Воспоминания о выдуманном: Сергей Тимофеев.
Андрей Колоколов, член литературной группы "ОБОРГИС", по совместительству сотрудник прокуратуры Железнодорожного района города Ростова-на-Дону, подарил мне свою книжку "Поктоб Папа" (РнД, 2008). Жанр книги обозначен как "воспоминания о выдуманном". Ниже - вторая глава, посвящённая Сергею Тимофееву, в небольшом сокращении.
Справа Андрей Колоколов. Слева Валера Уколов. Квартирник группы ОБОРГИС. Ростов-на-Дону, 2011.
Сергей - Тимофей
…На остановке Нахичеванский я вышвырнулся из злобно шипящих при открывании дверей и стал, как и все, не заходя в расположенный поблизости подземный пешеходный переход, форсировать в «неустановленном месте» оживлённую улицу имени одного из самых почётнейших горожан всех советских городов Фридриха Энгельса. На противоположной стороне улицы я с радостью обнаружил долговязую и в то же время какую-то приниженную фигуру дружественной знаменитости, местной богемы и весьма при этом обаятельного человека Сергея Тимофеева.
В длиннополом, но коротковатом для него драповом коричневатом пальто с приподнятым воротником, как всегда, без головного убора, обутый в тяжело выглядевшие, но всё же лёгкие, на самом деле, ботинки, Тимофеев, он же - Тимофей, он же - Тима брёл задумчиво, одиноко.
Тима был известен как художник, а ещё как «руководитель» музыкального поп-оркестра «Пекин Роу-Роу». Музыкальные и хореографические опыты «Пекинов» мне положительно нравились. На мой взгляд и слух из всех местных так называемых «рок-команд»действительно достойными были две: это тимофеевские «Пекины» и «Залекалье» Анатолия Чегеварьева. Им были присущи малосвойственные другим командам бестенденциозность, прямота и особая южная ночная колоритность. Короче, это были классные группы. Я бы с превеликим удовольствием тратил деньги на их пластинки, если бы таковые существовали. Или бы занялся их раскруткой, будь я каким-нибудь ростовским Филлипсом (в смысле - Сэмом) или Эпштейном (в смысле - Брайном). Впрочем, у «Пекинов» уже был свой продюсер или менеджер в лице Александра Болохова.
Поприветствовав друг друга, мы выяснили, что направляемся на одно и то же мероприятие в Дом Кино. А надобно сказать, что тогдашний администратор Дома Валерий Маркинюк, благодаря сына председателя региональной гильдии кинематографистов Сергея Агасферова, позволял иногда устраивать в этом культурном заведении весьма прогрессивные акции, в которых удавалось участвовать и «Пекинам», и Чегеварьеву, и ОБОРГИСам, и поэтам Закопёрной школы и Михаилу Порошенко, ростовскому аналогу московского поэта Дмитрия Пригова, и будущей театральной кинозвезде Кириллу Тридцатибессеребренникову. Например, однажды Тимофеев устроил здесь феерически-красочное шоу под экзотическим названием «Клеопатра». Шоу представляло собой исполнение «Пекином» нескольких композиций Тимофеева, который, выступая в роли главного действующего лица и вокалиста, одетый в оранжевые клоунские брюки «в ромашку» при помощи хора «шанхайских девочек», состоявшем из экзальтированных и подчёркнуто антифеминистски настроенных подруг художников, и ярких резких штриховых движений по сцене, доводил до настоящего экстаза и соучастия восторженную публику.
Перемешивая обильно представленную на переулке пост-зимнюю кашу из грязи, снега, льда и воды мы вместе бодрее зашагали в сторону улицы Пушкинской. Слева по курсу находилась ротонда Первомайского парка, возведённая ещё в 1897 году коммерческим клубом поверх остатков бастиона крепости Дмитрия Ростовского. Сама крепость была построена в 1761 году для контроля за казаками и защиты южных границ России от «безмозглых жутких турок». Говорят, что под этой ротондой до сих пор сохранились казематные помещения , которые продолжаются подземными ходами, пронизывающими весь город. Рядом с этим историческим местом, возможно, тоже на остатках крепости, находилась лёгкая кафешка.
-Знаешь,- сказал Тимофей, - я ещё не ел сегодня. Ты не против зайти сюда и что-нибудь перекусить?
- Нет, - согласился я.
Внутри кафе была небольшая очередь, из которой нас взмахом руки поприветствовал крупный небритый парень, длинные чёрные волосы которого были собраны на затылке в пучок пони-тэйл. В ухе у него блистала серьга, как будто он был единственный сын в казачьей семье, и по этой серьге сотник должен был отличать его, чтобы оберегать в бою и посылать на смерть в последнюю очередь. Одет он был в чёрную кожаную куртку и чёрные кожаные штаны.
По своему образу этот человек был подобен рокерам. То ли это был кто-то из бывших «Деньги вечером», то ли из будущих « Закрепощённых паром банщиков», то ли ещё кто откуда, и, казалось, был мне знаком. Кто это был - я до сих пор не знаю, часто приходится общаться с людьми, которые вроде бы знают тебя, но ты не знаешь, кто они такие, а осведомиться у них, кто они такие - как-то неучтиво. Это - знакомые незнакомцы. Они бывают повсюду. И это хорошо или плохо.
Хорошо, потому что благодвря этому человеку, мы сумели побыстрее заказать себе порции, и втроём расположились за заблаговременно занятым им столиком. Столик был возле широкого окна. Которое открывало вид на старую бездыханную тушу списанного троллейбуса, приспособленную под стрелковый тир «Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту и на другую забегаловку, которая ещё не работала, но уже имела вывеску с любопытным наименованием «You and I».
Попивая горячий кофе и пожёвывая холодные бутерброды, мы поглядывали в окно и вели беседу.
- Если бы имелось в виду английское «Ты и я», то надо было написать «You and Me», - обратил я внимание на филологическую несуразность названия.
- Почему же? -высказался в защиту вывески Тимофей. - Ведь может здесь подразумевается «Ты и один» или «Ты и Палка».
- Это означает, что вывеску придумали «тормоза» или для «тормозов», которых у нас основное большинство, - покачал головой знакомый незнакомец
- Кстати, о вывесках. Если ехать на Западный, то на площади в районе Братского переулка возле «Птицепрома» есть дом, на крыше которого имеется неоновая надпись «Ленинским путём - к коммунизму». Так вот там в слове «путём» давно уже перегорели буквы «п» и «т», тем не менее в этот кайф мало кто въезжает.
- Да, - согласился я, - а вот на углу Энгельса и Будённовского с одной стороны на здании Музпеда висит “Искусство принадлежит народу», а с другой стороны на здании Дома Книги - «Слава КПСС». Читается как единый и неделимый лозунг.
- А куда вы направляетесь? - поинтересовался наш собеседник.
- Да вот собираемся в Дом Кино, - пояснил я, - будем представлять в новом составе ОБОРГИСа программу «Опыты практической микролевитации».
- Вы на верном пути, - со знанием дела одобрил Тимофей, любивший завороты в подобном духе.
- Сейчас нужно практиковать именно такие вещи. На днях я собираюсь устраивать в Дунькином клубе презентацию нашего нового альбома «Физиология». Приходите. Будут все и всё. Акция должна будет длиться три дня подряд. При этом все должны будут обязательно напиться. Кто захочет выйти - не сможет. Эти два условия - обязательны.
Глаза Тимофея горели мечтательным огнём предвкушения новых свершений. Категоричность Тимофея относительно условий акции меня несколько удивила. Как человек по-настоящему творческий - он был весьма терпимым, а тут нёс какую-то тоталитарщину. Почему все должны были напиваться, или не могли уйти, если этого хочется? Вслух я свои сомнения высказывать не стал, так как иногда подобные пугающие заявления были частью яркой игры тимофеевской натуры.
Однажды на торжественной пьянке по поводу 70-летия славной газеты «Комсомолец» он подарил мне проиллюстрированную им книжицу со стихами поэта Игоря Поддаевского под названием «Тряхенапуты». Свой дар он сопроводил собственноручным начертанием выразительной надписи «Будьте прокляты!» на титульном листе. У тех, кто знал беззлобность Тимофеевой души, это дружеское пожелание вызывало тогда только комическое чувство.
- Мне очень жаль, - огорчённо промолвил наш чёрный человек. - Я не смогу прийти на ваши акции. Сегодня я должен двигаться в Москву. Постараемся продвинуться там, а то здесь можно только прозябать со своими акциями и презентациями. Провинция крепка своими «нормальными» людьми, которым этого ничего не нужно.
- Так и мы тоже «нормальные» в том смысле, что не голубые и не проститутки, - заявил Тимофей. - А то ведь в Москве путь к успехузачастую лежит через расставание с такой «нормальностью». (…)
Добавлю, любезный читатель, что задуманная Тимофеевым акция в Дунькином клубе так и не состоялась, может быть, и по причине невозможности соблюдения придуманных им обязательных условий. Не произошло и намеченного позже грандиозного концерта под названием «Шиги-Джиги» в помещении отделения Союза театральных деятелей, несмотря на то, что по городу были даже расклеены соответствующие афиши. «Клеопатра» осталась по-моему первым и последним действием «Пекина» в таком роде.
Тимофеева с его другом - басистом «Пекина» Димой Киллингшьяном или Килей я часто встречал в подземных переходах, где они пытались с помощью исполнения своих произведений зарабатывать на некоторые необходимости и прелести жизни.
Добрая душа Тимофей через три или четыре года уехал навсегда из Ростова в Москву. Там бывший популярным на телевидении другой выходец из Ростова - Дмитрий Стибров пристроил его работать чуть ли не главным художником на одном из телеканалов. Вскоре Cергея Тимофеева пристрелили среди бела дня на московской улице.
Тем самым свершилась ещё одна вполне божественная несправедливость.
Справа Андрей Колоколов. Слева Валера Уколов. Квартирник группы ОБОРГИС. Ростов-на-Дону, 2011.
Сергей - Тимофей
…На остановке Нахичеванский я вышвырнулся из злобно шипящих при открывании дверей и стал, как и все, не заходя в расположенный поблизости подземный пешеходный переход, форсировать в «неустановленном месте» оживлённую улицу имени одного из самых почётнейших горожан всех советских городов Фридриха Энгельса. На противоположной стороне улицы я с радостью обнаружил долговязую и в то же время какую-то приниженную фигуру дружественной знаменитости, местной богемы и весьма при этом обаятельного человека Сергея Тимофеева.
В длиннополом, но коротковатом для него драповом коричневатом пальто с приподнятым воротником, как всегда, без головного убора, обутый в тяжело выглядевшие, но всё же лёгкие, на самом деле, ботинки, Тимофеев, он же - Тимофей, он же - Тима брёл задумчиво, одиноко.
Тима был известен как художник, а ещё как «руководитель» музыкального поп-оркестра «Пекин Роу-Роу». Музыкальные и хореографические опыты «Пекинов» мне положительно нравились. На мой взгляд и слух из всех местных так называемых «рок-команд»действительно достойными были две: это тимофеевские «Пекины» и «Залекалье» Анатолия Чегеварьева. Им были присущи малосвойственные другим командам бестенденциозность, прямота и особая южная ночная колоритность. Короче, это были классные группы. Я бы с превеликим удовольствием тратил деньги на их пластинки, если бы таковые существовали. Или бы занялся их раскруткой, будь я каким-нибудь ростовским Филлипсом (в смысле - Сэмом) или Эпштейном (в смысле - Брайном). Впрочем, у «Пекинов» уже был свой продюсер или менеджер в лице Александра Болохова.
Поприветствовав друг друга, мы выяснили, что направляемся на одно и то же мероприятие в Дом Кино. А надобно сказать, что тогдашний администратор Дома Валерий Маркинюк, благодаря сына председателя региональной гильдии кинематографистов Сергея Агасферова, позволял иногда устраивать в этом культурном заведении весьма прогрессивные акции, в которых удавалось участвовать и «Пекинам», и Чегеварьеву, и ОБОРГИСам, и поэтам Закопёрной школы и Михаилу Порошенко, ростовскому аналогу московского поэта Дмитрия Пригова, и будущей театральной кинозвезде Кириллу Тридцатибессеребренникову. Например, однажды Тимофеев устроил здесь феерически-красочное шоу под экзотическим названием «Клеопатра». Шоу представляло собой исполнение «Пекином» нескольких композиций Тимофеева, который, выступая в роли главного действующего лица и вокалиста, одетый в оранжевые клоунские брюки «в ромашку» при помощи хора «шанхайских девочек», состоявшем из экзальтированных и подчёркнуто антифеминистски настроенных подруг художников, и ярких резких штриховых движений по сцене, доводил до настоящего экстаза и соучастия восторженную публику.
Перемешивая обильно представленную на переулке пост-зимнюю кашу из грязи, снега, льда и воды мы вместе бодрее зашагали в сторону улицы Пушкинской. Слева по курсу находилась ротонда Первомайского парка, возведённая ещё в 1897 году коммерческим клубом поверх остатков бастиона крепости Дмитрия Ростовского. Сама крепость была построена в 1761 году для контроля за казаками и защиты южных границ России от «безмозглых жутких турок». Говорят, что под этой ротондой до сих пор сохранились казематные помещения , которые продолжаются подземными ходами, пронизывающими весь город. Рядом с этим историческим местом, возможно, тоже на остатках крепости, находилась лёгкая кафешка.
-Знаешь,- сказал Тимофей, - я ещё не ел сегодня. Ты не против зайти сюда и что-нибудь перекусить?
- Нет, - согласился я.
Внутри кафе была небольшая очередь, из которой нас взмахом руки поприветствовал крупный небритый парень, длинные чёрные волосы которого были собраны на затылке в пучок пони-тэйл. В ухе у него блистала серьга, как будто он был единственный сын в казачьей семье, и по этой серьге сотник должен был отличать его, чтобы оберегать в бою и посылать на смерть в последнюю очередь. Одет он был в чёрную кожаную куртку и чёрные кожаные штаны.
По своему образу этот человек был подобен рокерам. То ли это был кто-то из бывших «Деньги вечером», то ли из будущих « Закрепощённых паром банщиков», то ли ещё кто откуда, и, казалось, был мне знаком. Кто это был - я до сих пор не знаю, часто приходится общаться с людьми, которые вроде бы знают тебя, но ты не знаешь, кто они такие, а осведомиться у них, кто они такие - как-то неучтиво. Это - знакомые незнакомцы. Они бывают повсюду. И это хорошо или плохо.
Хорошо, потому что благодвря этому человеку, мы сумели побыстрее заказать себе порции, и втроём расположились за заблаговременно занятым им столиком. Столик был возле широкого окна. Которое открывало вид на старую бездыханную тушу списанного троллейбуса, приспособленную под стрелковый тир «Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту и на другую забегаловку, которая ещё не работала, но уже имела вывеску с любопытным наименованием «You and I».
Попивая горячий кофе и пожёвывая холодные бутерброды, мы поглядывали в окно и вели беседу.
- Если бы имелось в виду английское «Ты и я», то надо было написать «You and Me», - обратил я внимание на филологическую несуразность названия.
- Почему же? -высказался в защиту вывески Тимофей. - Ведь может здесь подразумевается «Ты и один» или «Ты и Палка».
- Это означает, что вывеску придумали «тормоза» или для «тормозов», которых у нас основное большинство, - покачал головой знакомый незнакомец
- Кстати, о вывесках. Если ехать на Западный, то на площади в районе Братского переулка возле «Птицепрома» есть дом, на крыше которого имеется неоновая надпись «Ленинским путём - к коммунизму». Так вот там в слове «путём» давно уже перегорели буквы «п» и «т», тем не менее в этот кайф мало кто въезжает.
- Да, - согласился я, - а вот на углу Энгельса и Будённовского с одной стороны на здании Музпеда висит “Искусство принадлежит народу», а с другой стороны на здании Дома Книги - «Слава КПСС». Читается как единый и неделимый лозунг.
- А куда вы направляетесь? - поинтересовался наш собеседник.
- Да вот собираемся в Дом Кино, - пояснил я, - будем представлять в новом составе ОБОРГИСа программу «Опыты практической микролевитации».
- Вы на верном пути, - со знанием дела одобрил Тимофей, любивший завороты в подобном духе.
- Сейчас нужно практиковать именно такие вещи. На днях я собираюсь устраивать в Дунькином клубе презентацию нашего нового альбома «Физиология». Приходите. Будут все и всё. Акция должна будет длиться три дня подряд. При этом все должны будут обязательно напиться. Кто захочет выйти - не сможет. Эти два условия - обязательны.
Глаза Тимофея горели мечтательным огнём предвкушения новых свершений. Категоричность Тимофея относительно условий акции меня несколько удивила. Как человек по-настоящему творческий - он был весьма терпимым, а тут нёс какую-то тоталитарщину. Почему все должны были напиваться, или не могли уйти, если этого хочется? Вслух я свои сомнения высказывать не стал, так как иногда подобные пугающие заявления были частью яркой игры тимофеевской натуры.
Однажды на торжественной пьянке по поводу 70-летия славной газеты «Комсомолец» он подарил мне проиллюстрированную им книжицу со стихами поэта Игоря Поддаевского под названием «Тряхенапуты». Свой дар он сопроводил собственноручным начертанием выразительной надписи «Будьте прокляты!» на титульном листе. У тех, кто знал беззлобность Тимофеевой души, это дружеское пожелание вызывало тогда только комическое чувство.
- Мне очень жаль, - огорчённо промолвил наш чёрный человек. - Я не смогу прийти на ваши акции. Сегодня я должен двигаться в Москву. Постараемся продвинуться там, а то здесь можно только прозябать со своими акциями и презентациями. Провинция крепка своими «нормальными» людьми, которым этого ничего не нужно.
- Так и мы тоже «нормальные» в том смысле, что не голубые и не проститутки, - заявил Тимофей. - А то ведь в Москве путь к успехузачастую лежит через расставание с такой «нормальностью». (…)
Добавлю, любезный читатель, что задуманная Тимофеевым акция в Дунькином клубе так и не состоялась, может быть, и по причине невозможности соблюдения придуманных им обязательных условий. Не произошло и намеченного позже грандиозного концерта под названием «Шиги-Джиги» в помещении отделения Союза театральных деятелей, несмотря на то, что по городу были даже расклеены соответствующие афиши. «Клеопатра» осталась по-моему первым и последним действием «Пекина» в таком роде.
Тимофеева с его другом - басистом «Пекина» Димой Киллингшьяном или Килей я часто встречал в подземных переходах, где они пытались с помощью исполнения своих произведений зарабатывать на некоторые необходимости и прелести жизни.
Добрая душа Тимофей через три или четыре года уехал навсегда из Ростова в Москву. Там бывший популярным на телевидении другой выходец из Ростова - Дмитрий Стибров пристроил его работать чуть ли не главным художником на одном из телеканалов. Вскоре Cергея Тимофеева пристрелили среди бела дня на московской улице.
Тем самым свершилась ещё одна вполне божественная несправедливость.