(no subject)
В моих снах Генри и Говард смеялись и водили вокруг меня хоровод, завлекая в этот бешенный водоворот красивых рук, в какосимфонию ветряного безумия.
Генри до невозможности хорош, из-за своей печати на прекрасном сердце не в последнюю очередь. Bless his ever loving heart, но как же можно было себя так ранить - и что будет дальше? Он настолько глубок, что я отчаялась его сравнить с кем-либо, с чем-либо. У него не должно быть границ, иначе весь наш мир - вздор.
Говард и смешон, и прекрасен, он из тех, пальцы которых нет-нет да и оказываются возле твоего лица, у него холодный затылок и просвечивает лицо.
[Почему я прошу только сигарету, они мне уже "Останься"?
Ослабляю галстук, они мне уже "Разденься"?]
Я кидала карты под римскими цифрами в их самые красивые лица и просила забыть меня в витражах и больше никогда, никогда не найти - или остаться навсегда, или сделать хоть что-нибудь, но разомкнуть этот чёртов круг.
Проснувшись, разглядела свои пальцы - и успокоилась.
Генри до невозможности хорош, из-за своей печати на прекрасном сердце не в последнюю очередь. Bless his ever loving heart, но как же можно было себя так ранить - и что будет дальше? Он настолько глубок, что я отчаялась его сравнить с кем-либо, с чем-либо. У него не должно быть границ, иначе весь наш мир - вздор.
Говард и смешон, и прекрасен, он из тех, пальцы которых нет-нет да и оказываются возле твоего лица, у него холодный затылок и просвечивает лицо.
[Почему я прошу только сигарету, они мне уже "Останься"?
Ослабляю галстук, они мне уже "Разденься"?]
Я кидала карты под римскими цифрами в их самые красивые лица и просила забыть меня в витражах и больше никогда, никогда не найти - или остаться навсегда, или сделать хоть что-нибудь, но разомкнуть этот чёртов круг.
Проснувшись, разглядела свои пальцы - и успокоилась.