь с каменной бабой. Комары и привычный запах полыни, перемешанный с запахом советской мази от комаров и блох. Но нам почему - то было привычно.
Бунгало скрипел от посетителей. Домик на сваях, тонкие деревянные перегородки, потому взрослые всегда рядом, голоса, голоса, смех - совсем не страшно. Почему- то в Танаисе никогда не было «барабулек» и «хок» под кроватью, как у детей - страшилок всяких. Разве что варвары и скифы на конях. Но их всегда замечали местные музейные собаки, и уйти незамеченными и безнаказанными не получалось. К тому же они сразу попадались на перо к папе и Виталию Калашникову, превращаясь в совсем не страшные, а вовсе романтические привидения. Утром холодной водой из ведра умывались, визжали, конечно, но заряд бодрости на весь день.
Вообще бодрость детская довела как-то музейщиков до разборок с недвиговским колхозом. И, конечно же, попало Валерию Федоровичу Чесноку, директору Танаиса.
Дети Танаиса. История про солому
Как-то очень бодро мы на полях разворошили огромные стопы соломы, тщательно заготовленного колхозом. Мы рыли в сене воображаемые туннели для тайного перехода танаитов из города захваченного варварами. Мы прыгали с воображаемого рва в воображаемую реку, убегая от стрел врага. На воображаемых сенных кораблях уплывали в воображаемый сенной Понт Евксинский. Поздно вечером нас нашли в поле потных и довольных.
Валерий Чеснок сильно наругал поэтов и их муз. Ну а наша расплата была в виде чесотки от колючей соломы. Кто ночевал хоть раз в стоге соломы, поймет меня)))Сено мягче)))
Нас мыли долго холодной водой, натирали детским кремом, чаем и чем-то еще. Ничего не помогало. Несколько дней мы мучались и выли. Ну а вечером комары, а крем от комаров на мелкие царапины, знаете ли! Нам приходилось выбирать между комарами и кремом. Выбор был в пользу комаров:-)))
Могу предположить, что клуб для детей «Это» начинал свое существование в Танаисе, и благодаря тому, что присутствие большого количества детей на территории музея необходимо было как-то упорядочить, оправдать, прикрыть от властей. Но это мое предположение. ТиВише спасибо. Тогда в 80-х за любую деятельность приходилось бороться, а шпионов было много. Бороться приходилось и пером и делом от стукачей-засланцев. Этот клуб и сейчас существует. Ребята работают со сложными детьми, в том числе и аутичного поведения и т.д. Палаточные лагеря, театральные постановки, путешествия…Спасибо им.
Тот факт, что многое новое и молодое грелось в Танаисе, в поисках свободы для развития, говорит только, что музей тогда был действительно островком будущего. Ноевым ковчегом в тонущей стране. И Валерий Федорович как адмирал ковчега. Ведь все это было под его руководством, тщательно оберегал он всех от КГБ, устраивая Жукова на работу сторожем, электриком, придумывая отписки и справки для органов. Заверяя своей подписью и сильно рискуя.
Дети Танаиса. История про черепки
Как-то раз детей решили все- таки привлечь к общественно - полезной, так сказать. А именно меня и близнецов Ксенитов, светлая им память…Нам было по 8- 9 лет.
Приказ сверху звучал так: «Взять в фондах ненужные черепки, спросить у «того-то», где лежат и под каким номерами ящики. Запомнить номера. Притащить «туда-то» и выложить ими дорожку к бунгало»
Номера ящиков, конечно, никто из нас не запомнил…Друзья мои Ксениты очень бодро перетаскали ящики, споря друг с другом о номерах:
- 85-тый?
- Да нет же 58!!!
- Сам ты 56 -ой!
- Бери этот, какая разница, они все битые здесь!!!
Когда главный археолог и Чеснок увидели ту самую дорожку из черепков, тщательно замурованную в цемент... И на каждом черепке ценный номерной знак…Сами понимаете, что с нами было дальше))) Нет, нет! По попе нас не били никогда! Но выговор был таким строгим, что мы боялись попадаться на глаза Валерию Федоровичу. Нам строго настрого запретили входить в фонды. И больше не привлекали к «общественно- полезной» :-).
Так что дорожка теперь золотая))))
Дети Танаиса. Евксинский Понт и братская сила
Как-то утром в нижнем бунгало у нас закончился табак и чай. Только шалфей и всякие травные смеси. И такое тоже можно курить. Выкурили мы и все травные чайные смеси. А утро ласковое, солнечное и снова нас в бесконечность потянуло.
- А где же бескрайний Понт?- спросил Антон, друг мой.
- Там! за стенами города Танаиса, за Некрополем и еще чуть- чуть.
И поехали мы на Понт смотреть. И помчались мы на ветрах железного змея Электрички в Мержаново, омывать наши тельца водою, что была еще до нашей эры.
Вода - она везде, в небесах, в Понте и в крови братской. Потому и путь наш был омыт сначала водою с небес. Потом тельца наши были тщательно измазаны намокшей глиной при попытке спуститься к Понту. По склону. Вернее скатиться. И стали мы, как ни гляди, из глины и воды, как бог и создал, вобщем-то. И пришел нам Свет с небес, и поняла я, что друг мой Антон - Брат мне. А ему пришло, что я - Сестра его, одно лицо. Посмотрели мы на воды Понта Евксинского, и он нам подтвердил. Ну что же делать? Побратались, посестрились, кровью закрепили на ладонях. И давай плавать. Пытаться плавать. Дойти до глубины, так сказать, мудрости. А глубины все нет и нет. Идем всё по воде, да никак не дойдем до истинной глубины. Истина по колено, а то и по щиколотку. И тут снова Зевс выглянул из-за туч и стрелами начал в нас запускать. И тут поняли мы с братом названным Антоном: «Всё просто». Потому истина нам по колено, что простая она, незатейливая. Как братская сила. Ступили мы на землю с воды понтийской обновленные. Вскарабкались на вершину по мокрой глине и снова поняли, в чем сила братская.
И как не старались мы смыть с себя это «глиняное братство», все без толку. Так и вернулись в славный город Танаис Глиняной Братской Ордой, познавшей истину.
А в Акрополе папа Жуков заваривал нам степной травяной чай и курил шалфей. Улыбался хитро и добро так. И приветствовал: « Дети мои!»
Дети Танаиса. Сказ про Верблюда
Как-то летом завелись в Танаисе кони. Названный мой брат Антон работал в Танаисе разнорабочим. Приказ сверху был прост и ясен: « Взять большие листы нержавейки из столовой Танаиса и отвезти, отнести, дотащить в конюшню. В Недвиговку.
Накрыть ими крышу, чтобы кони не промокли».
Листы делали звучное: « ВАУ_ВАУ». Я и Антон катались со смеху, пытаясь свернуть, согнуть хотя бы один лист.
Погрузить их на тележку не представлялось возможным, так как мешок со смехом утяжелял нас до такой степени, что не давал сдвинуться с места ни на сантиметр. Лист разворачивался и выпрыгивал из тележки, как шаловливый капризный ребенок. Кое - как, продвигаясь в сторону конюшни, сворачивая вновь и вновь лист, держась за животы, мы добрались до северного выхода из музея. День ясный, детские экскурсии. Гордый и умудренный жизнью конь под именем Верблюд стоял и демонстрировал деткам свою генетическую принадлежность к античному миру до нашей эры.
И тут к нам пришла Любовь. Она была во всем и ко всему. И к гордому коню, и к степи и друг к другу братско - сестринская любовь, а так же к предкам скифам, сарматам и даже варварам. Нас манила степь, погоня на конях и ветер в ушах: «ВАУ_ВАУ».
- Помчимся на коне по степи! - махнул рукой названный брат Антон в сторону бескрайности и вечности.
- И ветер в наших волосах! - я, расставив руки - Навстречу богу Зевсу!
Дальше все происходило быстро и комично, как в ускоренном кино.
Мы бросаем тележку. Антон залезает на Верблюда. Конь его скидывает, лягнув задними копытами. Антон летит через голову коня. Встаёт, машет рукой в сторону бескрайности и вечности, быстрый текст:
- Помчимся в дельту в забытье!
- На встречу богу Зевсу! - теперь я держу коня.
Антон вкарабкивается на коня. Следом забираюсь я.
Кино замедляется.
Лист нержавейки выпрыгивает из тележки и делает: «ВА-АУ_ВА-АУ»
Конь поднимает задние и мы медленно, медленно летим через его голову и голову друг друга…И приземляемся…к ботинкам Валерия Федоровича Чеснока…
Детская экскурсия останавливается и, разинув рты, наблюдает эту картину.
Далее был долгий путь по степи в конюшню с тележкой нержавейки. Ветер в голове и ушах: «ВАУ_ВАУ».
Ну а на Фазенде нас ждало свежее вскипяченное молоко и потому назад путь в Танаис, уже глубокой ночью был проложен через раскопки, освещенный лунным светом и проснувшимися привидениями. Они вырастали из камней и травы и тоже говорили: « ВА-АУ_ВА-АУ».
Добравшись до нижнего лагеря, где стояли наши палатки, мы обнаружили, что приехали Пикин-Роу-Роу, и Серега Тимофеев уже давно и громко поет свою ШИГУ_ДЖИГУ.
С тех пор конь Верблюд был дисквалифицирован, по причине психической неустойчивости к громким звукам и нелюбви к «бескрайности и вечности», а так же свободолюбивым детям Зевса.
Сказ о Дне Перерождения Жукова.
Как-то раз Жуков отказался присутствовать на своем дне рождения. То ли 40,то ли 42. Кризис… Жил он тогда в городе Танаисе - портале между веков.
Сказал: «Вот придут опять, петь заставят, стихи читать. А петь я не хочу, нет у меня сил. Я выкладываюсь, а потом хоть помирай!»
Я и говорю: « А не спеть ли Жукову с кассеты? На сцену куклу посадим, нарядим в тебя - маску, шляпу, шарфик и дадим ей гитару. А настоящий Жуков будет радоваться друзьям, попивать с ними перебродивший виноградный сок и говорить о вечном»
-Во! - сказал Жуков, подняв многозначительно указующий перст в небо. И ушел в портал, думать о «вечном», перерождаться.
И сварганили мы куклу Жукова, включили кассету. Накрыли «поляну». И приезжали и приезжали друзья.
Все спрашивали и спрашивали:
- Где наш брат и друг Жуков?
А я им :
- Не родился еще…до первой звезды.
Обижаться стали, злиться:
- Неуважение !- мол,- то да сё…
- Манька величия!- мол,- то да сё…
- Что нам эта кукла!- мол,- то да сё…
Но, наслушавшись вдоволь песен и напившись вдоволь перебродившего виноградного сока, поняли други, что о любви он всё и для любви. И захотели таки обнять друга своего любимого, Жукова.
Родился Жуков и пришел говорить о «вечном» с друзьями.
И сказали ему друзья:
- Ну-ка! Мы теперь тебе Жукова споем!
А Жуков ответствует:
- Нее…- и пальцем так, туды- сюды, - Ну-ка, споите-ка мне себя, а я буду теперь слушать, и радоваться перебродившему виноградному соку.
С тех пор все пели Жукову Жукова. И себя тоже пели.
Всё говорил : - Спой мне самое главное!- и пальцем в небо.
И все слушал, слушал…да сок пил. Отдыхал вобщем…
Видимо, там, в портале, между веков, понял, что все сказал…
Сказания о Жукове. Точка сборки
Стал как-то Жуков заслуженным бомжом России. Корочка Союза писателей и Жуковский баритон, как шонгенская виза. Москва город добрый - милиция всех любит - нюх как у собак. Особенно на растерянных и сомневающихся в своем праве пребывать на этой земле.(И пусть не обижается на меня милиция - это завидное качество!)
Так вот.
Идет Жуков со своего концерта, медленно, медленно. Ножки старые да боленькие. Вечер поздний, уже 12 часов. Шарфик по полу волочится, гитару на тележке везет. На мои реплики и монолог, бурчит себе под нос:
- Быва-ает, - говорит.
Я сзади плетусь, не трезва и растерзанна, страхую папу.
На выходе из метро два милиционера. Вокруг никого.
Чем не растерянные, спросите вы? Ну чем не жертвы?
Ан нет! Точка сборки после концерта у нас смещена настолько - все шатается, да шатается, что мы даже стали прозрачными и им не интересны.
Знаете, как эффект при быстром движении мошкары? Что- то движется, а что и как не разглядеть.
Так то...
Зарисовка в черновиках Жукова (из жизни 80-х на Журавлева, ели и пили тогда на сданную тару):
"Шура принес измятый цветочек,в досаде бросил на стол и сказал: "Цветочек тебе принес. Чего ты удивляешься?! Он мне три рубля стоил. Оштрафовали... Подумаешь ... с клумбы! Дарю! Целых три рубля забрали."
Инга подумала и усмехнулась: "Шура, в таком случае ты мне квитанцию подари лучше."
21 мая - 2 июня 2009
Фото из коллекции Калашникова и с сайта о Жукове http://vkontakte.ru/club5789015
Дом на Журавлева
Инга и Гена
На Журавлева в подвале с 78 года.
Тогда все еще были совсем молодыми, рвущимися вперед, пылкими, романтичными. Собирались компании, по тем временам количество превышало допустимое КГБ и обществом. Потому из органов приходили неоднократно. Жили часто коммуной. Ели, что « бог пошлет, в лице допустим тещи»J.Спали на полу, раскладушке. Курили так, что хоть топор вешай. А сигареты, знаете ли, «Прима»- вонючие до безобразия :-). И кстати много не пили. Порой одной бутылки Портвейна «Агдам» хватало на всех и весь вечер. Тогда были портвейны советские. Но про них я не помню, мала еще была. Женщины и стихи, страсть и чай, новые идеи и пустая тара. А на пустую тару можно было еще прожить… Раз в неделю приезжала во двор «тарантайка -псевдо- велосипед с прицепом».Выносили пустую тару все - бабушки, мамы, поэты. Хоть это было и норма жизни, но вынос тары был как бы паспортом - кто и как пьет, живет. Несменные бабушки на лавочках, как - будто успевали даже подсчитать твои бутылки по одной и поставить приговор… Когда эта тарантайка выезжала из двора, казалось что все эти бутылки сейчас посыпятся с нее, как елочные игрушки.
По вечерам, ночам, так как все, видимо, творческие люди - «совы», квартира оживала. Бывало, что обсуждения поэзии друг друга принимало такой накал, что доходило и до ненормативной лексики. Но из любви к товарищу и исскуству, а также Гомеру, Овидию, Шекспиру и ко всем «протоптавшим борозду». Расклад выраженного и задуманного, был по самой высокой планке - о чем ты сказал ?- свободно думающий или индульгирующий, смелый или цензурный, ведущий или просто любящий женщин, борец или герой-любовник?
И конечно же, поиск Нового Способа. Но впрочем, об этом лучше расскажут сами участники.
Ах, женщины! Без них бы и не было поэзии и вообще исскуства! Без их чая, терпения, красоты, любви, страсти. Сколько влюбленностей и слез!
И конечно же, противоречия - как должно быть по нормам «ячейки советского общества» и тем, как у «великого и вечного бытия».
Пожидаев - керамист и поэт, земля ему пухом, захаживал в гости, как старший товарищ по перу и друг семьи. Дед Эрнест Маневич тоже писал, романтические фетовские стихи, тетрадь его стихов утеряна благодаря Галину - Архангелькому, другу и поэту , умершему в 90-х. У него был большой архив. Где сейчас архив никто не знает.
Старшее поколение и молодое нашли друг друга через поэзию.
Когда меня в школе спрашивали, кем работает мой папа, я отвечала - поэтом. Мама -художник. На сколько мне было неловко от реакции учителей, описывать не буду. Ведь у всех «нормальных людей», папы- слесаря и водители, мамы- бухгалтеры и товароведы :-)))).В перестройку все изменилось, слава богу.
История про дружественное одеяло, советских размеров.
Спят на полу Бурдин, Жуков, Инга. Жуков посередке. Война за одеяло сквозь сон. Бурдин тянет на себя. Жуков держится за середину и перекатывается в его сторону, даже не просыпаясь. Через какое-то время Инга замерзает и тянет на себя. Жуков перекатывается, как колобок с бока на бок, держась за середину. Бурдин замерзает, тянет…Инга замерзает, тянет. А Жуков колобок - ему теплоJ. Так они и дружили всю ночь. На утро смеялся только папа :-)
А теща, как всегда пожалела детей и привезла еще одеял. С тех пор подушки и одеяла собирались в квартиру и были самым ценным и гордым имуществом, после поэтов, конечно. Подушки бросались на пол пустой квартиры и использовались как сидение для еды, разговоров, чаепитий, жизни всей. Аскетизм и простота быта - борьба с мещанством - ковриками на стенах, лакированной мебелью, хрусталь в коллекции, и всеми атрибутами того времени каждого зажиточного коммуниста-социалиста.
Диоген ведь прожил в бочкеJ.!
А впрочем, борись, не борись - этого и не могло быть у свободных «Диогенов», устремления не те:
Все свое ношу с собой, а то - гитара, блокнот и одни штаны. Ничего лишнего, мобильность и легкость.«Автор - уникум», умеющий все- пилить, строгать, починять, петь, говорить, организовывать и т.д., а главное- думать, думать о «вечном».
Дом на Журавлева
История про музу, эквилибристику, вазочку на тонкой ножке и макраме.
Лена Стольная. (Это о ней рассказ)
Лунатизм - неизученное до конца явление. По ночам им страдали многие жители дома на Журавлева. И те, кто тайком прятались на кухне по ночам, допивая портвейн и чай, вполне сошли бы за лунатиков в советское время. Но это история реальная.
Вследствие уже установленного образа жизни, а именно аскетичного, в доме отсутствовала мебель, а так же многие другие приметы «нормального жилья зажиточного коммуниста- социалиста и члена ячейки общества». Потому в квартире не раз отсутствовали и стены между комнатами. Вернее стены имели свойство перемещаться с места на место, и не всегда сохраняли свои прежние качества, как и все жители квартиры. Например, они вдруг становились не из кирпича и гипса, а из шкафов и полок или деки фортепьяно. Дверные проемы соответственно тоже меняли свою дислокацию не раз. На этот раз стена стала из плетеного макраме от потолка до пола. Ну а дверной проем, хоть он и существовал - весьма символическое понятие вообще в такой ситуации, поскольку жители квартиры уже устали запоминать куда входить и где выходить. Когда хозяйке Инге надоело чинить макраме, она поставила на это место старый Зингер - швейная машинка такая большая на кованых ножках. Зингер вообще большой и ценный друг всех жен поэтов, а так же художниц. Потому что штаны у поэта одни и чтобы они были художественно порванными, необходим Зингер. Ножки были разной длины, Зингер раскачивался на них, и потому казалось, что он тоже ходит ночами по темной квартире. Ну а поскольку все эстетически-развитые люди любят красоту, особенно художники, на крышке Зингера поселилась тонкая керамическая вазочка с танаисскими сухоцветами. Жила она там давно и пыль покрыла крышку Зингера.
Как-то ночью, стены и Зингер не спали, дурачились, видимо, а жены поэтов, поэты и их дети спали. Музе поэта снилось что - то музыкальное и потому она, не просыпаясь, пошла искать тот самый музыкальный источник. :-) И, конечно же, была застигнута другой музой-подругой, разбуженной грохотом. Лунатиков нельзя пугать, ну а муз тем более. Потому Леночка-муза была аккуратно доставлена Ингой-музой в постель.
Каково было наше удивление, когда на утро обнаружили аккуратно стоящий Зингер на том месте, где находится, хоть и символический, но дверной проем. Он мерно раскачивался и был сдвинут ровно на два метра. А на нем гордо возвышалась тонкая вазочка с сухоцветами, не сдвинутая ни на сантиметр, судя по отпечатку на пыли. И, конечно же разорванное макраме :-)
Перемещенный Зингер остался загадкой на всю жизнь, поскольку муза не призналась в содеянном :-)
Ну вот скажите, разве могло быть по- другому? Ведь столько силищи у муз! Хоть и спящих беспробудно! А сколько мистической ловкости при смещении точки сборки!
Какие музы - такие и поэты))))
Леночка, мы любим тебя и помним. Светлая память.
Дети Танаиса
Лето. Время экспедиций. Путь из Ростова в Танаис в детстве казался невыносимо долог, каждая станция тянулась и тянулась, и досчитать до 15-ти не хватало терпения. Но вид из электрички завораживал и успокаивал. Потому этот путь действительно был похож на магический переход из одного века в другой.
Пока родители археологи, поэты и художники, вдохновившись античностью «работали», дети росли. Они росли на раскопах, в степи, на биостанции, как трава, а также в сказках и сотворялись из стихов. Разодетые в греческие наряды, быстро и незатейливо сшитых из тонкого хлопка, занимались, чем попало. Играли на раскопках в греков… Каждая стена была выше, подвал глубже, степь шире, звезд больше. Недвиговка так вообще огромной…
Я от безделия даже водила экскурсии по музею, лет мне было восемь или того меньше. Испытуемые мило улыбались:-))))
Геннадий и Евгения
Кормили детей разные люди, и в разное время. Лично я вообще забывала, что необходимо иногда есть. Ольга Кузмечёва любила всех детей и всех животных, народившихся в Танаисе, и любит до сих пор. Ее стараниями наши греческие одеяния были постираны, мы накормлены и уложены спать. Манную кашу люблю с детства. Это самая вкусная еда:-))))
Как-то моя бабушка решила украсть меня тайком из Танаиса от чудливых музейщиков и нерадивых родителей, и решила завлечь меня манной кашей. Хо-хо. Не тут то было.
Манная каша в Танаисе была вкусней! Как бы я не любила бабушку, но меня пришлось уговаривать, в том числе и Ольге, уехать в Ростов. Я согласилась, только взяв обещание с бабушки вернуть меня в Танаис…
Засыпали дети на бунгало, слушая сказки на винилах, про «Маленького принца» и «Алису в стране чудес», «Приключения Врунгеля», «Кошку, которую приручил человек».
Жуков создал большую штуковину - это было и радио и проигрыватель винилов, и проигрыватель бабин, размером с большой комбик с динамиками. Чудо электротехники и мысли! За окном сверчки и степь с каменной бабой. Комары и привычный запах полыни, перемешанный с запахом советской мази от комаров и блох. Но нам почему - то было привычно.
Бунгало скрипел от посетителей. Домик на сваях, тонкие деревянные перегородки, потому взрослые всегда рядом, голоса, голоса, смех - совсем не страшно. Почему- то в Танаисе никогда не было «барабулек» и «хок» под кроватью, как у детей - страшилок всяких. Разве что варвары и скифы на конях. Но их всегда замечали местные музейные собаки, и уйти незамеченными и безнаказанными не получалось. К тому же они сразу попадались на перо к папе и Виталию Калашникову, превращаясь в совсем не страшные, а вовсе романтические привидения. Утром холодной водой из ведра умывались, визжали, конечно, но заряд бодрости на весь день.
Вообще бодрость детская довела как-то музейщиков до разборок с недвиговским колхозом. И, конечно же, попало Валерию Федоровичу Чесноку, директору Танаиса.
Дети Танаиса. История про солому
Как-то очень бодро мы на полях разворошили огромные стопы соломы, тщательно заготовленного колхозом. Мы рыли в сене воображаемые туннели для тайного перехода танаитов из города захваченного варварами. Мы прыгали с воображаемого рва в воображаемую реку, убегая от стрел врага. На воображаемых сенных кораблях уплывали в воображаемый сенной Понт Евксинский. Поздно вечером нас нашли в поле потных и довольных.
Валерий Чеснок сильно наругал поэтов и их муз. Ну а наша расплата была в виде чесотки от колючей соломы. Кто ночевал хоть раз в стоге соломы, поймет меня)))Сено мягче)))
Нас мыли долго холодной водой, натирали детским кремом, чаем и чем-то еще. Ничего не помогало. Несколько дней мы мучались и выли. Ну а вечером комары, а крем от комаров на мелкие царапины, знаете ли! Нам приходилось выбирать между комарами и кремом. Выбор был в пользу комаров:-)))
Могу предположить, что клуб для детей «Это» начинал свое существование в Танаисе, и благодаря тому, что присутствие большого количества детей на территории музея необходимо было как-то упорядочить, оправдать, прикрыть от властей. Но это мое предположение. ТиВише спасибо. Тогда в 80-х за любую деятельность приходилось бороться, а шпионов было много. Бороться приходилось и пером и делом от стукачей-засланцев. Этот клуб и сейчас существует. Ребята работают со сложными детьми, в том числе и аутичного поведения и т.д. Палаточные лагеря, театральные постановки, путешествия…Спасибо им.
Тот факт, что многое новое и молодое грелось в Танаисе, в поисках свободы для развития, говорит только, что музей тогда был действительно островком будущего. Ноевым ковчегом в тонущей стране. И Валерий Федорович как адмирал ковчега. Ведь все это было под его руководством, тщательно оберегал он всех от КГБ, устраивая Жукова на работу сторожем, электриком, придумывая отписки и справки для органов. Заверяя своей подписью и сильно рискуя.
Дети Танаиса. История про черепки
Как-то раз детей решили все- таки привлечь к общественно - полезной, так сказать. А именно меня и близнецов Ксенитов, светлая им память…Нам было по 8- 9 лет.
Приказ сверху звучал так: «Взять в фондах ненужные черепки, спросить у «того-то», где лежат и под каким номерами ящики. Запомнить номера. Притащить «туда-то» и выложить ими дорожку к бунгало»
Номера ящиков, конечно, никто из нас не запомнил…Друзья мои Ксениты очень бодро перетаскали ящики, споря друг с другом о номерах:
- 85-тый?
- Да нет же 58!!!
- Сам ты 56 -ой!
- Бери этот, какая разница, они все битые здесь!!!
Когда главный археолог и Чеснок увидели ту самую дорожку из черепков, тщательно замурованную в цемент... И на каждом черепке ценный номерной знак…Сами понимаете, что с нами было дальше))) Нет, нет! По попе нас не били никогда! Но выговор был таким строгим, что мы боялись попадаться на глаза Валерию Федоровичу. Нам строго настрого запретили входить в фонды. И больше не привлекали к «общественно- полезной» :-).
Так что дорожка теперь золотая))))
Дети Танаиса. Евксинский Понт и братская сила
Как-то утром в нижнем бунгало у нас закончился табак и чай. Только шалфей и всякие травные смеси. И такое тоже можно курить. Выкурили мы и все травные чайные смеси. А утро ласковое, солнечное и снова нас в бесконечность потянуло.
- А где же бескрайний Понт?- спросил Антон, друг мой.
- Там! за стенами города Танаиса, за Некрополем и еще чуть- чуть.
И поехали мы на Понт смотреть. И помчались мы на ветрах железного змея Электрички в Мержаново, омывать наши тельца водою, что была еще до нашей эры.
Вода - она везде, в небесах, в Понте и в крови братской. Потому и путь наш был омыт сначала водою с небес. Потом тельца наши были тщательно измазаны намокшей глиной при попытке спуститься к Понту. По склону. Вернее скатиться. И стали мы, как ни гляди, из глины и воды, как бог и создал, вобщем-то. И пришел нам Свет с небес, и поняла я, что друг мой Антон - Брат мне. А ему пришло, что я - Сестра его, одно лицо. Посмотрели мы на воды Понта Евксинского, и он нам подтвердил. Ну что же делать? Побратались, посестрились, кровью закрепили на ладонях. И давай плавать. Пытаться плавать. Дойти до глубины, так сказать, мудрости. А глубины все нет и нет. Идем всё по воде, да никак не дойдем до истинной глубины. Истина по колено, а то и по щиколотку. И тут снова Зевс выглянул из-за туч и стрелами начал в нас запускать. И тут поняли мы с братом названным Антоном: «Всё просто». Потому истина нам по колено, что простая она, незатейливая. Как братская сила. Ступили мы на землю с воды понтийской обновленные. Вскарабкались на вершину по мокрой глине и снова поняли, в чем сила братская.
И как не старались мы смыть с себя это «глиняное братство», все без толку. Так и вернулись в славный город Танаис Глиняной Братской Ордой, познавшей истину.
А в Акрополе папа Жуков заваривал нам степной травяной чай и курил шалфей. Улыбался хитро и добро так. И приветствовал: « Дети мои!»
Дети Танаиса. Сказ про Верблюда
Как-то летом завелись в Танаисе кони. Названный мой брат Антон работал в Танаисе разнорабочим. Приказ сверху был прост и ясен: « Взять большие листы нержавейки из столовой Танаиса и отвезти, отнести, дотащить в конюшню. В Недвиговку.
Накрыть ими крышу, чтобы кони не промокли».
Листы делали звучное: « ВАУ_ВАУ». Я и Антон катались со смеху, пытаясь свернуть, согнуть хотя бы один лист.
Погрузить их на тележку не представлялось возможным, так как мешок со смехом утяжелял нас до такой степени, что не давал сдвинуться с места ни на сантиметр. Лист разворачивался и выпрыгивал из тележки, как шаловливый капризный ребенок. Кое - как, продвигаясь в сторону конюшни, сворачивая вновь и вновь лист, держась за животы, мы добрались до северного выхода из музея. День ясный, детские экскурсии. Гордый и умудренный жизнью конь под именем Верблюд стоял и демонстрировал деткам свою генетическую принадлежность к античному миру до нашей эры.
И тут к нам пришла Любовь. Она была во всем и ко всему. И к гордому коню, и к степи и друг к другу братско - сестринская любовь, а так же к предкам скифам, сарматам и даже варварам. Нас манила степь, погоня на конях и ветер в ушах: «ВАУ_ВАУ».
- Помчимся на коне по степи! - махнул рукой названный брат Антон в сторону бескрайности и вечности.
- И ветер в наших волосах! - я, расставив руки - Навстречу богу Зевсу!
Дальше все происходило быстро и комично, как в ускоренном кино.
Мы бросаем тележку. Антон залезает на Верблюда. Конь его скидывает, лягнув задними копытами. Антон летит через голову коня. Встаёт, машет рукой в сторону бескрайности и вечности, быстрый текст:
- Помчимся в дельту в забытье!
- На встречу богу Зевсу! - теперь я держу коня.
Антон вкарабкивается на коня. Следом забираюсь я.
Кино замедляется.
Лист нержавейки выпрыгивает из тележки и делает: «ВА-АУ_ВА-АУ»
Конь поднимает задние и мы медленно, медленно летим через его голову и голову друг друга…И приземляемся…к ботинкам Валерия Федоровича Чеснока…
Детская экскурсия останавливается и, разинув рты, наблюдает эту картину.
Далее был долгий путь по степи в конюшню с тележкой нержавейки. Ветер в голове и ушах: «ВАУ_ВАУ».
Ну а на Фазенде нас ждало свежее вскипяченное молоко и потому назад путь в Танаис, уже глубокой ночью был проложен через раскопки, освещенный лунным светом и проснувшимися привидениями. Они вырастали из камней и травы и тоже говорили: « ВА-АУ_ВА-АУ».
Добравшись до нижнего лагеря, где стояли наши палатки, мы обнаружили, что приехали Пикин-Роу-Роу, и Серега Тимофеев уже давно и громко поет свою ШИГУ_ДЖИГУ.
С тех пор конь Верблюд был дисквалифицирован, по причине психической неустойчивости к громким звукам и нелюбви к «бескрайности и вечности», а так же свободолюбивым детям Зевса.
Сказ о Дне Перерождения Жукова.
Как-то раз Жуков отказался присутствовать на своем дне рождения. То ли 40,то ли 42. Кризис… Жил он тогда в городе Танаисе - портале между веков.
Сказал: «Вот придут опять, петь заставят, стихи читать. А петь я не хочу, нет у меня сил. Я выкладываюсь, а потом хоть помирай!»
Я и говорю: « А не спеть ли Жукову с кассеты? На сцену куклу посадим, нарядим в тебя - маску, шляпу, шарфик и дадим ей гитару. А настоящий Жуков будет радоваться друзьям, попивать с ними перебродивший виноградный сок и говорить о вечном»
-Во! - сказал Жуков, подняв многозначительно указующий перст в небо. И ушел в портал, думать о «вечном», перерождаться.
И сварганили мы куклу Жукова, включили кассету. Накрыли «поляну». И приезжали и приезжали друзья.
Все спрашивали и спрашивали:
- Где наш брат и друг Жуков?
А я им :
- Не родился еще…до первой звезды.
Обижаться стали, злиться:
- Неуважение !- мол,- то да сё…
- Манька величия!- мол,- то да сё…
- Что нам эта кукла!- мол,- то да сё…
Но, наслушавшись вдоволь песен и напившись вдоволь перебродившего виноградного сока, поняли други, что о любви он всё и для любви. И захотели таки обнять друга своего любимого, Жукова.
Родился Жуков и пришел говорить о «вечном» с друзьями.
И сказали ему друзья:
- Ну-ка! Мы теперь тебе Жукова споем!
А Жуков ответствует:
- Нее…- и пальцем так, туды- сюды, - Ну-ка, споите-ка мне себя, а я буду теперь слушать, и радоваться перебродившему виноградному соку.
С тех пор все пели Жукову Жукова. И себя тоже пели.
Всё говорил : - Спой мне самое главное!- и пальцем в небо.
И все слушал, слушал…да сок пил. Отдыхал вобщем…
Видимо, там, в портале, между веков, понял, что все сказал…
Сказания о Жукове. Точка сборки
Стал как-то Жуков заслуженным бомжом России. Корочка Союза писателей и Жуковский баритон, как шонгенская виза. Москва город добрый - милиция всех любит - нюх как у собак. Особенно на растерянных и сомневающихся в своем праве пребывать на этой земле.(И пусть не обижается на меня милиция - это завидное качество!)
Так вот.
Идет Жуков со своего концерта, медленно, медленно. Ножки старые да боленькие. Вечер поздний, уже 12 часов. Шарфик по полу волочится, гитару на тележке везет. На мои реплики и монолог, бурчит себе под нос:
- Быва-ает, - говорит.
Я сзади плетусь, не трезва и растерзанна, страхую папу.
На выходе из метро два милиционера. Вокруг никого.
Чем не растерянные, спросите вы? Ну чем не жертвы?
Ан нет! Точка сборки после концерта у нас смещена настолько - все шатается, да шатается, что мы даже стали прозрачными и им не интересны.
Знаете, как эффект при быстром движении мошкары? Что- то движется, а что и как не разглядеть.
Так то...
Зарисовка в черновиках Жукова (из жизни 80-х на Журавлева, ели и пили тогда на сданную тару):
"Шура принес измятый цветочек,в досаде бросил на стол и сказал: "Цветочек тебе принес. Чего ты удивляешься?! Он мне три рубля стоил. Оштрафовали... Подумаешь ... с клумбы! Дарю! Целых три рубля забрали."
Инга подумала и усмехнулась: "Шура, в таком случае ты мне квитанцию подари лучше."
21 мая - 2 июня 2009
Фото из коллекции Калашникова и с сайта о Жукове http://vkontakte.ru/club5789015