Этот короткий текст (фрагмент из романа "Тигры среди лилий") более-менее достоверно повествует о странных обстоятельствах раннего появления на ростовской литературной сцене автохтонного постмодерного автора Владимира Межеры.
Кроме Межеры, постмодерные практики в ростовских 1980-х были не чужды еще нескольким авторам. Самое яркое явление в этой части вселенной - Мирослав Немиров. Но так же и многократно упоминавшиеся тут Сергей Тимофеев и львовская группа "Новая эклектика" (Дмитровский, Эмдина, Буренин, Агалли), а также тогдашний текстовик "12 вольт" Сергей Медведев, один из первых ростовских верлибристов Виктор Райкин, "ломатель" языка Александр Месропян, в гораздо меньшей степени - отцы-основатели "Заозерной школы" Жуков, Калашников и Бондаревский, всегда стоящие особняком поэты Александр Иванников и Татьяна Крещенская и рано забросившая литературные опыты Марина Перевозкина (Ратнер). Не знаю, возможен ли в формате ЖЖ содержательный разговор о литературных направлениях. Но было бы интересно узнать хотя бы - каким образом позиционируют себя сами эти авторы, ведь большинство из них живы :).
Очень жаль, что наш "сюр-рембо" Межера уже несколько лет как куда-то подевался. Хотя мы были дружны и тесно сотрудничали некоторое время в середине 1990-х, я даже не знаю его года рожденья. Ни одой его фотки в сети (кроме опубликованного тут недавно Лешей Евтушенко группового снимка) не отыскивается. Может быть, у кого-то есть фотографии или какие-то сведенья о нем?
Другие тексты Межеры можно почитать тут:
http://zhurnal.lib.ru/m/mezhera_w_o/ , тут:
http://magazines.russ.ru/ra/2006/10/me17.html, и тут:
http://www.litkarta.ru/projects/nestolitsa/texts/content/mezhera/ Черепашки в тапочках
Я начал писать этот роман в 1989 году. Жизнь была прекрасна. Я был молод, богат, только что женился на сумасшедшей алкоголичке, и у меня появилось много друзей-шизофреников. Никто из нас не думал о катастрофе, разразившейся через пару лет. Мы пили водку, вино, кофе, циклодол, толутанский бальзам, и ночи напролет при свечах пели песни под гитару. Мы были счастливы и сходили с ума от молодости, весны, лета, осени, зимы и свободы. Это было время неограниченной свободы, хотя нам казалось тогда, что ее недостаточно. Свободы было пруд пруди, но нам было мало. Я писал после секса сюрреалистические стихи, но жена просила меня написать фантастический роман о нашей неземной любви. И я начал писать реалистический роман о сумасшедшем доме. Тогда жена меня бросила, а я бросил писать роман. Я по прежнему пил водку, кофе, циклодол, пел песни под гитару при свечах с друзьями-шизофрениками, и продолжал писать после секса сюрреалистические стихи. Кроме того я стал курить марихуану и сочинять абсурдистские пьесы, в которых персонажи из разных книг взаимодействовали с неодушевленными предметами. Одна из этих пьес имела успех в литературных кругах. Мои стихи стали печатать в журналах и антологиях. Моя квартира превратилась в студию звукозаписи, где день и ночь гремела музыка, а рокеры спали вповалку среди гитар, барабанов, пустых бутылок и девочек-поклонниц. Потом у меня кончились деньги и отнялись ноги. Тогда я бросил пить водку, разогнал рокеров с их поклонницами, и стал писать статьи о музыке и политике для газет и журналов. Потом у меня опять отнялись ноги, и я решил вернуться к заброшенному роману. Свободы к этому времени уже совсем не осталось. Парламент расстреляли из танков. Все независимые от правительства печатные издания и телеканалы закрыли под видом финансовых проверок. Кругом шныряли агенты госбезопасности. Одного из них даже назначил Президентом. В моей квартире они установили скрытые микрофоны и телекамеры. Вот я и решил дописать свой роман о сумасшедшем доме. Я долго думал о том, в какой форме его писать. Сначала я хотел написать роман о том, как я собираюсь писать роман о сумасшедшем доме и выбираю для него форму. Потом я решил писать роман в виде доноса Господу Богу от Его секретного агента, засланного в сумасшедший дом с опасным заданием. Потом я стал писать роман в виде научного исследования о сумасшедшем доме с формулами и чертежами. Но все формулы и чертежи сумасшедшего дома похитили агенты госбезопасности. Они объявили мои формулы и чертежи сумасшедшего дома государственной тайной и продали арабским террористам. Тогда я стал писать свой роман в виде сценария фильма ужасов. Потом я стал перемешивать наброски романа в целях конспирации, чтобы арабские террористы ничего не могли в нем понять. И у меня начал получаться роман, представляющий по форме нечто среднее между тем, что описывали в своих дискуссиях американские теоретики пост-модернизма, и тем, о чем мечтали в своих критических обзорах итальянские теоретики фантастико-научной прозы. Но все это не имеет уже никакого отношения к моему роману о сумасшедшем доме. Я ведь о чем пишу - о том, что шоколадный лабрадор в огне, а черепашки в тапочках.