Юный Бондаревский
Татьяна Крещенская kreshenskaya прислала из своих архивов фото юного Игоря Бондаревского.
Каков!
Пользуюсь случаем - присовокупляю к фото "старые стихи" Игоря, еще не публиковавшиеся в сети.
ФЕВРАЛЬ
1
За окном ночь февральская воет капризно.
Слава Богу, ребенок уснул наконец.
Жаль, что гость засидевшийся все хочет вызнать,
любопытствует: кто у ребенка отец.
Мог бы сам быть отцом. Сам ни лучше, ни хуже.
Впрочем, этот на кухне нудящийся гость
твоему одиночеству вовсе не нужен.
Он - как все. А от всех у тебя только злость.
Нет у них на душе ни покоя, ни мира.
Им бы всем по призванью служить в ямщиках,
водку горькую пить в станционных трактирах,
песню горькую петь в беспредельных снегах.
А тебе - исполнять по хозяйству повинности
да ночами в подушку впечатывать крик.
Плачь - не плачь, все равно в этой вечной провинции,
как промерзнет - запьет да и сгинет ямщик.
Поскорей бы и этот забылся в метели.
Поскорей бы и этот пропал ни за грош.
Ты неслышно к мальчишеской узкой постели
подойдешь. Одеяло поправишь. Вздохнешь.
2
Пальцы зимнего утра на стеклах оконных
шелуху ледяную начнут шелушить.
Через сон неглубокий ты смутно припомнишь:
нужно мальчику в школу спешить.
А когда звон будильника грянет
и малыш босиком пробежит через тьму
и в твои материнские мысли заглянет,
ты насильной улыбкой ответишь ему.
Будешь прятать от зеркала взгляд невеселый.
Отвлекаться не надо. Умой и одень.
Покорми. Причеши. Собери его в школу.
Начинается день.
Начинается жизнь. Все у вас в этой жизни
вкривь и вкось.
И предвестьем итога блестит на карнизе
снег тяжелый и плотный, промерзший насквозь.
И всю зиму у вас за оконною рамой
полыхает кладбищенским мрамором снег.
Утро. Собран. Накормлен. Прощается с мамой.
На уроки бежит: как нескладен тот бег!
3
Снова в городе вьюга бесшабашная вьется,
заискрившись по окнам голубой бахромой.
Это значит - что мальчик с опозданьем вернется
после школы домой.
Значит - снова с друзьями
заигрался в снежки
там, где яма на яме
и гудят сквозняки.
Сыплет снег в котлован на бетонные плиты,
на столбы, на куски арматуры стальной.
Детям нравится там, где не все еще вбиты
основанья домов в твердь земли ледяной.
Жизни легче учиться на улице снежной,
где простор и мороз.
А в любви материнской, в доброте неизбежной
слишком много упреков и бессмысленных слез.
Дети заняты. Дети жизни учатся сами.
Слушать некогда речи неизбежной любви.
После будут им вьюги говорить голосами
матерей, не успевших дать советы свои.
ВЗРОСЛОСТЬ
Я снова там, где глаза мокры, либо отчаянно сухи.
Столик с иконой и свечкой. Распахнута настежь дверь.
Взрослость - возраст такой, когда умирают старухи.
Это морозный возраст злых, неизбежных потерь.
Это душный возраст курилок, бытовок, малярок, слесарок.
Это возраст, растрескавшийся от невыплаканных слез,
когда от ненаписанных писем на душе мириады помарок,
а в сердце немолчное лязганье железнодорожных колес.
И хрустит на моих губах пыль дорог непройденных.
И от ошибок несделанных кружится голова.
И не перед кем покаяться. Разве что перед Родиной,
отвечающей снегопадами на невысказанные слова.
НЕВАЖНО О ЧЕМ
Для чего, одиночество, для чего ты живешь на земле?
Ты весь вечер сидишь в моем доме, в моем кресле, в моем тепле.
Ты моргаешь, вздыхаешь, причмокиваешь, пьешь из чайника моего.
Но мне ничего не подсказываешь и не объясняешь совсем ничего.
Мне бы лучше из дома выскочить и на улице остановить
первого встречного - и спросить у него совета.
И неважно какого совета. А хотя бы спросить закурить.
Я спасусь - даже если он не станет со мной говорить,
угостит на ходу сигаретой!
НОЧНОЙ ДОЖДИК
Он в окнах звенел в темпе легкого бега.
Так мог бы на флейте играть перед сном
бедняк музыкант, не нашедший ночлега
в столетье чужом, в городке неродном.
Он мог бы прилечь без хлопот под забором,
но начал играть - для себя, о себе,
чтоб взвился мотив над когтистым собором,
с карнизов сгоняя ручных голубей!
Но, впрочем, откуда такие миражи?
Я взрослый - зачем вспоминать ерунду
про флейты и свечи, плюмажи, корсажи?
Ни бога нет в небе, ни черта в аду.
А только и есть одиночество в доме,
когда не до сна - и за окнами тьма
становится с каждой минутой весомей,
и давит на стекла, и сводит с ума.
Лил дождик ночной - словно это на флейте,
но лучше бы это - гвоздем по стеклу!
Тогда было б легче не думать о смерти,
не думать, не слушать, не падать во мглу.
ШУМ НОЧНЫХ ПОЕЗДОВ
1
Ночью резче в камнях городских
отзывается лязг поездов.
Ночью активней спорят
поезда с фундаментами домов.
Ночью вес набирают
аргументы железной дороги.
2
Может быть, слишком много
вечности по ночам
слышится в шуме прибоя железнодорожного.
И вокзалов ночных робинзоны
про свои города забывают
и в беспамятстве отрекаются друг от друга.
Ночью в доме своем
я опять размышляю об этом.
Я опять от бездарной бессонницы мучусь.
И со мной никого нет рядом
из близких. Но мне и не надо
милости ни от друзей, ни от женщин любимых.
Лучше остров заветных бессонниц...
Пусть на том берегу и моя единичка
увеличит число столпившихся одиночеств.
3
Подари мне лишь ночь -
на вокзале, в людской толкотне.
Много ль надо?
Где-нибудь на перроне
прижмемся к холодной стене,
будем рядом.
Молчаливо посмотрим -
кто с Севера там, кто с испуга...
Каждый в круге своем -
и не знает, как выйти из круга.
И пускай нас окликнет
какой-нибудь хмурый сержант.
Всё в порядке!
Ночь. Всего только ночь.
Без билетов и без багажа.
Без оглядки.
Без приюта, без ласковых слов
и без нежной постели...
Подари мне лишь ночь -
просто так, на вокзале, без цели.
ПОСЛЕ РАЗЛУКИ
Той ночью прикурить хотел я то и дело,
но ветер спички все в руках моих гасил.
И я твердил "люблю", о пустяках просил,
но ты прислушиваться не хотела.
И вот сегодня нас опять судьбой свело.
И светлый день горит. Деревья бусы нижут
из блесток солнечных. Но - Боже мой!- я вижу,
что у тебя в душе с тех пор не рассвело.
Опять слова я трачу, а вокруг
моих речей - ночь жадная, и гаснут
мои слова, как спички, понапрасну
в твоей душе - на ледяном ветру.
НЕ О ЛЮБВИ
Слава Богу, у нас нет и не было речи
о любви - и без слов, нам неплохо вдвоем.
Мы не то что молчим целый вечер,
а как будто на дне океана живем.
И не нужно ни истины нам, ни обмана.
Есть любовь. Но не будем о ней.
Слава Богу, живем, как на дне океана,
где сплетаются тени и тени теней.
В КАФЕ
Ни разбойничье золото этих тугих своих плеч,
ни горячую ветреность этих гнедых своих глаз
ты не хочешь беречь. Я согласен: не нужно беречь,
что дано не на вечность, а только на миг, на сейчас.
Я не спорю: не нужно беречь и не нужно жалеть,
что на ветер осенний отпустишь увядшей листвой
и что быстрым пожаром таежным должно прогореть,
снова в землю уйти своевольной водой ключевой.
И тебе я скажу, что не так уж мне важен - черт с ним! -
твой румянец, подобный - как пишут поэты - огню.
Слава Богу, что в летнем кафе мы неплохо сидим.
Вот пломбир для тебя, а себе я портвейну налью.
Пусть над нами с ветвей тополиных срывается пух!
Пусть, когда мы уйдем, доклюют со стола воробьи!
Это вовсе не лекция. Это я думаю вслух.
И мне грустно, что опытность нам не заменит любви.
Ты прости, что грущу невпопад и живу впопыхах.
Но что делать? Таков этот мир, этот взрослый наш мир.
Мне бы лучше молчать да глядеть, как на сладких губах,
на губах у тебя белой пленочкой стынет пломбир.
СЛУЧАЙНЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Все твои восемнадцать стоят меньше копейки.
Не любовь в твоем сердце, а всего лишь тоска.
Черт-те с кем будешь в парке ночь сидеть на скамейке.
Для потехи так просто ты найдешь дурака...
А в гостинице койку почему-то не дали,
но зато в ресторане дали водку ему.
Анекдотами сыплет и зовет в город Таллинн...
Говорит: "Полетели. Я билеты возьму".
Но что дальше он скажет, друг твой этот случайный?
Может, деньги покажет? Может, вытащит нож?
Будешь кошкой чердачной. Будешь крысой подвальной.
По базарным торговкам побираться пойдешь.
ВОРОН
Я ночью был вороном-вестником, спутником Аполлона.
Но я говорил не о числах разумного бытия,
не о духе музыки, не о гибели Илиона,
а я говорил о деньгах, о подыскиваньи жилья...
Меня молодая женщина слушала удивленно:
я - ворон, зачем же боги вещают через меня
о том же, о чем над улицей вопит любая ворона?
ВОЗРАСТ
1
Вечерами сидеть на скамейке возле калитки,
где можно окликнуть, если захочется,
какого-нибудь гуляющего парнишку -
и ему рассказывать свою жизнь.
С благодушным спокойствием,
без утайки и без обмана
говорить... И пусть позавидует парень
моей стариковской свободе суждений!
Стану таким стариком, думал,
думал, покуда не понял, что есть уже что скрывать.
2
Только-только выйдя из детства,
увидел себя в болоте
собственного невежества.
Я никогда, может быть,
не выберусь к надежному берегу.
Но я научился, я научился
перепрыгивать с кочки на кочку.
3
Я знаю, добро и зло -
это не две футбольные команды.
Так будьте вы прокляты,
обе команды,
гоняющие мячик моего самолюбия!
4
Собственных рук не обманешь.
Руки почувствуют сами,
справедлива ли их работа.
А если работа несправедлива,
какой бы легкой она ни была,
будут после болеть руки.
Это до боли
будет стыдно рукам.
5
С первым порывом взрослости
отрекся без сожалений
от золотых запасов фольги конфетной.
Я вспомнил об этом сегодня,
стоя в крикливой очереди за зарплатой.
Я понял, что мне разонравилось,
как люди играют в деньги,
и что нужно второе,
новое повзросленье,
новое отреченье.
Нестерпимым сделалось иго
всех нажитых сокровищ.
6
Увидел на площадке строительной
стаю бродячих собак.
Подумал: такие милые и смешные -
как попало перебегают дорогу,
пренебрегая сигналами светофоров.
Подумал: люблю их, как в детстве!
Показалось: не изменился
с детских лет ни насколько!
Жаль, что собаки мне не поверили.
Ни одна не далась погладить.
7
Смотрел свои фотографии детские,
а после не поленился -
в зеркало глянул.
И поразился: какое серьезное
теперь у меня лицо.
На этой унылой и озабоченной
физиономии
ничего уже не исправишь
поцелуем.
И даже пощечиной
к выраженью лица ничего не добавишь!
В ТЕМНЫЙ ЧАС
В темный час, когда нет вдохновенья, берется бессонница
предо мною прокручивать воспоминаний кино.
Мне становится страшно тогда. Я боюсь, что мне вспомнится
то, что я уже умер, что я умер давным-давно.
Умер, но только вовремя смерти своей не заметил
и по собственному недосмотру остался среди живых,
мертвым, бездушным телом задержался на белом свете -
и злодейств своих не постигаю, не стыжусь своих мыслей кривых.
НЕБО
Было велено небу на рассвете воскресном
содрогнуться до самых глубин.
И я понял, проснувшись: это с громом небесным
соревнуется гром реактивных турбин.
И я в небе увидел не мохнатые тучи,
а лишь пепельный след.
Это воздух, что сделался прахом летучим.
Это комьями шерсти свалявшийся свет.
Это жар без огня. Это выдох без вдоха.
И я понял: болеть будет синяя гладь.
И опять, как с женой, я заспорил с эпохой:
невозможно жалеть, можно только желать.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
Об утесы хмурые с треском рушащейся стеклотары
разбиваются волны, осколки летят по берегу.
А по бурному морю, Европе своей в подарок,
привез Христофор Колумб открывшуюся Америку.
А Европа всё размышляет, ходит вокруг да около,
да не знает, что делать с новоявленной информацией.
Лучше б Колумб открыл то самое облако,
с которого силы адовы присыпают нас радиацией.
У Европы свои заботы, не срабатывает наследственность,
и храбрейшие воины болеют болячками спидовыми.
Нет, не хочет Европа брать под свою ответственность
невоспитанную Америку с ее голыми идолами.
А Колумб головой кивает и руками разводит в бессилии.
Он уже обнищал, завшивел и живет он в помойной яме.
И уже на приколе рассохлась его брошенная флотилия,
там в трюмах разбитых крысы сожительствуют с нетопырями.
Впрочем, все это было предсказано древнегреческими гадалками.
Слава Богу, что золото из свинца выплавляется понемножку
и все больше усилий требуется, чтоб деревянными скалками
шарик сдобы земной раскатывать обратно в лепешку.
ПЕРЕД ОСТРОГОМ
Век мой далекий! Я душою примерз к твоим бедам.
Я в тебе разобрался - и не верю твоим салютам.
Да и ты меня понял. Оттого-то бредет за мной следом
твой слуга, твой солдатик чудной со штыком примкнутым.
Мои ноги в цепях, а чело в звонком облаке комарином...
Слава Богу, что на привалах сухари на равные части
раскладывает солдатик. Слава Богу, что с ним, с конвоиром,
разговаривать можно о жизни, о службе, о власти.
Можно, как перед храмом, смириться перед острогом,
где государство по-скотски исполняет свои приговоры -
и в безмерности пыток уравниваются перед Богом
и пророки, и воры...
ВОЛЬТЕРЬЯНЕЦ
В заповедных покоях возглашая вольные мысли,
вольтерьянец парижский рассчитывает на доверие.
И по-детски так дерзко он всматривается в лисьи
глаза российской империи.
Он вред крепостного права показывает на примерах
и доказывает силлогизмами необходимость свобод...
Он до смерти запомнит, как смахивает мух с изваянья Вольтера
та рука, что живым смутьянам клейма ставит и ноздри рвет.
В 1831-ом
Хватит лекций по логике! Хватит сухой академии!
Профессор! Вот Вам тема в порядке дискуссии:
объясните холеру. В чем причины сегодняшней эпидемии
в образцовой, по Вашим словам, в образованной Пруссии?
Разве это не мера абсурда? Разве это не трескается галера
просвещения? Вы разве не слышите треска, профессор?
"Нет, не слышу,- отвечает профессор,- холера - это химера,
наважденье, случайность на звездной дороге прогресса.
Дело разума - двигаться к совершенству. И не сегодня,
так завтра, так послезавтра откроют врачи утешенье...
Это не кара господня,
это дьявольское искушенье!
И нынешним вечером в шапочке своей черной,
как муха, я взвеюсь с экрана последних известий
и буду внушать вам в манере жужжаще-мажорной,
что самое страшное - это свихнуться всем вместе..."
Так рассуждает профессор. А из города едут подводы,
укутанные брезентом. И столько еще школярства,
и столько еще восторга в спазмах последней свободы...
И не дохнут в погасших колбах гомункулы государства!
ГАМЛЕТ
Датчанам Гамлет не по нраву.
Он мил, способности в нем есть.
Но что ж он мудрствует лукаво?
Далась ему вся эта месть!
Ведь все подшито. Шито-крыто.
И прошлого не возвратить.
И толку нет в ночи сердитой
с угрюмой тенью говорить.
А лучше, парень, на бумаге
свои сомненья изложи.
Потом с монахом выпей браги -
залей глаза - и не тужи.
А поутру - больной с похмелья -
не слушай в темени гнилой,
как сумасшедшая Офелия
беседует сама с собой.
ТЕНЬ
Наверно - быть. Но можно и не быть.
От этих мыслей будешь волком выть.
Дай Бог, чтоб и тебе во тьме промозглой
тень неотмщенная напомнила при встрече,
что одинаково постыдны чет и нечет
на арифмометре торгующего мозга.
СТИХИ О ШЕКСПИРЕ
1
К любому ремеслу нисходит благочинье,
лишь наше ремесло бродяжит по векам,
на шляпу нацепив перо павлинье,
цветы бумажные пришпилив к башмакам.
Ни пепелищ войны, ни очага чумного
мы не пропустим. Нам уверенность нужна,
что под луной ничто, ничто не ново
и что по кругу ходят времена.
И по орбитам движутся планеты.
И по ночам работает Шекспир -
он перекраивает старые сюжеты,
разношенные до последних дыр.
Сдувает с папок пыль и заново он судит,
выносит приговоры вновь и вновь,
и по иссохшим руслам старых судеб
пускает свежую, разгневанную кровь.
И от чернильных клякс манжеты он не чистит.
И он еще раз и еще раз - черт возьми!-
крупицы смысла ищет в тине истин,
отвергнутых и проклятых людьми.
2
Жизнь в сущности проста. Ее легко понять.
Лишь на подмостках нет гармонии и мира.
И в новой пьесе мистера Шекспира
героя моего погибель ждет опять.
И я - не больше чем актер из труппы.
И должен легок быть, как всякий лицедей.
Но страшно мне: гниют в душе моей
героев сыгранных неубранные трупы.
И я после игры пью в кабаке вино,
чтоб успокоиться. Болит душа и тело.
И никому воскреснуть не дано
из сотен Гамлетов, Макбетов и Отелло.
И в жизни все не так. Кто жизнью дорожит,
тот сможет многое. Но к мертвецам прикован
мой взгляд! И разум мой, как будто хищный ворон,
над мертвецами день и ночь кружит!
Я, впрочем, лишь ничто. Актер не гениальный.
И, захмелев, могу я обо всем забыть...
Признайтесь, метр, что быть или не быть -
вопрос не жизненный, а только театральный!
3
Лишь дисгармонию улавливает лира.
Лишь непорядок душу увлечет.
Мне дела нет, что в жизни у Шекспира
есть дом свой, и жена, и деньги, и почет.
Ведь принц терзается совсем не ради власти.
Веронской девочке неведома корысть.
Нет, никому из них очей не застят
ни золотые блюда, ни ковры.
Мне дела нет, что сам Шекспир богат монетой,
землицу прикупил, пристроил флигелек -
в то время как монах беседовал с Джульеттой,
а Гамлет ввинчивал в Лаэрта свой клинок...
Покамест Лир шагал сквозь вьюгу и разруху...
Я знаю, выдуман несчастный этот Лир.
Но выдуман с душой! Не верю, что Шекспир
слепому королю не брат по духу!
Он призван к нищете. Иного не дано.
Я знаю, как горька никчемная победа.
Глядите, дурачье! Вот поле и зерно!
Вот баба и вино! Вот сон после обеда!
ЗАКАТ НАД МОРЕМ
Горит над морем зарево заката.
Но это не огонь. Там нечему гореть.
И это словно дух огня крылатый -
и людям на него позволено смотреть.
Там память пламени и там пожар предчувствий.
Там словно взмахи кисти колдовской.
И я скажу, что той же, что в искусстве,
бесплотной жизненностью жив закат морской.
Мы об искусстве зря так жарко спорим,
бросаемся словами невпопад.
Нигде в пространстве не горит закат,
горящие крыла раскинувший над морем.
ИСКУССТВО
Сколько веков пронеслось - а своих сумасбродств ни разу
не устыдилось искусство, не учло воспитательные упреки.
И оно с первобытных времен прогуливает уроки
и по-детски наивно шаманит, и туманит наш разум,
и возводит в квадрат добродетели наши и наши пороки.
И это оно легкую грусть просветляет.
И это оно гнетущую боль обостряет.
А того, кто итоги подвел, от лишней возни избавляет -
и само пистолет подает или в рюмочке яд растворяет.
ВАН-ГОГ
Не сомневаюсь я в Ван-Гоге.
Он не предаст. Он будет днем
и ночью творческим огнем
гореть. И будет нищ в итоге.
Он раздает свои холсты,
как милостыню,- щедрой дланью.
На жизнь глядит он с высоты
прижизненного непризнанья.
НА МОТИВЫ АРТЮРА РЕМБО
Не верь, что творчеством к успеху не пробиться.
Кто бросил творчество - тот стал на путь измен.
Он - там, где ветер с крыш срывает черепицу
и осень слезы льет в проломы старых стен.
И нет в его душе ни чести, ни отваги.
Он каждым вечером бредет, унынья полн,
в трактир, где с девками торгуются бродяги
и сыплет искрами камин, как адский горн.
И нет в его глазах сиянья прежних истин.
И от возможности спасения души
отрекся он в тот день, когда мольберт и кисти
жиду-тряпичнику он отдал за гроши.
СТИХИ О РЕМБРАНДТЕ
Жаль, что честная бедность не имеет к таланту
никакого почтенья. Как Рембрандт ни велик,
а повсюду он должен. И не верят Рембрандту
ни трактирщик, ни доктор, ни портной, ни мясник.
Но Рембрандт не грустит. Он опять на коленях
держит Саскию, в зеркало пялясь хитро.
Слава Богу, что знаем, где искать вдохновенье,
и что наше искусство не так уж старо.
И еще в этой жизни есть изящество Флоры.
А распутства Данаи нам достанет с лихвой
для того, чтоб полгода еще кредиторы
обождали с позорной тюрьмой долговой.
Не кляни эту жизнь за ее несусветность.
Стоит святость Эсфири всех наших тревог.
А в день праздника нашего честная бедность
нам сама испечет самый сдобный пирог.
Что с того, что свобода вновь и вновь под вопросом?
Крестовина мольберта спасет нас всегда!
Кинь в камин тот набросок, что случайно набросан
на бумаге, что утром пришла из суда!
Каков!
Пользуюсь случаем - присовокупляю к фото "старые стихи" Игоря, еще не публиковавшиеся в сети.
ФЕВРАЛЬ
1
За окном ночь февральская воет капризно.
Слава Богу, ребенок уснул наконец.
Жаль, что гость засидевшийся все хочет вызнать,
любопытствует: кто у ребенка отец.
Мог бы сам быть отцом. Сам ни лучше, ни хуже.
Впрочем, этот на кухне нудящийся гость
твоему одиночеству вовсе не нужен.
Он - как все. А от всех у тебя только злость.
Нет у них на душе ни покоя, ни мира.
Им бы всем по призванью служить в ямщиках,
водку горькую пить в станционных трактирах,
песню горькую петь в беспредельных снегах.
А тебе - исполнять по хозяйству повинности
да ночами в подушку впечатывать крик.
Плачь - не плачь, все равно в этой вечной провинции,
как промерзнет - запьет да и сгинет ямщик.
Поскорей бы и этот забылся в метели.
Поскорей бы и этот пропал ни за грош.
Ты неслышно к мальчишеской узкой постели
подойдешь. Одеяло поправишь. Вздохнешь.
2
Пальцы зимнего утра на стеклах оконных
шелуху ледяную начнут шелушить.
Через сон неглубокий ты смутно припомнишь:
нужно мальчику в школу спешить.
А когда звон будильника грянет
и малыш босиком пробежит через тьму
и в твои материнские мысли заглянет,
ты насильной улыбкой ответишь ему.
Будешь прятать от зеркала взгляд невеселый.
Отвлекаться не надо. Умой и одень.
Покорми. Причеши. Собери его в школу.
Начинается день.
Начинается жизнь. Все у вас в этой жизни
вкривь и вкось.
И предвестьем итога блестит на карнизе
снег тяжелый и плотный, промерзший насквозь.
И всю зиму у вас за оконною рамой
полыхает кладбищенским мрамором снег.
Утро. Собран. Накормлен. Прощается с мамой.
На уроки бежит: как нескладен тот бег!
3
Снова в городе вьюга бесшабашная вьется,
заискрившись по окнам голубой бахромой.
Это значит - что мальчик с опозданьем вернется
после школы домой.
Значит - снова с друзьями
заигрался в снежки
там, где яма на яме
и гудят сквозняки.
Сыплет снег в котлован на бетонные плиты,
на столбы, на куски арматуры стальной.
Детям нравится там, где не все еще вбиты
основанья домов в твердь земли ледяной.
Жизни легче учиться на улице снежной,
где простор и мороз.
А в любви материнской, в доброте неизбежной
слишком много упреков и бессмысленных слез.
Дети заняты. Дети жизни учатся сами.
Слушать некогда речи неизбежной любви.
После будут им вьюги говорить голосами
матерей, не успевших дать советы свои.
ВЗРОСЛОСТЬ
Я снова там, где глаза мокры, либо отчаянно сухи.
Столик с иконой и свечкой. Распахнута настежь дверь.
Взрослость - возраст такой, когда умирают старухи.
Это морозный возраст злых, неизбежных потерь.
Это душный возраст курилок, бытовок, малярок, слесарок.
Это возраст, растрескавшийся от невыплаканных слез,
когда от ненаписанных писем на душе мириады помарок,
а в сердце немолчное лязганье железнодорожных колес.
И хрустит на моих губах пыль дорог непройденных.
И от ошибок несделанных кружится голова.
И не перед кем покаяться. Разве что перед Родиной,
отвечающей снегопадами на невысказанные слова.
НЕВАЖНО О ЧЕМ
Для чего, одиночество, для чего ты живешь на земле?
Ты весь вечер сидишь в моем доме, в моем кресле, в моем тепле.
Ты моргаешь, вздыхаешь, причмокиваешь, пьешь из чайника моего.
Но мне ничего не подсказываешь и не объясняешь совсем ничего.
Мне бы лучше из дома выскочить и на улице остановить
первого встречного - и спросить у него совета.
И неважно какого совета. А хотя бы спросить закурить.
Я спасусь - даже если он не станет со мной говорить,
угостит на ходу сигаретой!
НОЧНОЙ ДОЖДИК
Он в окнах звенел в темпе легкого бега.
Так мог бы на флейте играть перед сном
бедняк музыкант, не нашедший ночлега
в столетье чужом, в городке неродном.
Он мог бы прилечь без хлопот под забором,
но начал играть - для себя, о себе,
чтоб взвился мотив над когтистым собором,
с карнизов сгоняя ручных голубей!
Но, впрочем, откуда такие миражи?
Я взрослый - зачем вспоминать ерунду
про флейты и свечи, плюмажи, корсажи?
Ни бога нет в небе, ни черта в аду.
А только и есть одиночество в доме,
когда не до сна - и за окнами тьма
становится с каждой минутой весомей,
и давит на стекла, и сводит с ума.
Лил дождик ночной - словно это на флейте,
но лучше бы это - гвоздем по стеклу!
Тогда было б легче не думать о смерти,
не думать, не слушать, не падать во мглу.
ШУМ НОЧНЫХ ПОЕЗДОВ
1
Ночью резче в камнях городских
отзывается лязг поездов.
Ночью активней спорят
поезда с фундаментами домов.
Ночью вес набирают
аргументы железной дороги.
2
Может быть, слишком много
вечности по ночам
слышится в шуме прибоя железнодорожного.
И вокзалов ночных робинзоны
про свои города забывают
и в беспамятстве отрекаются друг от друга.
Ночью в доме своем
я опять размышляю об этом.
Я опять от бездарной бессонницы мучусь.
И со мной никого нет рядом
из близких. Но мне и не надо
милости ни от друзей, ни от женщин любимых.
Лучше остров заветных бессонниц...
Пусть на том берегу и моя единичка
увеличит число столпившихся одиночеств.
3
Подари мне лишь ночь -
на вокзале, в людской толкотне.
Много ль надо?
Где-нибудь на перроне
прижмемся к холодной стене,
будем рядом.
Молчаливо посмотрим -
кто с Севера там, кто с испуга...
Каждый в круге своем -
и не знает, как выйти из круга.
И пускай нас окликнет
какой-нибудь хмурый сержант.
Всё в порядке!
Ночь. Всего только ночь.
Без билетов и без багажа.
Без оглядки.
Без приюта, без ласковых слов
и без нежной постели...
Подари мне лишь ночь -
просто так, на вокзале, без цели.
ПОСЛЕ РАЗЛУКИ
Той ночью прикурить хотел я то и дело,
но ветер спички все в руках моих гасил.
И я твердил "люблю", о пустяках просил,
но ты прислушиваться не хотела.
И вот сегодня нас опять судьбой свело.
И светлый день горит. Деревья бусы нижут
из блесток солнечных. Но - Боже мой!- я вижу,
что у тебя в душе с тех пор не рассвело.
Опять слова я трачу, а вокруг
моих речей - ночь жадная, и гаснут
мои слова, как спички, понапрасну
в твоей душе - на ледяном ветру.
НЕ О ЛЮБВИ
Слава Богу, у нас нет и не было речи
о любви - и без слов, нам неплохо вдвоем.
Мы не то что молчим целый вечер,
а как будто на дне океана живем.
И не нужно ни истины нам, ни обмана.
Есть любовь. Но не будем о ней.
Слава Богу, живем, как на дне океана,
где сплетаются тени и тени теней.
В КАФЕ
Ни разбойничье золото этих тугих своих плеч,
ни горячую ветреность этих гнедых своих глаз
ты не хочешь беречь. Я согласен: не нужно беречь,
что дано не на вечность, а только на миг, на сейчас.
Я не спорю: не нужно беречь и не нужно жалеть,
что на ветер осенний отпустишь увядшей листвой
и что быстрым пожаром таежным должно прогореть,
снова в землю уйти своевольной водой ключевой.
И тебе я скажу, что не так уж мне важен - черт с ним! -
твой румянец, подобный - как пишут поэты - огню.
Слава Богу, что в летнем кафе мы неплохо сидим.
Вот пломбир для тебя, а себе я портвейну налью.
Пусть над нами с ветвей тополиных срывается пух!
Пусть, когда мы уйдем, доклюют со стола воробьи!
Это вовсе не лекция. Это я думаю вслух.
И мне грустно, что опытность нам не заменит любви.
Ты прости, что грущу невпопад и живу впопыхах.
Но что делать? Таков этот мир, этот взрослый наш мир.
Мне бы лучше молчать да глядеть, как на сладких губах,
на губах у тебя белой пленочкой стынет пломбир.
СЛУЧАЙНЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Все твои восемнадцать стоят меньше копейки.
Не любовь в твоем сердце, а всего лишь тоска.
Черт-те с кем будешь в парке ночь сидеть на скамейке.
Для потехи так просто ты найдешь дурака...
А в гостинице койку почему-то не дали,
но зато в ресторане дали водку ему.
Анекдотами сыплет и зовет в город Таллинн...
Говорит: "Полетели. Я билеты возьму".
Но что дальше он скажет, друг твой этот случайный?
Может, деньги покажет? Может, вытащит нож?
Будешь кошкой чердачной. Будешь крысой подвальной.
По базарным торговкам побираться пойдешь.
ВОРОН
Я ночью был вороном-вестником, спутником Аполлона.
Но я говорил не о числах разумного бытия,
не о духе музыки, не о гибели Илиона,
а я говорил о деньгах, о подыскиваньи жилья...
Меня молодая женщина слушала удивленно:
я - ворон, зачем же боги вещают через меня
о том же, о чем над улицей вопит любая ворона?
ВОЗРАСТ
1
Вечерами сидеть на скамейке возле калитки,
где можно окликнуть, если захочется,
какого-нибудь гуляющего парнишку -
и ему рассказывать свою жизнь.
С благодушным спокойствием,
без утайки и без обмана
говорить... И пусть позавидует парень
моей стариковской свободе суждений!
Стану таким стариком, думал,
думал, покуда не понял, что есть уже что скрывать.
2
Только-только выйдя из детства,
увидел себя в болоте
собственного невежества.
Я никогда, может быть,
не выберусь к надежному берегу.
Но я научился, я научился
перепрыгивать с кочки на кочку.
3
Я знаю, добро и зло -
это не две футбольные команды.
Так будьте вы прокляты,
обе команды,
гоняющие мячик моего самолюбия!
4
Собственных рук не обманешь.
Руки почувствуют сами,
справедлива ли их работа.
А если работа несправедлива,
какой бы легкой она ни была,
будут после болеть руки.
Это до боли
будет стыдно рукам.
5
С первым порывом взрослости
отрекся без сожалений
от золотых запасов фольги конфетной.
Я вспомнил об этом сегодня,
стоя в крикливой очереди за зарплатой.
Я понял, что мне разонравилось,
как люди играют в деньги,
и что нужно второе,
новое повзросленье,
новое отреченье.
Нестерпимым сделалось иго
всех нажитых сокровищ.
6
Увидел на площадке строительной
стаю бродячих собак.
Подумал: такие милые и смешные -
как попало перебегают дорогу,
пренебрегая сигналами светофоров.
Подумал: люблю их, как в детстве!
Показалось: не изменился
с детских лет ни насколько!
Жаль, что собаки мне не поверили.
Ни одна не далась погладить.
7
Смотрел свои фотографии детские,
а после не поленился -
в зеркало глянул.
И поразился: какое серьезное
теперь у меня лицо.
На этой унылой и озабоченной
физиономии
ничего уже не исправишь
поцелуем.
И даже пощечиной
к выраженью лица ничего не добавишь!
В ТЕМНЫЙ ЧАС
В темный час, когда нет вдохновенья, берется бессонница
предо мною прокручивать воспоминаний кино.
Мне становится страшно тогда. Я боюсь, что мне вспомнится
то, что я уже умер, что я умер давным-давно.
Умер, но только вовремя смерти своей не заметил
и по собственному недосмотру остался среди живых,
мертвым, бездушным телом задержался на белом свете -
и злодейств своих не постигаю, не стыжусь своих мыслей кривых.
НЕБО
Было велено небу на рассвете воскресном
содрогнуться до самых глубин.
И я понял, проснувшись: это с громом небесным
соревнуется гром реактивных турбин.
И я в небе увидел не мохнатые тучи,
а лишь пепельный след.
Это воздух, что сделался прахом летучим.
Это комьями шерсти свалявшийся свет.
Это жар без огня. Это выдох без вдоха.
И я понял: болеть будет синяя гладь.
И опять, как с женой, я заспорил с эпохой:
невозможно жалеть, можно только желать.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
Об утесы хмурые с треском рушащейся стеклотары
разбиваются волны, осколки летят по берегу.
А по бурному морю, Европе своей в подарок,
привез Христофор Колумб открывшуюся Америку.
А Европа всё размышляет, ходит вокруг да около,
да не знает, что делать с новоявленной информацией.
Лучше б Колумб открыл то самое облако,
с которого силы адовы присыпают нас радиацией.
У Европы свои заботы, не срабатывает наследственность,
и храбрейшие воины болеют болячками спидовыми.
Нет, не хочет Европа брать под свою ответственность
невоспитанную Америку с ее голыми идолами.
А Колумб головой кивает и руками разводит в бессилии.
Он уже обнищал, завшивел и живет он в помойной яме.
И уже на приколе рассохлась его брошенная флотилия,
там в трюмах разбитых крысы сожительствуют с нетопырями.
Впрочем, все это было предсказано древнегреческими гадалками.
Слава Богу, что золото из свинца выплавляется понемножку
и все больше усилий требуется, чтоб деревянными скалками
шарик сдобы земной раскатывать обратно в лепешку.
ПЕРЕД ОСТРОГОМ
Век мой далекий! Я душою примерз к твоим бедам.
Я в тебе разобрался - и не верю твоим салютам.
Да и ты меня понял. Оттого-то бредет за мной следом
твой слуга, твой солдатик чудной со штыком примкнутым.
Мои ноги в цепях, а чело в звонком облаке комарином...
Слава Богу, что на привалах сухари на равные части
раскладывает солдатик. Слава Богу, что с ним, с конвоиром,
разговаривать можно о жизни, о службе, о власти.
Можно, как перед храмом, смириться перед острогом,
где государство по-скотски исполняет свои приговоры -
и в безмерности пыток уравниваются перед Богом
и пророки, и воры...
ВОЛЬТЕРЬЯНЕЦ
В заповедных покоях возглашая вольные мысли,
вольтерьянец парижский рассчитывает на доверие.
И по-детски так дерзко он всматривается в лисьи
глаза российской империи.
Он вред крепостного права показывает на примерах
и доказывает силлогизмами необходимость свобод...
Он до смерти запомнит, как смахивает мух с изваянья Вольтера
та рука, что живым смутьянам клейма ставит и ноздри рвет.
В 1831-ом
Хватит лекций по логике! Хватит сухой академии!
Профессор! Вот Вам тема в порядке дискуссии:
объясните холеру. В чем причины сегодняшней эпидемии
в образцовой, по Вашим словам, в образованной Пруссии?
Разве это не мера абсурда? Разве это не трескается галера
просвещения? Вы разве не слышите треска, профессор?
"Нет, не слышу,- отвечает профессор,- холера - это химера,
наважденье, случайность на звездной дороге прогресса.
Дело разума - двигаться к совершенству. И не сегодня,
так завтра, так послезавтра откроют врачи утешенье...
Это не кара господня,
это дьявольское искушенье!
И нынешним вечером в шапочке своей черной,
как муха, я взвеюсь с экрана последних известий
и буду внушать вам в манере жужжаще-мажорной,
что самое страшное - это свихнуться всем вместе..."
Так рассуждает профессор. А из города едут подводы,
укутанные брезентом. И столько еще школярства,
и столько еще восторга в спазмах последней свободы...
И не дохнут в погасших колбах гомункулы государства!
ГАМЛЕТ
Датчанам Гамлет не по нраву.
Он мил, способности в нем есть.
Но что ж он мудрствует лукаво?
Далась ему вся эта месть!
Ведь все подшито. Шито-крыто.
И прошлого не возвратить.
И толку нет в ночи сердитой
с угрюмой тенью говорить.
А лучше, парень, на бумаге
свои сомненья изложи.
Потом с монахом выпей браги -
залей глаза - и не тужи.
А поутру - больной с похмелья -
не слушай в темени гнилой,
как сумасшедшая Офелия
беседует сама с собой.
ТЕНЬ
Наверно - быть. Но можно и не быть.
От этих мыслей будешь волком выть.
Дай Бог, чтоб и тебе во тьме промозглой
тень неотмщенная напомнила при встрече,
что одинаково постыдны чет и нечет
на арифмометре торгующего мозга.
СТИХИ О ШЕКСПИРЕ
1
К любому ремеслу нисходит благочинье,
лишь наше ремесло бродяжит по векам,
на шляпу нацепив перо павлинье,
цветы бумажные пришпилив к башмакам.
Ни пепелищ войны, ни очага чумного
мы не пропустим. Нам уверенность нужна,
что под луной ничто, ничто не ново
и что по кругу ходят времена.
И по орбитам движутся планеты.
И по ночам работает Шекспир -
он перекраивает старые сюжеты,
разношенные до последних дыр.
Сдувает с папок пыль и заново он судит,
выносит приговоры вновь и вновь,
и по иссохшим руслам старых судеб
пускает свежую, разгневанную кровь.
И от чернильных клякс манжеты он не чистит.
И он еще раз и еще раз - черт возьми!-
крупицы смысла ищет в тине истин,
отвергнутых и проклятых людьми.
2
Жизнь в сущности проста. Ее легко понять.
Лишь на подмостках нет гармонии и мира.
И в новой пьесе мистера Шекспира
героя моего погибель ждет опять.
И я - не больше чем актер из труппы.
И должен легок быть, как всякий лицедей.
Но страшно мне: гниют в душе моей
героев сыгранных неубранные трупы.
И я после игры пью в кабаке вино,
чтоб успокоиться. Болит душа и тело.
И никому воскреснуть не дано
из сотен Гамлетов, Макбетов и Отелло.
И в жизни все не так. Кто жизнью дорожит,
тот сможет многое. Но к мертвецам прикован
мой взгляд! И разум мой, как будто хищный ворон,
над мертвецами день и ночь кружит!
Я, впрочем, лишь ничто. Актер не гениальный.
И, захмелев, могу я обо всем забыть...
Признайтесь, метр, что быть или не быть -
вопрос не жизненный, а только театральный!
3
Лишь дисгармонию улавливает лира.
Лишь непорядок душу увлечет.
Мне дела нет, что в жизни у Шекспира
есть дом свой, и жена, и деньги, и почет.
Ведь принц терзается совсем не ради власти.
Веронской девочке неведома корысть.
Нет, никому из них очей не застят
ни золотые блюда, ни ковры.
Мне дела нет, что сам Шекспир богат монетой,
землицу прикупил, пристроил флигелек -
в то время как монах беседовал с Джульеттой,
а Гамлет ввинчивал в Лаэрта свой клинок...
Покамест Лир шагал сквозь вьюгу и разруху...
Я знаю, выдуман несчастный этот Лир.
Но выдуман с душой! Не верю, что Шекспир
слепому королю не брат по духу!
Он призван к нищете. Иного не дано.
Я знаю, как горька никчемная победа.
Глядите, дурачье! Вот поле и зерно!
Вот баба и вино! Вот сон после обеда!
ЗАКАТ НАД МОРЕМ
Горит над морем зарево заката.
Но это не огонь. Там нечему гореть.
И это словно дух огня крылатый -
и людям на него позволено смотреть.
Там память пламени и там пожар предчувствий.
Там словно взмахи кисти колдовской.
И я скажу, что той же, что в искусстве,
бесплотной жизненностью жив закат морской.
Мы об искусстве зря так жарко спорим,
бросаемся словами невпопад.
Нигде в пространстве не горит закат,
горящие крыла раскинувший над морем.
ИСКУССТВО
Сколько веков пронеслось - а своих сумасбродств ни разу
не устыдилось искусство, не учло воспитательные упреки.
И оно с первобытных времен прогуливает уроки
и по-детски наивно шаманит, и туманит наш разум,
и возводит в квадрат добродетели наши и наши пороки.
И это оно легкую грусть просветляет.
И это оно гнетущую боль обостряет.
А того, кто итоги подвел, от лишней возни избавляет -
и само пистолет подает или в рюмочке яд растворяет.
ВАН-ГОГ
Не сомневаюсь я в Ван-Гоге.
Он не предаст. Он будет днем
и ночью творческим огнем
гореть. И будет нищ в итоге.
Он раздает свои холсты,
как милостыню,- щедрой дланью.
На жизнь глядит он с высоты
прижизненного непризнанья.
НА МОТИВЫ АРТЮРА РЕМБО
Не верь, что творчеством к успеху не пробиться.
Кто бросил творчество - тот стал на путь измен.
Он - там, где ветер с крыш срывает черепицу
и осень слезы льет в проломы старых стен.
И нет в его душе ни чести, ни отваги.
Он каждым вечером бредет, унынья полн,
в трактир, где с девками торгуются бродяги
и сыплет искрами камин, как адский горн.
И нет в его глазах сиянья прежних истин.
И от возможности спасения души
отрекся он в тот день, когда мольберт и кисти
жиду-тряпичнику он отдал за гроши.
СТИХИ О РЕМБРАНДТЕ
Жаль, что честная бедность не имеет к таланту
никакого почтенья. Как Рембрандт ни велик,
а повсюду он должен. И не верят Рембрандту
ни трактирщик, ни доктор, ни портной, ни мясник.
Но Рембрандт не грустит. Он опять на коленях
держит Саскию, в зеркало пялясь хитро.
Слава Богу, что знаем, где искать вдохновенье,
и что наше искусство не так уж старо.
И еще в этой жизни есть изящество Флоры.
А распутства Данаи нам достанет с лихвой
для того, чтоб полгода еще кредиторы
обождали с позорной тюрьмой долговой.
Не кляни эту жизнь за ее несусветность.
Стоит святость Эсфири всех наших тревог.
А в день праздника нашего честная бедность
нам сама испечет самый сдобный пирог.
Что с того, что свобода вновь и вновь под вопросом?
Крестовина мольберта спасет нас всегда!
Кинь в камин тот набросок, что случайно набросан
на бумаге, что утром пришла из суда!