Мордухай-Болтовский, математик и философ-идеалист, один из учителей Солженицына
В опубликованной тут Гетой статье Гегузина с биографией Солженицына довольно подробно рассказывается о детских посещениях Саней домашнего салона ученого-инженера Владимира Ивановича Федоровского, членкорра АН, позже репрессированного. Этот салон посещали также врач Константин Яковлевич Соловьев, профессор математики Дмитрий Николаевич Горячев, артист театра оперетты Хенкин, журналист и поэт Павел Такопуло и др. В начале 30-х тут читали Пастернака, Ахматову и запрещенного Есенина, вели разговоры о театре... Под впечатлением этой компании Солженицын даже намеривался стать артистом, а потом - не без влияния этой же компании - математиком.
Все это напоминаю для того, чтобы высказать предположение о том, что новая, модернистская, культура в Ростове "темных 1930-х", возможно, формировалась не по прямой линии наследования от создателей модернистского искусства 1910-20-х, а косвенным образом - через связь с медицинской и технической интеллигенцией, кажется, обладавшей в то время бОльшими гуманитарными свободами, чем сама гуманитарная среда. Особенно ясно это стало в 60-х, в "оттепель", когда первые "продвинутые" формы искусства практиковали именно физики и математики.
Поэтому, желая разобраться в механизмах становления "нового искусства" в локальной донской советской культуре, стоит обратить особое внимание на все эти компании "спецов" - математиков, медиков, физиков, инженеров, биологов, мореходов...
Важно, что эти люди, относящиеся к советской элите, наравне с партийной номенклатурой, обладали некоторым ресурсом свободного времени и денег - если не для производства, то хотя бы для свободного потребления культуры.
Сегодня - рассказ о еще одном учителе Солженицына - знаменитом математике Дмитрии Мордухай-Болтовском.
Дмитрий Дмитриевич Мордухай-Болтовский, преподаватель Варшавского университета
Александр Солженицын и его ближайший ростовский друг и "подельник" Николай Виткевич, учась на матфаке РГУ, слушали лекции профессора математики Дмитрия Дмитриевича Мордухай-Болтовского в 1936-41.
Виткевич вспоминает, как они с Саней записывали трудные лекции профессора "в две руки", а потом совмещали записанное.
Солженицын "В круге первом" вывел легендарного преподавателя под именем Горяинова-Шаховского:
"Горяинов-Шаховской! Маленький старик, уже неопрятный от глубокой старости, то перемажет мелом свою чёрную вельветовую куртку, то тряпку от доски положит в карман вместо носового платка. Живой анекдот, собранный из многочисленных "профессорских" анекдотов, душа Варшавского императорского университета, переехавшего в девятьсот пятнадцатом в коммерческий Ростов как
на кладбище.
Полвека научной работы, поднос поздравительных телеграмм - из Милуоки, Кэптауна, Йокагамы. А в 30-м году, когда университет перестряпали в "индустриально-педагогический институт" - был вычищен пролетарской комиссией по чистке как элемент буржуазно-враждебный. И ничто не могло б его спасти, если б не личное знакомство с Калининым - говорили, будто отец Калинина был крепостным у отца профессора. Так или нет, но съездил Горяинов в Москву и привёз указание: этого не трогать!
И не стали трогать. До того стали не трогать, что вчуже становилось страшно: то напишет исследование по естествознанию с математическим доказательством бытия Бога. То на публичной лекции о своём кумире Ньютоне прогудит из-под жёлтых усов:
- Тут мне прислали записку: "Маркс написал, что Ньютон -- материалист, а вы говорите -- идеалист." Отвечаю: Маркс передёргивает. Ньютон верил в Бога, как всякий крупный учёный.
Ужасно было записывать его лекции! Стенографистки приходили в отчаяние! По слабости ног усевшись у самой доски, к ней лицом, к аудитории спиной, он правой рукой писал, левой следом стирал - и всё время что-то непрерывно бормотал сам с собой. Понять его идеи во время лекции было совершенно исключено. Но когда Нержину с товарищем удавалось вдвоём, деля работу, записать, а за вечер разобрать - душу осеняло нечто, как мерцание звёздного неба.
Так что же с ним?.. При бомбёжке города старика контузило, полуживого увезли в Киргизию. А с сыновьями-доцентами во время войны, Веренёв точно не знает, но что-то грязное, какое-то предательство. Младший Стивка, говорят, сейчас грузчиком в нью-йоркском порту.
Нержин внимательно смотрел на Веренёва. Учёные головы, вы кидаетесь многомерными пространствами, отчего ж вы только жизнь просматриваете коридорчиками? Над мыслителем издевались какие-то хари и твари - это была недоработка, временный загиб; дети припомнили унижения отца - это грязное предательство. И кто это знает - грузчиком, не грузчиком? Оперуполномоченные формируют общественное мнение..."
"В круге первом", гл. 10.
Мордухай-Болтовский был, кроме прочего, переводчиком и комментатором Евклида. Обладал ярким философским складом ума.
Перу ученого принадлежат не только работы в сфере "чистой математики", но и множество трудов по истории и теории науки, психологии, философии, футурологии, этике, эстетике и культурологии: "К учению Д.Бернули о нравственном имуществе и нравственном ожидании" (1904), "Математические и умозрительно-философские исследования основного психофизического закона" (1907), "Психология математического мышления" (1908), "Бессознательное и случай" (1912), "Граница вселенной" (1917), "Дюрер как художник и математик" (1928), "Исчисление причин и исчисление мотивов", "Аксиоматика и история науки", "Закон гетерогенных целей и этические и социальные проблемы", "О прогрессе", "Психофизический закон и применение его в педагогике", "Внеземная жизнь", "Математическая аксиоматика и Гегель", "Основные понятия механики в схоластике", "Реализм и номинализм в схоластике и математике", "Схоластика и математика", "Аристотель и математика", "Закон гетерогонии целей в истории математики", "Происхождение понятия пространства", "Философия математики Гегеля", "О космогонии Аррениуса", "Истина и реальность", "Средние века", "Мораль долга и мораль подвига", "Проблема смерти", "Спиритизм", "Ормузд и Ариман", "Каузальность и теология", "Мистика любви", "О старости и смерти", "Память", "Фатализм", "Психология и метафизика сноведений".
Этот список, показывающий масштаб личности Мордухай-Болтовского, позаимствован у Вячеслава Евгеньевича Пыркова, нынешнего преподавателя кафедры геометрии Ростовского педа, специалиста по методическому наследию Мордухай-Болтовского и его увлеченного публикатора. Кажется, многие из этих работ до сих пор не опубликованы.
Под катом - несколько фото и наиболее полная биография Дмитрия Дмитриевича, написанная историком философии и футурологом А.В.Родиным, составителем сборника текстов Мордухай-Болтовского "Философия. Психология. Математика» (1998). Обращаю внимание, что антисоветские политические умонастроения самого Родина с натяжкой, без подтверждения фактами (что признает и сам Родин) наложены и на биографию Дмитрия Дмитриевича периода 10-х- 20-х. Сомневаться в такой трактовке заставляет не только прямое утверждение жены Дмитрия Дмитриевича о том, что профессор в эти годы имел "прогрессивные" взгляды, но и общее положение дел: чаще всего люди такой степени внимательности к общественной жизни, в это время действительно исповедовали "прогрессивные" (левые) взгляды, и только в 30-х, с большей или меньшей болезненностью, отходили от них под впечатлением ужасных советских реалий.
А. Родин. Дмитрий Дмитриевич Мордухай-Болтовский
По семейному преданию, пересказанному нам внучкой Дмитрия Дмитриевича Людмилой Филаретовной Болтовской, род Мордухай-Болтовских восходит к ордынскому вельможе по имени Кутлуб-ага, потомки которого перешли на русскую службу. Упоминаются также польские и литовские корни этого рода. По преданию, Мордухай-Болтовские имели родовое поместье в районе реки Сурош па территории нынешней Белоруссии. В семьях рождались преимущественно мальчики. (1)
Несмотря на преследования аристократии при советской власти, Дмитрий Дмитриевич никогда не скрывал своего происхождения и более того, кажется, не мыслил себя вне своего отношения к роду. Происхождение, как представляется, было для него категорией не социальной, не культурной и не этической ("аристократия духа"), но конкретно-исторической. Свое происхождение Мордухай-Болтовской мыслил как собственную историю - историю, которая, с одной стороны, не вмещается в узкие рамки личной биографии, но которая, с другой стороны, чужда абстракциям всякой общей истории - общемировой или общенациональной. Именно на такой конкретной историчности, как мы уже говорили, у Дмитрия Дмитриевича, стоит все теоретическое мышление.
Перейдем теперь к более близким родственникам Дмитрия Дмитриевича.
Его отец, Дмитрий Петрович, был известным железнодорожным инженером.
Мать, Мария Ивановна (урожденная Власова), согласно семейному преданию, обладала способностями, которые сегодня называют экстрасенсорными.
По-видимому, следуя примеру отца в своей приверженности к строгости и точности, Дмитрий Дмитриевич унаследовал также от матери богатое воображение, питавшее его интерес к мистике, к всякого рода неординарным психическим явлениям, к "бессознательному".
Доминирование мужского начала, характерное для всего рода Мордухай-Болтовских, сказалось и в семье Дмитрия Дмитриевича, родившегося 27 июля 1876 года. У него было пятеро братьев: Иван, Александр, Константин, Петр и Владимир. А у самого Дмитрия Дмитриевича, впоследствии было три сына: Дмитрий, Филарет и Степан.
1885
1886
Одна деталь из детства Дмитрия Дмитриевича и его братьев неожиданно приобретает первостепенное значение в советское время: в семье Болтовских находился в услужении Михаил Иванович Калинин, будущий председатель сначала ЦИК, а затем Президиума ВС СССР. Вот что передает по этому поводу со слов Дмитрия Дмитриевича Эмилия Дмитриевна Болтовская - жена Филарета Дмитриевича, прожившая вместе со своим мужем большую часть жизни под одной крышей с тестем: "Пришла мать Калинина - из деревни. И слезно просила: "Муж- пьяница. Возьмите хорошего мальчика в услужение!" Сама попросила. В его обязанности входило: играть с детьми, немножко следить за одеждой... Поскольку семья была интеллигентная, можно сказать передовая, их отношения с Калининым были не отношениями слуги и барина, а просто дружеские: Миша читал, они разговаривали, Миша многим интересовался... Однажды при советской власти в газете появилась статья: кто-то написал о том, что, мол, Болтовские помещики, эксплуататоры и так далее. И вот Калинин, когда об этом узнал, поместил в газете опровержение, рассказав о том, что его отношения с братьям Болтовскими были дружескими.
Отец Дмитрия Дмитриевича помог Калинину устроиться в Питере на завод. Уже в 50-е годы к нам заходил кто-то из родственников Калинина и говорил, что они в своей семье очень почитают Мордухай-Болтовских".
Приведем далее выдержку из автобиографии Дмитрия Дмитриевича, написанной в 1931 году. В нашем распоряжении оказалась рукописная копия этого документа.
"Среднее образование получил в С.-Петербургской 1-й классической гимназии, в которую поступил в 18S6 и окончил которую в 1894 г.
В том же году я поступил в число студентов физ.мат. факультета С.-Петербургского университета и окончил его весной 1898 года.
1896
Сейчас же по окончании Университета я был оставлен по представлении проф. К. А. Поссе при Университете для подготовки к профессорскому званию [так тогда называлась аспирантура - А.Р.] по кафедре Чистой Математики.
В этом же 1898 году (с 1 ноября) я начал свою преподавательскую деятельность в Варшавском Политехническом Институте в качестве преподавателя вначале нештатного, а с 1 октября 1899 года - штатного с функциями ассистента (при покойном профессоре Вороном, а затем также при В.А. Ани- симове).Одновременно я готовился к магистерским [кандидатским - А.Р.] экзаменам, каковые и сдал при Петербургском Университете в 1900-1901 годы.
1900
1905
В 1906 году я вместе с частью преподавательского персонала Варшавского Политехнического Института был откомандирован в г. Новочеркасск для организации открывающегося здесь Донского Политехнического Института. Здесь я работал в качестве профессора, читая лекции и ведя практические занятия по разным отделам Высшей Математики.
1906
С 1 июля 1909 года я был назначен, согласно избранию факультета, экстраординарным профессором Варшавского Университета, а в 1914 год утвержден в должности ординарного профессора". Кроме упомянутого Дмитрием Дмитриевичем К. А. Поссе, его учителями на физико-математическом факультете Петербургского университета были A . M . Коркин, А.А. Марков, Ю.В. Сухоцкий. В 1906 Дмитрий Дмитриевич защитил магистерскую (кандидатскую) диссертацию на тему "О приведении абелевых интегралов к низшим трансцендентным".
Отсутствие в автобиографии упоминания о защите диссертации не случайно: в 1931, которым датирована автобиография, старые ученые степени еще не восстанавливались. В 1935 г. ученая степень Дмитрия Дмитриевича была восстановлена - как степень доктора математики.
Упомянем также произведение Мордухай-Болтовского в 1910 г. в статские советники - вскоре после получения должности в Варшавском университете. Разумеется, что в советское время об этом лучше было не упоминать.
Далее в рукописной автобиографии Дмитрия Дмитриевича следует зачеркнутый текст:
"Эту кафедру я, собственно говоря, занимаю и по сей день, считая, что Донской, затем Севорокавказский Университет и, наконец, [Ростовский- А.Р.] Пединститут являются наследниками друг друга и при соответствующих реформах состав преподавателей оставался в общем тот же".
Очевидно, последнее замечание Дмитрий Дмитриевич посчитал не соответствующим официальному стилю и назначению документа, но оно вполне отражало реальное положение дел. Созданный в 1869г. Императорский Варшавский Университет был в связи с обстоятельствами военного времени в 1915 г. эвакуирован в Ростов-на-Дону - город, добившийся к тому времени экономического процветания, но не имевший ранее своего университета. В мае 1917, когда стало ясно, что возвращение в Варшаву в ближайшем будущем невозможно, постановлением Временного правительства университет был переименован в Донской Государственный университет. В 1925 г. университет уже Советским правительством был переименован в Северо-Кавказский Государственный университет. В конце 1930 г., университет был фактически распущен: каждому из существовавших в то время трех факультетов - педагогическому, медицинскому и экономическому - был придан статус самостоятельного института. Это было сделано Советской властью, как представляется, из политических соображений - чтобы разобщить старую профессуру и уничтожить университет как крупный центр академического вольнодумства.
Однако на этом реорганизация не закончилась, и в сентябре 1931 г. университет был вновь образован с новым составом факультетов и, разумеется, преподавателей (но прежним названием). Во вновь организованном университете появился физико-математический факультет, на котором впоследствии и работал Дмитрий Дмитриевич.
В 1934 г. в связи с административным разделением Северо- Кавказского края и Ростовской области университет был переименован в Ростовский Государственный университет. Это название университет сохраняет по сегодняшний день.
Автобиография Дмитрия Дмитриевича, цитированная выше, датирована июнем 1931 г. - в это время университет был распущен и еще не восстановлен, и именно поэтому Дмитрий Дмитриевич называет Педагогический институт (бывший педагогический факультет) прямым наследником университета. Кстати, весьма вероятно, что нужда в написании автобиографии возникла у него именно в связи с реорганизацией. По-видимому, вопрос состоял в том, будет ли Дмитрий Дмитриевич работать в восстановленном университете или останется в Пединституте. Заметим еще, что существующий поныне Ростовский Педагогический институт является потомком не только бывшего педагогического факультета Донского университета, но и Ростовского Учительского института, с которым образованный в 1930 г. Педагогический институт был слит в 1947 г.
В Варшаве Дмитрий Дмитриевич познакомился со своей будущей женой Людмилой Филаретовной, урожденной Ганжулевич, отец которой был в Варшаве городским судьей. Они поженились 9 апреля 1906 г. и после свадьбы совершили недолгое путешествие по Европе. Были ли переезд Дмитрия Дмитриевича в Варшаву и его знакомство с Людмилой Филаретовной случайными? По воспоминаниям Татьяны Филаретовны, другой внучки Мордухай-Болтовского, молодых людей познакомили родственники. Возможно, здесь сыграли свою роль какие-то родственные и дружеские связи семьи Мордухай-Болтовских. Так или иначе, близкие люди подчеркивают необыкновенную нежность, с которой супруги относились друг к другу всю жизнь. Таким образом, к 1910 году жизнь Дмитрия Дмитриевича полностью сложилась: он женился, получил профессорскую должность в университете и чин статского советника.
Дмитрий Дмитриевич продолжает:
"За все это время [имеется в виду с 1909 по 1930 гг.] я прочел следующие курсы:
1. Аналитическая геометрия [...], 2) Интегральное исчисление, 3) Кратные интегралы, 4) Интегральные уравнения в частных производных, 5) Вариационное исчисление, 6) (неразборчиво), 7) Синтетическая Геометрия, 8) Проективная Геометрия, 9) Определенные интегралы, 10) Эллиптические функции, И) Теория функции комплексного переменного, 12) Теория функции вещественного переменного (теория множеств), 13) Теория алгебраических кривых, 14) Математическая Логика, 15) Элементарная Математика с точки зрения Высшей, 16) Векторный Анализ, 17) История Физико-Математических наук (т.е. Математики, Механики, Физики и Астрономии, 18) История Математики, 19) Методика Математики, 20) Исчисление конечных разностей, 21) Теория вероятностей, 22) Теоретическая Астрономия и Небесная Механика, 23) Сферическая Тригонометрия.
2. Одновременно с работой в университете я читал лекции: 1) в Варшавском Политехническом Институте (1909-1915), 1) на Варшавских Женских Курсах с 1909 по 1915, 3) на Ростовских В.Ж. курсах с 1915 до момента их слияния в 1920 г. с Университетом,
3. в Ростовском Практическом Политехникуме (1920- 1924),4. В электромонтажном Институте... ] (1930), 5. В Ростовском механическом институте путей сообщения (1930-1931).
В них, кроме курса Анализа бесконечно малых и Аналитической Геометрии по программе для Высших Технических заведений читал еще курсы Проективной Геометрии, Теории вероятностей, 24)Высшей Алгебры, 25) Номографии, 26) Методики начальной Арифметики, 27) Методики Алгебры, 28) Методики Геометрии.
Кроме того, я преподавал в ряде техникумов и средних учебных заведений различных городов, как то: 1) в Политехникуме [...]Водных Путей Сообщения, (2)Ростовском Индустриальном техникуме, 3) в Донской Гимназии для взрослых, 4) в Вечерней Школе повышенного типа им. Октябрьской Революции, 5) в 32-й Советской Трудовой Школе, б) в [неразборчиво] Екатерининской Ж[енской] г[имназии] (ныне школе им. Покровского), 7) в Донском Женском Институте, 8) на курсах для преподавателей Красной Армии и др.
Читал систематические лекции по математике и 29) Астрономии (1) на общеобразовательных курсах при Варшавском Университете (190]-1903); 2)Народном Университете(29) Космологические гипотезы и 30) популярные лекции по Астрофизике; (3) читал лекции по 31) Философии Математики для преподавателей средней школы при Варшавском Учебном Округе летом 1912 г.; (4) лекции по 32) Методике Математики и Физике[...] в Нахичевани.
Административная деятельность:
* с 7/ XI 1912 по 11/ХП 1915 состоял секретарем Физ.- Мат. Факультета Университета
* 2 года - деканом Физ.-Мат. Факультета Ростовских и Д[онских] Высших Женских курсов
* 2 года-деканом Физ.-Мат. Отд. Донских Педагогических курсов
* 2 года - деканом Инженерно-Мелиоративного Факультета Ростовского Практического Политехникума
* 1 год -директором Донской Гимназии для взрослых
* полгода (1930) - ученым секретарем Электромонтажного Института
* Председателем физико-математической испытательной комиссии в 1919 году при Донском Университете
* Председателем родительского комитета 1-й Ростовской гимназии и др.
Организационная деятельность [помимо работы в уже упомянутых учебных заведениях - А.Р.]
* Организация Математического кабинета в Варшаве с 1911 года
* такого же, безусловно, наиболее богатого в СССР в Ростове начиная с 1919 г.
* Семинарской библиотеки при физмате в Варшаве и в Ростове
* Семинария в Варшаве и в Ростове
* Математической Секции студенческого педагогического кружка при Варшавском, а затем Ростовском Университете
* Ростовского, Новочеркасского и Варшавского методических математических кружков
* Ростовского Педагогического Общества
* в 1917 г. Математического Отделения Общества Естествоиспытателей при Северо-Кавказском Государственном Университете.
* в 1920 г. Философского Общества в Ростове
* в 1924 г. Методического Colloquium по Математике
Таким образом, Дмитрий Дмитриевич дает нам образец публичного типа ученого, для которого живое академическое общение было во всяком случае не менее важно, чем кабинетная работа. Более того, Дмитрий Дмитриевич, очевидно имел вкус к формальной стороне академической жизни, был увлечен институализацией академической среды. При этом условия, в которых ему приходилось работать, по большей части были весьма далекими от академического спокойствия.
Вот что вспоминает ученик и коллега Мордухай-Болтовского M Г.Хапланов о своем докладе на семинаре, которым руководил Дмитрий Дмитриевич осенью 1922 г.:
"В аудитории температура была ниже нуля, в разбитое окно задувал холодный ветер и пришлось перейти в другую аудиторию, где хотя бы стекла были целы. Дмитрии Дмитриевич просидел почти двухчасовой доклад, усы его покрылись инеем, руки и ноги у всех окоченели от холода... Однако, по окончании доклада Дмитрий Дмитриевич почти в течение часа с увлечением рассказывал о геометрии Лобачевского... Пальцы рук Дмитрия Дмитриевича так закоченели, что он не мог держать в руках мел, часто клал его и дыханием отогревал пальцы".
Всю жизнь Мордухай-Болтовского преследовали война и разрушение: сначала эвакуация из Варшавы (первая мировая война), затем гражданская война, имевшая на Дону особенно разрушительный характер, затем снова эвакуация, уже из Ростова (вторая мировая война). И это заставляло Дмитрия Дмитриевича быть готовым не только в любой момент все потерять, но и в любой момент начать все заново. Так он трижды создавал "геометрический кабинет" - собрание моделей, требующее огромного труда и внимания. Первый такой кабинет был создан в Варшаве и потерян при переезде в Ростов. Второй был создай в Ростове и пропал в 1942 г. во врем бомбежки Ростова. После войны в возрасте 71 года Дмитрий Дмитриевич вновь принимается за организацию геометрического кабинета.
Ясно, что превознесение героического характера, которое мы находим в послевоенной статье "Средние века" (см. настоящее издание), не было для него только литературным увлечением. Героическим характером обладал он сам, не изменяя своим литературным увлечениям собственной жизнью.
Нам известно о нескольких героических эпизодах из жизни Дмитрия Дмитриевича. О первом, относящемся ко времени гражданской войны, Эмилия Дмитриевна Болтовская смогла только сообщить, но, к сожалению, не смогла рассказать ничего конкретного. Известно только, что когда в дом ворвался вооруженный красноармеец, Дмитрий Дмитриевич мужественно себя повел и сумел охладить его революционный пыл. Кстати сказать, по словам Эмилии Дмитриевны, Дмитрий Дмитриевич, несмотря на свое дворянство, не был безусловным сторонником старой власти, хорошо понимал необходимость перемен и ддже мог быть причислен к "передовой интеллигенции".
Вместе с тем, мы не находим никаких следов того, что Мордухай- Болтовской увлекался теми политическими теориями, которые были популярны среди "передовой интеллигенции" в начале века в России, и которые новая власть взяла на вооружение. Поэтому "передовым" Дмитрия Дмитриевича можно считать только в смысле его свободы от старой социальной догматики, но не в смысле скорейшего освоения новой.
Следующий эпизод носит скорее комический характер - в том сильном смысле слова, когда речь идет о смехе на краю гибели. Рассказывает Эмилия Дмитриевна Болтовская:
"В 1937 г. проводили "чистку" профессоров. Все желающие послушать, как будут "чистить" профессоров, сидели в зале, профессоров вызывали на сцену, и они должны были изложить свою "идеологию", взгляды. Был у нас такой биолог Волков ему дали этикету "ползучий эмпирик" - честно говоря, я совсем не понимаю, почему он оказался ползучим... Профессора выходили и высказывали свои взгляды. Когда очередь дошла до Дмитрия Дмитриевича, он сказал: "Я, пожалуй, воздержусь высказывать свои взгляды, потому что боюсь соблазнить малых сих". Его не тронули..."
Возможно, что его не тронули, благодаря вмешательству Калинина или благодаря силе одного имени Калинина, хотя Эмилия Дмитриевна этого не подтверждает. Такую версию приводит писатель Александр Исаевич Солженицын, который в 1936-41 был студентом Мордухай-Болтовского (3) и который вывел Дмитрия Дмитриевича под вымышленным именем Дмитрия Дмитриевича Горяинова-Шаховского в романе "В круге первом" (гл. 10), что нам подтвердил сам писатель. Впрочем, как это видно по другим эпизодам, относящимся к жизни Дмитрия Дмитриевича, историческая правда в романе Солженицына настолько тонко переплетена с художественным вымыслом, то есть исторической неправдой, что его вряд ли можно принимать во внимание в качестве исторического свидетельства. Скорее всего, сам Солженицын или его источники в данном случае сами исходили из вероятности, а не из фактов.
Добавим еще, что идеологические нападки на Мордухай-Болтовского имели место и ранее. Так М. Выгодский в своей рецензии на "Исследования о происхождении некоторых основных идей современной математики", опубликованной в 1931 году в сборнике "На борьбу за материалистическую диалектику в математике" - в целом, кстати сказать, весьма благожелательной - упрекает автора в том, что он "далек от материалистического понимания истории".
Третий эпизод оказался трагическим. И это как раз тот случай, когда педантичность и героизм оказываются попросту одним и тем же. Рассказывает Эмилия Дмитриевна Болтовская:
"У него должна была быть лекция как раз во время бомбежки. Мы его отговаривали идти на лекцию, а он говорит: "Нет, я не могу не пойти, я все-таки пойду". Мы все очень волновались. Через некоторое время один преподаватель из Университета приносит часы Дмитрия Дмитриевича и говорит, что Дмитрий Дмитриевич ранен в голеностопный сустав и в голову".
Далее события развивались следующим образом (Эмилия Дмитриевна продолжает):
"Один из учеников Дмитрия Дмитриевича, который занимал в Армавире какой-то государственный пост, специально для Дмитрия Дмитриевича прислал вагон - во время войны, когда все это было невероятно трудно! В этом вагоне мы вывезли раненного Дмитрия Дмитриевича из Ростова, и поехали к моим родственникам в Ессентуки. Это было в 42-м году".
Вероятно, это было 8 июля 1942 г., когда немецкая бомба попал в здание физ.-мата и убила 12 человек.
В Ростове сгорело все имущество Мордухай-Болтовского и его семьи, включая богатую личную библиотеку. Пропали и некоторые рукописи, хотя часть их был вывезена. Пропавшие рукописи Дмитрий Дмитриевич впоследствии кропотливо восстанавливал по памяти.
"Когда воина кончилась и мы жили в Иваново, к нам на квартиру пришел страховой агент чтобы застраховать имущество. Тогда Дмитрий Дм итриевич достал подстаканник и сказал: "Вот мое имущество".
Определенно можно судить о вмешательстве бывшего слуги, превратившегося в могущественного покровителя, в жизнь Дмитрия Дмитриевича на основании только одного эпизода:
"Когда мы жили в Ессентуках [1943 г - А.Р.], то ужасно нуждались. Калинин узнал об этом от Владимира - брата Дмитрия Дмитриевича, который жил в Москве и часто с ним общался - и прислал нам 3000 р. В то время это были большие деньги. Я пошла на почту получать эти деньги, а мне говорят; "Эти деньги уже получили". Смотрю - за эти деньги расписался другой человек. Оказалось, что кассирша сбежала с деньгами вместе с каким-то офицером, который и уговорил ее взять эти деньги. Когда Владимир узнал об этом, он пересказал эту историю Калинину. Калинин посмеялся и прислал деньги еще раз. На этот раз их принесли прямо на дом.
Старшего брата Дмитрия Дмитриевича, Ивана, по свидетельству Эмилии Дмитриевны, спасла от ареста стоявшая на его столе фотокарточка, на которой он был запечатлен вместе с Калининым.
Однако младшего брата, Владимира, который теснее своих братьев был связан с Калининым, это знакомство не только не оберегло от ареста, но может быть, наоборот, ему способствовало; после войны Владимир был арестован и сослал в Магадан. Что, конечно, неудивительно, поскольку в это же время находилась под арестом жена самого Калинина.
Эмилия Дмитриевна продолжает:
Потом, когда Дмитрий Дмитриевич стал лучше себя чувствовать, ему предложили работу в пятигорском Педагогическом Институте. Он согласился (1943 г. - А.Р.). Тогда нам стало немножко легче. Потом мы переехали в Иваново: там жила сестра жены Дмитрия Дмитриевича, у нее была большая квартира. Там Дмитрию Дмитриевичу дали место в ивановском пединституте [1944 г. -А.Р.]".
В первый послевоенный учебный год Дмитрий Дмитриевич возвращается в разрушенный Ростов - возвращается в свой университет, к своему делу, за верность которому он чуть было не расплатился жизнью. Но здесь Дмитрий Дмитриевич неожиданно оказывается в роли жертвы, а не победителя. С этой ролью он, похоже, не соглашается никогда.
"Но все-таки Дмитрий Дмитриевич стремился в Ростов, и потом мы туда переехали. И вот там совершилась самая большая трагедия. Поскольку какое-то время Дмитрий Дмитриевич и мой муж находились на оккупированной территории, это было ужасное пятно. На физико-математическом факультете университета был большой вестибюль, где висели портреты всех известных математиков университета. Там был и портрет Дмитрия Дмитриевича. Однажды Дмитрий Дмитриевич приходит в университет и видит, что его портрет сняли. Почему? Потому что он был на оккупированной территории. То, что он пострадал от немецкой бомбы, не посчитался ни с чем, пошел на лекцию и выполнил свой долг - не имело значения.
Это переполнило чашу весов. Дмитрий Дмитриевич обиделся и написал в пятигорский пединститут, что он хочет туда вернуться. Дмитрий Дмитриевич уехал в Пятигорск, а мы с Филаретом Дмитриевичем остались в Ростове".
Возможно, что именно вынужденные ограничения публичной активности позволили Дмитрию Дмитриевичу в этот последний период жизни закончить труд, который можно было бы назвать трудом его жизни, если бы только в его жизни не было других трудов, отличающихся по своему характеру, но и по своему масштабу - полный перевод на русский язык "Начал" Евклида с уникальными комментариями, в которых анализируется не только античная, но и европейская традиция геометрического учебника.
Одна из последних фото Мордухай-Болтовского
Скончался Дмитрий Дмитриевич все-таки в Ростове - в городе, к которому бы особенно привязан.
"В 1952-м году Дмитрий Дмитриевич гостил у нас на каникулах. Однажды ночью ему внезапно стало плохо. Вызвали "скорую помощь"; когда врач приехал, все уже было кончено".
Опубликовано в книге Д.Д.Мордухай-Болтовский. Философия. Психология. Математика. М., Серебряные нити, 1998.
Все это напоминаю для того, чтобы высказать предположение о том, что новая, модернистская, культура в Ростове "темных 1930-х", возможно, формировалась не по прямой линии наследования от создателей модернистского искусства 1910-20-х, а косвенным образом - через связь с медицинской и технической интеллигенцией, кажется, обладавшей в то время бОльшими гуманитарными свободами, чем сама гуманитарная среда. Особенно ясно это стало в 60-х, в "оттепель", когда первые "продвинутые" формы искусства практиковали именно физики и математики.
Поэтому, желая разобраться в механизмах становления "нового искусства" в локальной донской советской культуре, стоит обратить особое внимание на все эти компании "спецов" - математиков, медиков, физиков, инженеров, биологов, мореходов...
Важно, что эти люди, относящиеся к советской элите, наравне с партийной номенклатурой, обладали некоторым ресурсом свободного времени и денег - если не для производства, то хотя бы для свободного потребления культуры.
Сегодня - рассказ о еще одном учителе Солженицына - знаменитом математике Дмитрии Мордухай-Болтовском.
Дмитрий Дмитриевич Мордухай-Болтовский, преподаватель Варшавского университета
Александр Солженицын и его ближайший ростовский друг и "подельник" Николай Виткевич, учась на матфаке РГУ, слушали лекции профессора математики Дмитрия Дмитриевича Мордухай-Болтовского в 1936-41.
Виткевич вспоминает, как они с Саней записывали трудные лекции профессора "в две руки", а потом совмещали записанное.
Солженицын "В круге первом" вывел легендарного преподавателя под именем Горяинова-Шаховского:
"Горяинов-Шаховской! Маленький старик, уже неопрятный от глубокой старости, то перемажет мелом свою чёрную вельветовую куртку, то тряпку от доски положит в карман вместо носового платка. Живой анекдот, собранный из многочисленных "профессорских" анекдотов, душа Варшавского императорского университета, переехавшего в девятьсот пятнадцатом в коммерческий Ростов как
на кладбище.
Полвека научной работы, поднос поздравительных телеграмм - из Милуоки, Кэптауна, Йокагамы. А в 30-м году, когда университет перестряпали в "индустриально-педагогический институт" - был вычищен пролетарской комиссией по чистке как элемент буржуазно-враждебный. И ничто не могло б его спасти, если б не личное знакомство с Калининым - говорили, будто отец Калинина был крепостным у отца профессора. Так или нет, но съездил Горяинов в Москву и привёз указание: этого не трогать!
И не стали трогать. До того стали не трогать, что вчуже становилось страшно: то напишет исследование по естествознанию с математическим доказательством бытия Бога. То на публичной лекции о своём кумире Ньютоне прогудит из-под жёлтых усов:
- Тут мне прислали записку: "Маркс написал, что Ньютон -- материалист, а вы говорите -- идеалист." Отвечаю: Маркс передёргивает. Ньютон верил в Бога, как всякий крупный учёный.
Ужасно было записывать его лекции! Стенографистки приходили в отчаяние! По слабости ног усевшись у самой доски, к ней лицом, к аудитории спиной, он правой рукой писал, левой следом стирал - и всё время что-то непрерывно бормотал сам с собой. Понять его идеи во время лекции было совершенно исключено. Но когда Нержину с товарищем удавалось вдвоём, деля работу, записать, а за вечер разобрать - душу осеняло нечто, как мерцание звёздного неба.
Так что же с ним?.. При бомбёжке города старика контузило, полуживого увезли в Киргизию. А с сыновьями-доцентами во время войны, Веренёв точно не знает, но что-то грязное, какое-то предательство. Младший Стивка, говорят, сейчас грузчиком в нью-йоркском порту.
Нержин внимательно смотрел на Веренёва. Учёные головы, вы кидаетесь многомерными пространствами, отчего ж вы только жизнь просматриваете коридорчиками? Над мыслителем издевались какие-то хари и твари - это была недоработка, временный загиб; дети припомнили унижения отца - это грязное предательство. И кто это знает - грузчиком, не грузчиком? Оперуполномоченные формируют общественное мнение..."
"В круге первом", гл. 10.
Мордухай-Болтовский был, кроме прочего, переводчиком и комментатором Евклида. Обладал ярким философским складом ума.
Перу ученого принадлежат не только работы в сфере "чистой математики", но и множество трудов по истории и теории науки, психологии, философии, футурологии, этике, эстетике и культурологии: "К учению Д.Бернули о нравственном имуществе и нравственном ожидании" (1904), "Математические и умозрительно-философские исследования основного психофизического закона" (1907), "Психология математического мышления" (1908), "Бессознательное и случай" (1912), "Граница вселенной" (1917), "Дюрер как художник и математик" (1928), "Исчисление причин и исчисление мотивов", "Аксиоматика и история науки", "Закон гетерогенных целей и этические и социальные проблемы", "О прогрессе", "Психофизический закон и применение его в педагогике", "Внеземная жизнь", "Математическая аксиоматика и Гегель", "Основные понятия механики в схоластике", "Реализм и номинализм в схоластике и математике", "Схоластика и математика", "Аристотель и математика", "Закон гетерогонии целей в истории математики", "Происхождение понятия пространства", "Философия математики Гегеля", "О космогонии Аррениуса", "Истина и реальность", "Средние века", "Мораль долга и мораль подвига", "Проблема смерти", "Спиритизм", "Ормузд и Ариман", "Каузальность и теология", "Мистика любви", "О старости и смерти", "Память", "Фатализм", "Психология и метафизика сноведений".
Этот список, показывающий масштаб личности Мордухай-Болтовского, позаимствован у Вячеслава Евгеньевича Пыркова, нынешнего преподавателя кафедры геометрии Ростовского педа, специалиста по методическому наследию Мордухай-Болтовского и его увлеченного публикатора. Кажется, многие из этих работ до сих пор не опубликованы.
Под катом - несколько фото и наиболее полная биография Дмитрия Дмитриевича, написанная историком философии и футурологом А.В.Родиным, составителем сборника текстов Мордухай-Болтовского "Философия. Психология. Математика» (1998). Обращаю внимание, что антисоветские политические умонастроения самого Родина с натяжкой, без подтверждения фактами (что признает и сам Родин) наложены и на биографию Дмитрия Дмитриевича периода 10-х- 20-х. Сомневаться в такой трактовке заставляет не только прямое утверждение жены Дмитрия Дмитриевича о том, что профессор в эти годы имел "прогрессивные" взгляды, но и общее положение дел: чаще всего люди такой степени внимательности к общественной жизни, в это время действительно исповедовали "прогрессивные" (левые) взгляды, и только в 30-х, с большей или меньшей болезненностью, отходили от них под впечатлением ужасных советских реалий.
А. Родин. Дмитрий Дмитриевич Мордухай-Болтовский
По семейному преданию, пересказанному нам внучкой Дмитрия Дмитриевича Людмилой Филаретовной Болтовской, род Мордухай-Болтовских восходит к ордынскому вельможе по имени Кутлуб-ага, потомки которого перешли на русскую службу. Упоминаются также польские и литовские корни этого рода. По преданию, Мордухай-Болтовские имели родовое поместье в районе реки Сурош па территории нынешней Белоруссии. В семьях рождались преимущественно мальчики. (1)
Несмотря на преследования аристократии при советской власти, Дмитрий Дмитриевич никогда не скрывал своего происхождения и более того, кажется, не мыслил себя вне своего отношения к роду. Происхождение, как представляется, было для него категорией не социальной, не культурной и не этической ("аристократия духа"), но конкретно-исторической. Свое происхождение Мордухай-Болтовской мыслил как собственную историю - историю, которая, с одной стороны, не вмещается в узкие рамки личной биографии, но которая, с другой стороны, чужда абстракциям всякой общей истории - общемировой или общенациональной. Именно на такой конкретной историчности, как мы уже говорили, у Дмитрия Дмитриевича, стоит все теоретическое мышление.
Перейдем теперь к более близким родственникам Дмитрия Дмитриевича.
Его отец, Дмитрий Петрович, был известным железнодорожным инженером.
Мать, Мария Ивановна (урожденная Власова), согласно семейному преданию, обладала способностями, которые сегодня называют экстрасенсорными.
По-видимому, следуя примеру отца в своей приверженности к строгости и точности, Дмитрий Дмитриевич унаследовал также от матери богатое воображение, питавшее его интерес к мистике, к всякого рода неординарным психическим явлениям, к "бессознательному".
Доминирование мужского начала, характерное для всего рода Мордухай-Болтовских, сказалось и в семье Дмитрия Дмитриевича, родившегося 27 июля 1876 года. У него было пятеро братьев: Иван, Александр, Константин, Петр и Владимир. А у самого Дмитрия Дмитриевича, впоследствии было три сына: Дмитрий, Филарет и Степан.
1885
1886
Одна деталь из детства Дмитрия Дмитриевича и его братьев неожиданно приобретает первостепенное значение в советское время: в семье Болтовских находился в услужении Михаил Иванович Калинин, будущий председатель сначала ЦИК, а затем Президиума ВС СССР. Вот что передает по этому поводу со слов Дмитрия Дмитриевича Эмилия Дмитриевна Болтовская - жена Филарета Дмитриевича, прожившая вместе со своим мужем большую часть жизни под одной крышей с тестем: "Пришла мать Калинина - из деревни. И слезно просила: "Муж- пьяница. Возьмите хорошего мальчика в услужение!" Сама попросила. В его обязанности входило: играть с детьми, немножко следить за одеждой... Поскольку семья была интеллигентная, можно сказать передовая, их отношения с Калининым были не отношениями слуги и барина, а просто дружеские: Миша читал, они разговаривали, Миша многим интересовался... Однажды при советской власти в газете появилась статья: кто-то написал о том, что, мол, Болтовские помещики, эксплуататоры и так далее. И вот Калинин, когда об этом узнал, поместил в газете опровержение, рассказав о том, что его отношения с братьям Болтовскими были дружескими.
Отец Дмитрия Дмитриевича помог Калинину устроиться в Питере на завод. Уже в 50-е годы к нам заходил кто-то из родственников Калинина и говорил, что они в своей семье очень почитают Мордухай-Болтовских".
Приведем далее выдержку из автобиографии Дмитрия Дмитриевича, написанной в 1931 году. В нашем распоряжении оказалась рукописная копия этого документа.
"Среднее образование получил в С.-Петербургской 1-й классической гимназии, в которую поступил в 18S6 и окончил которую в 1894 г.
В том же году я поступил в число студентов физ.мат. факультета С.-Петербургского университета и окончил его весной 1898 года.
1896
Сейчас же по окончании Университета я был оставлен по представлении проф. К. А. Поссе при Университете для подготовки к профессорскому званию [так тогда называлась аспирантура - А.Р.] по кафедре Чистой Математики.
В этом же 1898 году (с 1 ноября) я начал свою преподавательскую деятельность в Варшавском Политехническом Институте в качестве преподавателя вначале нештатного, а с 1 октября 1899 года - штатного с функциями ассистента (при покойном профессоре Вороном, а затем также при В.А. Ани- симове).Одновременно я готовился к магистерским [кандидатским - А.Р.] экзаменам, каковые и сдал при Петербургском Университете в 1900-1901 годы.
1900
1905
В 1906 году я вместе с частью преподавательского персонала Варшавского Политехнического Института был откомандирован в г. Новочеркасск для организации открывающегося здесь Донского Политехнического Института. Здесь я работал в качестве профессора, читая лекции и ведя практические занятия по разным отделам Высшей Математики.
1906
С 1 июля 1909 года я был назначен, согласно избранию факультета, экстраординарным профессором Варшавского Университета, а в 1914 год утвержден в должности ординарного профессора". Кроме упомянутого Дмитрием Дмитриевичем К. А. Поссе, его учителями на физико-математическом факультете Петербургского университета были A . M . Коркин, А.А. Марков, Ю.В. Сухоцкий. В 1906 Дмитрий Дмитриевич защитил магистерскую (кандидатскую) диссертацию на тему "О приведении абелевых интегралов к низшим трансцендентным".
Отсутствие в автобиографии упоминания о защите диссертации не случайно: в 1931, которым датирована автобиография, старые ученые степени еще не восстанавливались. В 1935 г. ученая степень Дмитрия Дмитриевича была восстановлена - как степень доктора математики.
Упомянем также произведение Мордухай-Болтовского в 1910 г. в статские советники - вскоре после получения должности в Варшавском университете. Разумеется, что в советское время об этом лучше было не упоминать.
Далее в рукописной автобиографии Дмитрия Дмитриевича следует зачеркнутый текст:
"Эту кафедру я, собственно говоря, занимаю и по сей день, считая, что Донской, затем Севорокавказский Университет и, наконец, [Ростовский- А.Р.] Пединститут являются наследниками друг друга и при соответствующих реформах состав преподавателей оставался в общем тот же".
Очевидно, последнее замечание Дмитрий Дмитриевич посчитал не соответствующим официальному стилю и назначению документа, но оно вполне отражало реальное положение дел. Созданный в 1869г. Императорский Варшавский Университет был в связи с обстоятельствами военного времени в 1915 г. эвакуирован в Ростов-на-Дону - город, добившийся к тому времени экономического процветания, но не имевший ранее своего университета. В мае 1917, когда стало ясно, что возвращение в Варшаву в ближайшем будущем невозможно, постановлением Временного правительства университет был переименован в Донской Государственный университет. В 1925 г. университет уже Советским правительством был переименован в Северо-Кавказский Государственный университет. В конце 1930 г., университет был фактически распущен: каждому из существовавших в то время трех факультетов - педагогическому, медицинскому и экономическому - был придан статус самостоятельного института. Это было сделано Советской властью, как представляется, из политических соображений - чтобы разобщить старую профессуру и уничтожить университет как крупный центр академического вольнодумства.
Однако на этом реорганизация не закончилась, и в сентябре 1931 г. университет был вновь образован с новым составом факультетов и, разумеется, преподавателей (но прежним названием). Во вновь организованном университете появился физико-математический факультет, на котором впоследствии и работал Дмитрий Дмитриевич.
В 1934 г. в связи с административным разделением Северо- Кавказского края и Ростовской области университет был переименован в Ростовский Государственный университет. Это название университет сохраняет по сегодняшний день.
Автобиография Дмитрия Дмитриевича, цитированная выше, датирована июнем 1931 г. - в это время университет был распущен и еще не восстановлен, и именно поэтому Дмитрий Дмитриевич называет Педагогический институт (бывший педагогический факультет) прямым наследником университета. Кстати, весьма вероятно, что нужда в написании автобиографии возникла у него именно в связи с реорганизацией. По-видимому, вопрос состоял в том, будет ли Дмитрий Дмитриевич работать в восстановленном университете или останется в Пединституте. Заметим еще, что существующий поныне Ростовский Педагогический институт является потомком не только бывшего педагогического факультета Донского университета, но и Ростовского Учительского института, с которым образованный в 1930 г. Педагогический институт был слит в 1947 г.
В Варшаве Дмитрий Дмитриевич познакомился со своей будущей женой Людмилой Филаретовной, урожденной Ганжулевич, отец которой был в Варшаве городским судьей. Они поженились 9 апреля 1906 г. и после свадьбы совершили недолгое путешествие по Европе. Были ли переезд Дмитрия Дмитриевича в Варшаву и его знакомство с Людмилой Филаретовной случайными? По воспоминаниям Татьяны Филаретовны, другой внучки Мордухай-Болтовского, молодых людей познакомили родственники. Возможно, здесь сыграли свою роль какие-то родственные и дружеские связи семьи Мордухай-Болтовских. Так или иначе, близкие люди подчеркивают необыкновенную нежность, с которой супруги относились друг к другу всю жизнь. Таким образом, к 1910 году жизнь Дмитрия Дмитриевича полностью сложилась: он женился, получил профессорскую должность в университете и чин статского советника.
Дмитрий Дмитриевич продолжает:
"За все это время [имеется в виду с 1909 по 1930 гг.] я прочел следующие курсы:
1. Аналитическая геометрия [...], 2) Интегральное исчисление, 3) Кратные интегралы, 4) Интегральные уравнения в частных производных, 5) Вариационное исчисление, 6) (неразборчиво), 7) Синтетическая Геометрия, 8) Проективная Геометрия, 9) Определенные интегралы, 10) Эллиптические функции, И) Теория функции комплексного переменного, 12) Теория функции вещественного переменного (теория множеств), 13) Теория алгебраических кривых, 14) Математическая Логика, 15) Элементарная Математика с точки зрения Высшей, 16) Векторный Анализ, 17) История Физико-Математических наук (т.е. Математики, Механики, Физики и Астрономии, 18) История Математики, 19) Методика Математики, 20) Исчисление конечных разностей, 21) Теория вероятностей, 22) Теоретическая Астрономия и Небесная Механика, 23) Сферическая Тригонометрия.
2. Одновременно с работой в университете я читал лекции: 1) в Варшавском Политехническом Институте (1909-1915), 1) на Варшавских Женских Курсах с 1909 по 1915, 3) на Ростовских В.Ж. курсах с 1915 до момента их слияния в 1920 г. с Университетом,
3. в Ростовском Практическом Политехникуме (1920- 1924),4. В электромонтажном Институте... ] (1930), 5. В Ростовском механическом институте путей сообщения (1930-1931).
В них, кроме курса Анализа бесконечно малых и Аналитической Геометрии по программе для Высших Технических заведений читал еще курсы Проективной Геометрии, Теории вероятностей, 24)Высшей Алгебры, 25) Номографии, 26) Методики начальной Арифметики, 27) Методики Алгебры, 28) Методики Геометрии.
Кроме того, я преподавал в ряде техникумов и средних учебных заведений различных городов, как то: 1) в Политехникуме [...]Водных Путей Сообщения, (2)Ростовском Индустриальном техникуме, 3) в Донской Гимназии для взрослых, 4) в Вечерней Школе повышенного типа им. Октябрьской Революции, 5) в 32-й Советской Трудовой Школе, б) в [неразборчиво] Екатерининской Ж[енской] г[имназии] (ныне школе им. Покровского), 7) в Донском Женском Институте, 8) на курсах для преподавателей Красной Армии и др.
Читал систематические лекции по математике и 29) Астрономии (1) на общеобразовательных курсах при Варшавском Университете (190]-1903); 2)Народном Университете(29) Космологические гипотезы и 30) популярные лекции по Астрофизике; (3) читал лекции по 31) Философии Математики для преподавателей средней школы при Варшавском Учебном Округе летом 1912 г.; (4) лекции по 32) Методике Математики и Физике[...] в Нахичевани.
Административная деятельность:
* с 7/ XI 1912 по 11/ХП 1915 состоял секретарем Физ.- Мат. Факультета Университета
* 2 года - деканом Физ.-Мат. Факультета Ростовских и Д[онских] Высших Женских курсов
* 2 года-деканом Физ.-Мат. Отд. Донских Педагогических курсов
* 2 года - деканом Инженерно-Мелиоративного Факультета Ростовского Практического Политехникума
* 1 год -директором Донской Гимназии для взрослых
* полгода (1930) - ученым секретарем Электромонтажного Института
* Председателем физико-математической испытательной комиссии в 1919 году при Донском Университете
* Председателем родительского комитета 1-й Ростовской гимназии и др.
Организационная деятельность [помимо работы в уже упомянутых учебных заведениях - А.Р.]
* Организация Математического кабинета в Варшаве с 1911 года
* такого же, безусловно, наиболее богатого в СССР в Ростове начиная с 1919 г.
* Семинарской библиотеки при физмате в Варшаве и в Ростове
* Семинария в Варшаве и в Ростове
* Математической Секции студенческого педагогического кружка при Варшавском, а затем Ростовском Университете
* Ростовского, Новочеркасского и Варшавского методических математических кружков
* Ростовского Педагогического Общества
* в 1917 г. Математического Отделения Общества Естествоиспытателей при Северо-Кавказском Государственном Университете.
* в 1920 г. Философского Общества в Ростове
* в 1924 г. Методического Colloquium по Математике
Таким образом, Дмитрий Дмитриевич дает нам образец публичного типа ученого, для которого живое академическое общение было во всяком случае не менее важно, чем кабинетная работа. Более того, Дмитрий Дмитриевич, очевидно имел вкус к формальной стороне академической жизни, был увлечен институализацией академической среды. При этом условия, в которых ему приходилось работать, по большей части были весьма далекими от академического спокойствия.
Вот что вспоминает ученик и коллега Мордухай-Болтовского M Г.Хапланов о своем докладе на семинаре, которым руководил Дмитрий Дмитриевич осенью 1922 г.:
"В аудитории температура была ниже нуля, в разбитое окно задувал холодный ветер и пришлось перейти в другую аудиторию, где хотя бы стекла были целы. Дмитрии Дмитриевич просидел почти двухчасовой доклад, усы его покрылись инеем, руки и ноги у всех окоченели от холода... Однако, по окончании доклада Дмитрий Дмитриевич почти в течение часа с увлечением рассказывал о геометрии Лобачевского... Пальцы рук Дмитрия Дмитриевича так закоченели, что он не мог держать в руках мел, часто клал его и дыханием отогревал пальцы".
Всю жизнь Мордухай-Болтовского преследовали война и разрушение: сначала эвакуация из Варшавы (первая мировая война), затем гражданская война, имевшая на Дону особенно разрушительный характер, затем снова эвакуация, уже из Ростова (вторая мировая война). И это заставляло Дмитрия Дмитриевича быть готовым не только в любой момент все потерять, но и в любой момент начать все заново. Так он трижды создавал "геометрический кабинет" - собрание моделей, требующее огромного труда и внимания. Первый такой кабинет был создан в Варшаве и потерян при переезде в Ростов. Второй был создай в Ростове и пропал в 1942 г. во врем бомбежки Ростова. После войны в возрасте 71 года Дмитрий Дмитриевич вновь принимается за организацию геометрического кабинета.
Ясно, что превознесение героического характера, которое мы находим в послевоенной статье "Средние века" (см. настоящее издание), не было для него только литературным увлечением. Героическим характером обладал он сам, не изменяя своим литературным увлечениям собственной жизнью.
Нам известно о нескольких героических эпизодах из жизни Дмитрия Дмитриевича. О первом, относящемся ко времени гражданской войны, Эмилия Дмитриевна Болтовская смогла только сообщить, но, к сожалению, не смогла рассказать ничего конкретного. Известно только, что когда в дом ворвался вооруженный красноармеец, Дмитрий Дмитриевич мужественно себя повел и сумел охладить его революционный пыл. Кстати сказать, по словам Эмилии Дмитриевны, Дмитрий Дмитриевич, несмотря на свое дворянство, не был безусловным сторонником старой власти, хорошо понимал необходимость перемен и ддже мог быть причислен к "передовой интеллигенции".
Вместе с тем, мы не находим никаких следов того, что Мордухай- Болтовской увлекался теми политическими теориями, которые были популярны среди "передовой интеллигенции" в начале века в России, и которые новая власть взяла на вооружение. Поэтому "передовым" Дмитрия Дмитриевича можно считать только в смысле его свободы от старой социальной догматики, но не в смысле скорейшего освоения новой.
Следующий эпизод носит скорее комический характер - в том сильном смысле слова, когда речь идет о смехе на краю гибели. Рассказывает Эмилия Дмитриевна Болтовская:
"В 1937 г. проводили "чистку" профессоров. Все желающие послушать, как будут "чистить" профессоров, сидели в зале, профессоров вызывали на сцену, и они должны были изложить свою "идеологию", взгляды. Был у нас такой биолог Волков ему дали этикету "ползучий эмпирик" - честно говоря, я совсем не понимаю, почему он оказался ползучим... Профессора выходили и высказывали свои взгляды. Когда очередь дошла до Дмитрия Дмитриевича, он сказал: "Я, пожалуй, воздержусь высказывать свои взгляды, потому что боюсь соблазнить малых сих". Его не тронули..."
Возможно, что его не тронули, благодаря вмешательству Калинина или благодаря силе одного имени Калинина, хотя Эмилия Дмитриевна этого не подтверждает. Такую версию приводит писатель Александр Исаевич Солженицын, который в 1936-41 был студентом Мордухай-Болтовского (3) и который вывел Дмитрия Дмитриевича под вымышленным именем Дмитрия Дмитриевича Горяинова-Шаховского в романе "В круге первом" (гл. 10), что нам подтвердил сам писатель. Впрочем, как это видно по другим эпизодам, относящимся к жизни Дмитрия Дмитриевича, историческая правда в романе Солженицына настолько тонко переплетена с художественным вымыслом, то есть исторической неправдой, что его вряд ли можно принимать во внимание в качестве исторического свидетельства. Скорее всего, сам Солженицын или его источники в данном случае сами исходили из вероятности, а не из фактов.
Добавим еще, что идеологические нападки на Мордухай-Болтовского имели место и ранее. Так М. Выгодский в своей рецензии на "Исследования о происхождении некоторых основных идей современной математики", опубликованной в 1931 году в сборнике "На борьбу за материалистическую диалектику в математике" - в целом, кстати сказать, весьма благожелательной - упрекает автора в том, что он "далек от материалистического понимания истории".
Третий эпизод оказался трагическим. И это как раз тот случай, когда педантичность и героизм оказываются попросту одним и тем же. Рассказывает Эмилия Дмитриевна Болтовская:
"У него должна была быть лекция как раз во время бомбежки. Мы его отговаривали идти на лекцию, а он говорит: "Нет, я не могу не пойти, я все-таки пойду". Мы все очень волновались. Через некоторое время один преподаватель из Университета приносит часы Дмитрия Дмитриевича и говорит, что Дмитрий Дмитриевич ранен в голеностопный сустав и в голову".
Далее события развивались следующим образом (Эмилия Дмитриевна продолжает):
"Один из учеников Дмитрия Дмитриевича, который занимал в Армавире какой-то государственный пост, специально для Дмитрия Дмитриевича прислал вагон - во время войны, когда все это было невероятно трудно! В этом вагоне мы вывезли раненного Дмитрия Дмитриевича из Ростова, и поехали к моим родственникам в Ессентуки. Это было в 42-м году".
Вероятно, это было 8 июля 1942 г., когда немецкая бомба попал в здание физ.-мата и убила 12 человек.
В Ростове сгорело все имущество Мордухай-Болтовского и его семьи, включая богатую личную библиотеку. Пропали и некоторые рукописи, хотя часть их был вывезена. Пропавшие рукописи Дмитрий Дмитриевич впоследствии кропотливо восстанавливал по памяти.
"Когда воина кончилась и мы жили в Иваново, к нам на квартиру пришел страховой агент чтобы застраховать имущество. Тогда Дмитрий Дм итриевич достал подстаканник и сказал: "Вот мое имущество".
Определенно можно судить о вмешательстве бывшего слуги, превратившегося в могущественного покровителя, в жизнь Дмитрия Дмитриевича на основании только одного эпизода:
"Когда мы жили в Ессентуках [1943 г - А.Р.], то ужасно нуждались. Калинин узнал об этом от Владимира - брата Дмитрия Дмитриевича, который жил в Москве и часто с ним общался - и прислал нам 3000 р. В то время это были большие деньги. Я пошла на почту получать эти деньги, а мне говорят; "Эти деньги уже получили". Смотрю - за эти деньги расписался другой человек. Оказалось, что кассирша сбежала с деньгами вместе с каким-то офицером, который и уговорил ее взять эти деньги. Когда Владимир узнал об этом, он пересказал эту историю Калинину. Калинин посмеялся и прислал деньги еще раз. На этот раз их принесли прямо на дом.
Старшего брата Дмитрия Дмитриевича, Ивана, по свидетельству Эмилии Дмитриевны, спасла от ареста стоявшая на его столе фотокарточка, на которой он был запечатлен вместе с Калининым.
Однако младшего брата, Владимира, который теснее своих братьев был связан с Калининым, это знакомство не только не оберегло от ареста, но может быть, наоборот, ему способствовало; после войны Владимир был арестован и сослал в Магадан. Что, конечно, неудивительно, поскольку в это же время находилась под арестом жена самого Калинина.
Эмилия Дмитриевна продолжает:
Потом, когда Дмитрий Дмитриевич стал лучше себя чувствовать, ему предложили работу в пятигорском Педагогическом Институте. Он согласился (1943 г. - А.Р.). Тогда нам стало немножко легче. Потом мы переехали в Иваново: там жила сестра жены Дмитрия Дмитриевича, у нее была большая квартира. Там Дмитрию Дмитриевичу дали место в ивановском пединституте [1944 г. -А.Р.]".
В первый послевоенный учебный год Дмитрий Дмитриевич возвращается в разрушенный Ростов - возвращается в свой университет, к своему делу, за верность которому он чуть было не расплатился жизнью. Но здесь Дмитрий Дмитриевич неожиданно оказывается в роли жертвы, а не победителя. С этой ролью он, похоже, не соглашается никогда.
"Но все-таки Дмитрий Дмитриевич стремился в Ростов, и потом мы туда переехали. И вот там совершилась самая большая трагедия. Поскольку какое-то время Дмитрий Дмитриевич и мой муж находились на оккупированной территории, это было ужасное пятно. На физико-математическом факультете университета был большой вестибюль, где висели портреты всех известных математиков университета. Там был и портрет Дмитрия Дмитриевича. Однажды Дмитрий Дмитриевич приходит в университет и видит, что его портрет сняли. Почему? Потому что он был на оккупированной территории. То, что он пострадал от немецкой бомбы, не посчитался ни с чем, пошел на лекцию и выполнил свой долг - не имело значения.
Это переполнило чашу весов. Дмитрий Дмитриевич обиделся и написал в пятигорский пединститут, что он хочет туда вернуться. Дмитрий Дмитриевич уехал в Пятигорск, а мы с Филаретом Дмитриевичем остались в Ростове".
Возможно, что именно вынужденные ограничения публичной активности позволили Дмитрию Дмитриевичу в этот последний период жизни закончить труд, который можно было бы назвать трудом его жизни, если бы только в его жизни не было других трудов, отличающихся по своему характеру, но и по своему масштабу - полный перевод на русский язык "Начал" Евклида с уникальными комментариями, в которых анализируется не только античная, но и европейская традиция геометрического учебника.
Одна из последних фото Мордухай-Болтовского
Скончался Дмитрий Дмитриевич все-таки в Ростове - в городе, к которому бы особенно привязан.
"В 1952-м году Дмитрий Дмитриевич гостил у нас на каникулах. Однажды ночью ему внезапно стало плохо. Вызвали "скорую помощь"; когда врач приехал, все уже было кончено".
Опубликовано в книге Д.Д.Мордухай-Болтовский. Философия. Психология. Математика. М., Серебряные нити, 1998.