О ней.
О ней. Хотя это скорее обо мне. О чем-то большом и маленьком одновременно.
В ее глаза невозможно смотреть, ими можно только любоваться. Утром, когда они еле заметно проступают сквозь ненависть к будильнику. Днем, когда они еле заметны на фоне макияжа, на бегу на светофоре на красный - мы опаздываем. Вечером, когда их так трудно поймать, вот в те самые пару метров от прихожей до кровати. Но если успеть, если заметить…
Ее нельзя назвать красивой, если поставить рядом с телевизором и начать сравнивать изображения.Ее нельзя назвать умной, если запереть ее в комнате с доктором философских наук и тихонечко подслушивать через замочную скважину.
Ее нельзя назвать хорошей домохозяйкой, если столько лет прожил с мамой, которая в декретном отпуске, а в телевизоре четыре канала.
Ее вообще нельзя сравнивать. Для того, чтобы сравнивать нужен критерий: длина, ширина, рост, вес, время жизненного цикла мужских носков в ее доме. Но зачем себя утомлять? Ты же не доказываешь себе, что московская калорийней докторской, при меньшей цене в это время года. Она вкусная. И этого хватает, чтобы купить и сделать бутерброд. Вот и не стоит включать мозг, когда ты с ней. Когда ты к ней, а она к тебе.И пусть мамин борщ был вкуснее, но мама перестала сердиться, что ты не кушаешь еще в далеком пятом классе, а она - сердится. И если тогда ты злился, то теперь просто млеешь и ешь.
Ее ни с кем не спутаешь. Она не закидывает смсками, не засыпает вопросами, временами кажется, что ее вообще нет. И как только тебе это показал ты сразу хватаешь телефон и начинаешь наяривать. Дозваниваешься и начинаешь.
- Алло, ты как? Почему трубку не брала? И уже не слышишь ответов, просто голос. И сразу становится так спокойно, как будто поехал отдыхать на море, на все лето, за чужой счет с безлимитными командировочными. Легкая, как бриз, ласковая, как прибой.
Она говорит, когда тебе хочется помолчать, она молчит, когда тебе нужно сказать. И губы у нее мягкие, и волосы, и запах, и она вся… Ну как это описать? Ты сам все поймешь.
Она такая, что злиться на нее становится стыдно. И ты как маленьких хочешь ей в этом признаться, чтобы она простила.
Если она не готовит, то ты сам не хочешь есть. Мозг говорит, мол не ел с утра, а учиться готовить ты отказался давным-давно, посылает сигнал, а желудок в ответ:
- А, че ты ворчишь? Любуйся!
Она никогда не делает ошибок, потому что ты давным-давно все ей простил, еще до встречи.
Она засыпает на твоем плече, а ты чувствуешь себя так, как-будто это ты заснул на ее плече, и это она зорко наблюдает, на какой остановке вам выходить, и чтоб этот стремный персонаж рядом не упер сумки. Ты спокоен, как удав. Может у них, удавов, все такие?
Она смеется над твоими шутками, только тогда, когда они действительно смешные - это радует. Но они теперь все смешные.
Ты остришь, зарабатываешь деньги, опрятно одеваешься, бреешься два раза в день, выносишь мусор. Мозг говорит:
- А, че ты напрягаешься? - и посылает сигнал.
И что-то в груди ему в ответ:
- А, че ты ворчишь? Любуйся!
И она выше всех остальных, и стройнее, и понимает тебя лучше. Мозг опять спрашивает:
- А где остальные, дайте убедиться.
И что-то в груди ему опять:
- Вот заладил, гад! Все, отключаем его, он только энергию жрет, она нам пригодится.
- Постойте! Как отключаем? За что? Я же вам нужен для процесса отбора!
И кто-то ему хором:
- А мы уже выбрали, ты, видимо, выходил.
Руки отказываются брать в себя другую талию, уши остальные голоса приравнивают к мужским или шумам проезжей части, нос объявил гайморит на побочные запахи, ноги ходят вслед, голова повернута в ее сторону. На произнесенное вслух ее имя организм немедленно реагирует и ищет в радиусе полуметра.С ней невозможно заниматься увиденным и подсмотренным, только нежностями, даже если оба разгорячились. И друзьям невозможно потом все это рассказывать, и хвастать подробностями. Я был занят. И все всё понимают. Язык приравнивает всех слушающих к фашистам, подробности к государственной тайне и отказывается говорить.
И гвоздь ты забьешь, чтоб перед ней похвастать, пряча потом перебинтованные пальцы за спиной. Ты теперь все умеешь, все можешь. Сказал - сделал. И столько говоришь! Но и столько же делаешь.
Ты при ней даже не можешь сказать глупость, чтоб не покраснеть. И посылая ей смс «Спокойной ночи» на секунду замираешь, смотришь на часы и говоришь себе: «Постой, уже полпервого ночи. Пусть выспится. Не буду тревожить, завтра утром отправлю».
И в магазинах начал покупать женские стельки для обуви, красивые носовые платочки, мандарины, потому что весна, авитаминоз. И цветы выбираешь дольше, чем мобильный телефон. И в ипотеку влезешь, и машину купишь, и жизнь построишь. И сам - прочный как камень, твердый, как скала, быстрый, как гепард. Веселый, находчивый, смелый, самый лучший. Это все она.
В ее глаза невозможно смотреть, ими можно только любоваться. Утром, когда они еле заметно проступают сквозь ненависть к будильнику. Днем, когда они еле заметны на фоне макияжа, на бегу на светофоре на красный - мы опаздываем. Вечером, когда их так трудно поймать, вот в те самые пару метров от прихожей до кровати. Но если успеть, если заметить…
Ее нельзя назвать красивой, если поставить рядом с телевизором и начать сравнивать изображения.Ее нельзя назвать умной, если запереть ее в комнате с доктором философских наук и тихонечко подслушивать через замочную скважину.
Ее нельзя назвать хорошей домохозяйкой, если столько лет прожил с мамой, которая в декретном отпуске, а в телевизоре четыре канала.
Ее вообще нельзя сравнивать. Для того, чтобы сравнивать нужен критерий: длина, ширина, рост, вес, время жизненного цикла мужских носков в ее доме. Но зачем себя утомлять? Ты же не доказываешь себе, что московская калорийней докторской, при меньшей цене в это время года. Она вкусная. И этого хватает, чтобы купить и сделать бутерброд. Вот и не стоит включать мозг, когда ты с ней. Когда ты к ней, а она к тебе.И пусть мамин борщ был вкуснее, но мама перестала сердиться, что ты не кушаешь еще в далеком пятом классе, а она - сердится. И если тогда ты злился, то теперь просто млеешь и ешь.
Ее ни с кем не спутаешь. Она не закидывает смсками, не засыпает вопросами, временами кажется, что ее вообще нет. И как только тебе это показал ты сразу хватаешь телефон и начинаешь наяривать. Дозваниваешься и начинаешь.
- Алло, ты как? Почему трубку не брала? И уже не слышишь ответов, просто голос. И сразу становится так спокойно, как будто поехал отдыхать на море, на все лето, за чужой счет с безлимитными командировочными. Легкая, как бриз, ласковая, как прибой.
Она говорит, когда тебе хочется помолчать, она молчит, когда тебе нужно сказать. И губы у нее мягкие, и волосы, и запах, и она вся… Ну как это описать? Ты сам все поймешь.
Она такая, что злиться на нее становится стыдно. И ты как маленьких хочешь ей в этом признаться, чтобы она простила.
Если она не готовит, то ты сам не хочешь есть. Мозг говорит, мол не ел с утра, а учиться готовить ты отказался давным-давно, посылает сигнал, а желудок в ответ:
- А, че ты ворчишь? Любуйся!
Она никогда не делает ошибок, потому что ты давным-давно все ей простил, еще до встречи.
Она засыпает на твоем плече, а ты чувствуешь себя так, как-будто это ты заснул на ее плече, и это она зорко наблюдает, на какой остановке вам выходить, и чтоб этот стремный персонаж рядом не упер сумки. Ты спокоен, как удав. Может у них, удавов, все такие?
Она смеется над твоими шутками, только тогда, когда они действительно смешные - это радует. Но они теперь все смешные.
Ты остришь, зарабатываешь деньги, опрятно одеваешься, бреешься два раза в день, выносишь мусор. Мозг говорит:
- А, че ты напрягаешься? - и посылает сигнал.
И что-то в груди ему в ответ:
- А, че ты ворчишь? Любуйся!
И она выше всех остальных, и стройнее, и понимает тебя лучше. Мозг опять спрашивает:
- А где остальные, дайте убедиться.
И что-то в груди ему опять:
- Вот заладил, гад! Все, отключаем его, он только энергию жрет, она нам пригодится.
- Постойте! Как отключаем? За что? Я же вам нужен для процесса отбора!
И кто-то ему хором:
- А мы уже выбрали, ты, видимо, выходил.
Руки отказываются брать в себя другую талию, уши остальные голоса приравнивают к мужским или шумам проезжей части, нос объявил гайморит на побочные запахи, ноги ходят вслед, голова повернута в ее сторону. На произнесенное вслух ее имя организм немедленно реагирует и ищет в радиусе полуметра.С ней невозможно заниматься увиденным и подсмотренным, только нежностями, даже если оба разгорячились. И друзьям невозможно потом все это рассказывать, и хвастать подробностями. Я был занят. И все всё понимают. Язык приравнивает всех слушающих к фашистам, подробности к государственной тайне и отказывается говорить.
И гвоздь ты забьешь, чтоб перед ней похвастать, пряча потом перебинтованные пальцы за спиной. Ты теперь все умеешь, все можешь. Сказал - сделал. И столько говоришь! Но и столько же делаешь.
Ты при ней даже не можешь сказать глупость, чтоб не покраснеть. И посылая ей смс «Спокойной ночи» на секунду замираешь, смотришь на часы и говоришь себе: «Постой, уже полпервого ночи. Пусть выспится. Не буду тревожить, завтра утром отправлю».
И в магазинах начал покупать женские стельки для обуви, красивые носовые платочки, мандарины, потому что весна, авитаминоз. И цветы выбираешь дольше, чем мобильный телефон. И в ипотеку влезешь, и машину купишь, и жизнь построишь. И сам - прочный как камень, твердый, как скала, быстрый, как гепард. Веселый, находчивый, смелый, самый лучший. Это все она.