Валерий Анатольевич Уколов, биолог, поэт, прозаик, драматург.
anr.su/literatura/ukolov/00.html Друзья, приглашаем ростовчан на литературный квартирник Валеры Уколова при поддержке группы "ОБОРГИС" ("Объединение Органического Искусства"). Колядовать будут: Валерий Уколов собственной персоной, Дмитрий Афанасьев, Алексей Бородин, Игорь Губенко, Андрей Колоколов.
Квартирник состоится 8 января 2011 года с 15.00 до 18.00 по адресу город Ростов-на-Дону, улица Толбухина №10. Вход, чай, кофе - бесплатные. Контактный телефон: 89085127571.
Статья Натальи Сухоруковой о Валерии Уколове "Интервью с мрачным человеком" (журнал "Про Ростов" №6, 2008 год).
«Глеб не был глобалистом или антиглобалистом, он просто водил трамвай и ненавидел пассажиров… Пассажиры боялись его, и никто не осмеливался потребовать остановить вагон на нужной остановке. Глеб разгонял трамвай, не признавая сфетофоров, и не моргнув глазом давил постовых и зазевавшихся пешеходов. Особенно он любил таранить дорогие автомобили. Впереди идущие трамваи он нагонял в своем вагоне и долго гонял весь этот состав по кругу маршрута. Администрация трамвайного депо не ругала Глеба, считая его блаженным. Глеб верил в непогрешимость русских, и один знал потайные рельсы, ведущие в трансендентное депо России…»
Валерий Уколов «Глеб - трамваец»
"Так вышло, что именно после прочтения рассказа ростовского писателя Валерия Уколова «Глеб - трамваец» я попала на творческий вечер этого писателя. Узнав о моем намерении взять у него интервью, одна из писательниц сказала мне: «Не понимаю, как с ним можно общаться. Он же как только что из гробницы вышел!» Я посмотрела на действительно мрачноватого Валерия, человека явно интровертного типа, и сказала: «Это же здорово - как из гробницы!». Первый вопрос интервью родился именно из этого короткого диалога.
- Как вы объясните несоответствие вашего будничного образа комическому миру ваших произведений?
- Но они не только комичны. Скорее трагикомичны. Натура человека разнообразна. В ней многое противоречиво, но у меня совместимо. Трагедия и юмор сливаются воедино, когда имеешь дело с абсурдом, он один из основных источников и того, и другого. Если взять некое событие, действие или высказывание, то в реальном времени они могут показаться или нормальными, или едва удивят, но в потенциале своём - абсурдны. И вот ты берёшь всё это и подводишь к абсурду - это всё ещё воображаемая, но реальность, порождающая трагедию. Дальше - абсурд и комизм. За ними - некая сверхреальность, где может быть всё.
- Правда ли, что основная ваша деятельность - это укладка паркета? Почему такой творческий человек, как вы, выбрал такую нетворческую профессию?
-Да, я «половых дел мастер». У меня просто не было выбора. В начале 90-х это стало естественным явлением: что-то вроде обобщённого дворника с высшим образованием. В моём случае профессиональная строительная деятельность не была каждодневной, что позволяло отойти от неё на некоторое время и заняться, чем считаешь нужным. Конечно, подобные работы интеллект не развивают, но могут дать материал. К тому же, мне удавалось писать и после работы. Вообще, это большая проблема. Но она, я думаю, вечная. Вспомните Чарльза Буковски, он долгое время был фактотум (делающий любую работу). Но его творения во многом произрастают из его беспорядочной деятельности. Правда, он долгое время работал на скотобойне, а я бы не смог. Да и профессия Кафки - клерк, который сидит от звонка до звонка, - не для меня. Я бы просто не выдержал. В конце концов, писателя судят по творениям, а не по способу зарабатывания денег.
- Что даёт вам творчество?
- Прежде всего радость и спасение от надоедливого мира. Но радость - самое главное, ибо тогда творчество живо. А то, что будет потом (признание, гонорары) - это уже удовлетворение.
- Вообразите идеального читателя. Он только что прочёл «Карибский кризис», закрыл книгу… О чём он думает, что он должен обрести после прочтения ваших повестей?
- Хороший читатель думает о том, что же обдумывал сам автор при написании. Это задача не из простых. Это уже не просто читательское восприятие, это анализ. Если хочется проанализировать текст, значит, он не пустой. Впрочем, если читатель получит лишь эстетическое удовольствие - скажем, от стиля, - тоже неплохо.
- Обычно спрашивают, какое из своих произведений автор ценит более всего. И обычно ответ на этот вопрос затруднителен. Я предлагаю сделать ещё более жёсткую селекцию. У вас есть только три слова, которые вы можете сказать читателям. Какие это слова?
- Я скажу, что на данный момент считаю наиболее значимым произведением «Опт опыта». Это очень ёмкая вещь. В ней много героев и событий, много важных тем и параллелей. Да и постороение самого текста вполне новаторское. А вот три слова, которые я бы сказал читателю: «Возьми и читай!».
- У вас есть эпизод, когда вы встречаетесь с Достоевским. От вспышки фотоаппарата, принесённого из будущего, с писателем случается эпилептический припадок. С кем бы из людей прошлого и как вы хотели бы встретиться?
- С людьми, оказавшими большое влияние на человечество. Это писатели, учёные, художники и, конечно же, Будда и Иисус. Причём я бы хотел встретиться с этими людьми в их времени. Это важно. Но самое моё большое желание - присутствовать в эпоху зарождения жизни.
- Во многих ваших произведениях повествование ведётся от первого лица. Почему?
- Это пришло во время написания моих первых вещей. Я вдруг ощутил некое затруднение с подборкой имени героя, с его характеристиками и понял, что всё это надо делать, если без этого нельзя обойтись. А то, что ты ведёшь повествование от первого лица, - естественно. Это всё равно, что беседа с читателем. Ты говоришь ему: «Вот я видел то-то и то-то, а вот эти люди сделали так-то и так-то» и так далее. Или же сам читатель совмещается с твоим «я» и дополняет текст своим пониманием, что само по себе важно. Кстати, у Кафки фигурирует Йозеф К. Думаю, в случае с Кафкой это всё равно, что «я».
- Многие писатели постмодернистского толка выражаются в том духе, что «я» это не я. И всё-таки, что от тебя есть в твоих героях?
- Вот мой «Опт опыта» можно вполне назвать постмодернистским произведением. В нём «я» - это действительно я. И это никакое ни альтер-эго, часто используемое в современной литературе. Поэтому привносить что-то своё в остальных героев я не собирался, во всяком случае, целенаправленно. Хотя раннее распространение авторского «я» на своих героев было делом обычным: и Толстой, и Достоевский распределены по многим своим персонажам. Но уже Чехов попытался уйти от этого, возможно, потому что был врачом. Он просто препарировал человека и говорил как будто: «Вот смотрите, что в нём плохое, а что хорошее».
- В ваших текстах целая россыпь блестящих юморинок. Но я, например, плохо ощущаю то целое, ради чего искрится ваш юмор, то, что должно «цементировать» эти жемчужины. Как вы определяете сущность этого целого, к чему устремлены ваши повести?
- Многие мои вещи постороены как мозаика или как игра в пятнашки: можно передвигать события, перемещать героев (относительно, конечно), добавлять ещё что-то. Ещё можно представить калейдоскоп: там нет жёсткого постоянства - всё текуче и переменно. Там нет ярко выраженного центра, и поэтомукажется, что не на чем держаться и всё рассыплется. Но в пятнашках это всё сдерживает коробка, а в калейдоскопе труба и линза. Важно, в какие рамки всё это облекается, в какую сферу. Вот, что служит сдерживающими границами, иначе в произведение можно натащить всего, и оно превратится в свалку. Я никогда не задумывался, к чему могут быть устремлены мои творения. Ведь всё это фантазии и вымысел, а они направлены на что-то, а не к чему-то.
- Тем, кто бывает на ваших авторских вечерах, обычно нравится происходящее там. Как вы сами чувствуете, приходит ли к вам признание?
- Наверное. В таких серьёзных электронных изданиях как TOPOS, FUTUR и LITKARTA.RU мои вещи есть. Аудитория также постепенно набирается. Неплохо прошёл мой вечер в Зверевском центре в Москве год назад. Вполне естественно, что единого мнения в оценке моих произведений нет. Я то модернист, то постмодернист, то концептуалист, то кто-то ещё. Весьма возможно, что я всё это сразу".