И.О. Кузьмин. Материалы к вопросу об обвинениях евреев в ритуальных преступлениях
6.
№ 54. 1747 г.
Декрет Кременецкого Магистрата по делу об убийстве в г. Заславе католика Антония.
Польский текст документа печатается по копии из Киевского Центрального Архива при Университете (кн. кременецк. магистр. № 1970, ак. 85, лл. 34 об.- 44). В переводе документ напечатан в вышедшем в конце июня 1912 г. 2-ом выпуске „Евр. Старины" 1912 г., стр. 202 - 218 (И. Галант „Жертвы ритуального обвинения в Заславе в 1747 г."). В тексте г. Галанта имеются значительные, не всегда оговоренные пропуски. В переводе встречаются неточности. Переводу предпослано предисловие, которое не может быть оставлено без возражений. Г. Галант пишет: о Заславском деле до сих пор имелись только смутные сведения... Впервые и точная дата происшествия и некоторые его подробности стали известны 20 лет назад из еврейских источников. В 1892 г. в газете „Hameliz" (№№ 195 - 198) была напечатана статья И. Канторщика, содержащая народные предания о „Заславских мучениках", копии надписей на их надгробных памятниках и текст заупокоенной молитвы, когда-то читавшейся в их память в Заславской синагоге. Но материал этого рода, при всей его ценности, может иметь значение только в связи с оффициальными судебными актами, которые до настоящего времени таились в польских архивах. Ныне нам удалось найти и эти акты (стр. 202-203. Курсив мой. И. К.). Здесь все ошибочно. Впервые и дата происшествия, и все подробности процесса стали известны не 20, а 165 лет тому назад и не из еврейских, источников. В 1747 г. приговор суда был отпечатан в виде отдельной брошюры под заглавием: „Dekret na zydow mordercow у zaboycow pewnego katolika. Dzialo sie w Zamku Zaslawskim w dobrach dziedzicznych Jasnie Oswieconego Xiazecia Imci Pawla na Bialym Kowku. Smolanach, Rakowie, Lubartowie, Lubartowicza Sanguszka, Marszalka W. W. X. Litt: Krzemienieckiego, Czerkaskiego Starosty, R. Panskiego 1747 dnia siedmnastego kwietnia". В том же году в Варшаве была напечатана брошюра - „Dekret urzedu Maydeburskiego przysieglego miasta J. K. Mci Krzemienca dnia 17 kwiet. 1747 na zydow mordercow у zaboycow pewnego katholika imieniem Antoniego criminaliter ferowany. Warszawa, druk Jezuitow. 1747." (См. К. Estreicher „Bibliograf. Polsk.", XV, 121 и в доп. к этому тому - V стр., а также L.Finkel „Bibliogr. hist. Polsk.", II, 784). В 1873 г. К. Козловский разыскал этот документ в актах Кременецкого магистрата, хранящихся в Киевском Центральном Архиве, и на стр. 13-22 своей брошюры "Темный вопрос в истории евреев" (Киев. 1873) дал обстоятельное и точное изложение этого дела. В 1880 и 1905 гг. И. Лютостанский перепечатал сообщенные г. Козловским сведения в своей книге «Об употр. евр. христ. крови для рел. целей", 2 изд., II, 43-52 и 3 изд., I, 203-208. Честь находки документа, так, обр. принадлежит не г. Галанту. Мне лично документ этот стал известен в январе 1912 г. В феврале я просил администрацию Киевского Центр. Арх. о выдаче мне копии документа, Из моей переписки с Архивом явствует, что до моего обращения документ в Архиве не был известен. Вследствие некоторых случайных причин высылка мне копии задержалась. Я получил ее только 22 июля. В мае копия документа была выдана г. Галанту, а в июне документ оказался напечатанным в „Евр. Стар."
(одновременно на польском)
Происходило в г. Заславе его сиятельства, князя Павла на Белом Ковке, Смолянах, Ракове и Любартове Любартовича Сангушка, Великого Маршалка Великого Княжества Литовского, Старосты Кременецкого и Черкасского. Лета от Рождества Христова 1747, 17 апреля.
По ходатайству инстигатора судов кременецкой магдебургии и его помощника, а особенно по приказанию вышеупомянутого князя и старосты, областной магдебургский суд Его Королевской Милости города Кременца прибыл в гор. Заслав для разбора дела по обвинению некоторых неверных евреев в пролитии христианской крови. Ради получения пасхальной крови обвиняемыми был жестоко замучен христианин, причем ножом или каким-то нарочито приготовленным орудием были порезаны и исколоты пальцы убитого, как о том подробнее свидетельствует осмотр трупа, произведенный 29 марта 17 47 года в присутствии нижепоименованных людей из соседних общин, а также местного зacлaвского суда и особенно пастухов, нашедших тело в лозах и вызванных в суд для опознания убитого. Обиходные имена и прозвища последних показывают, что это сыновья достойных и заслуживающих доверия хозяев. Один из них - Панко, сын Сокравца, а другой - сын Иоахима Кенейчука. Эти пастухи показали, что они нашла тело замученного человека в лозах, за Загалихским бродом. Оно было втоптано в болото, между кочками, и прикрыто навозом. Они тотчас же дали знать об этом Луцкому лесничему, а лесничий - подстаросте, который велел призвать к себе людей из общины, жителей деревни Михново имения того же князя, а именно: Василия Безычука, Панаса Василенко, Семена Бондаря, Лешко Дзюбу, Ивана Сталюка, Федьку Воляника. Им было приказано привезти тело в Михново. Поехавши, они с трудом вытащили из болота. Труп был обнажен. Глаза и рот были завязаны портками, а на шее была веревка. Привезши тело в Михново, посланные оставили его в сарае тамошнего священника. Здесь тело пролежало ночь. На другой день множество народу сходилось смотреть убитого. В числе пришедших было четыре еврея, которые также осматривали труп. Какой-то попович Гантя сказал: «ваше это дело. Евреи совершили это». Евреи стали спорить и шуметь. В этот момент на трупе невинного человека отовсюду показалась кровь. Присутствующие не могли надивиться этому. И сами евреи воочию видели это. Затем, когда тело перевезли в Заславский замок, было приказано объявить об этом чрез возного генерала Заславского и согласно стародавним обычаям произвести осмотр труппа с указанием ран.
Первого апреля того же года именитые уполномоченные: заславский войт Ян Стефанович, Филипп Пискушенко, Василий Селецкий, Иван Гавриленко, Даниил Баняченко, Грицко Ковальчук, Иван Мурашко, Василий Добровольский и присяжный бурмистр заславский Омелько Дмитренко, а также обыватели Михнова: Панко Василенко, Василий Бойченко и Семен Бондарь не только предъявили свой протокол осмотра, но и лично пред магдебургским правом, соrаm асtiк аt асtа нынешних книг, показали, что они вместе с приглашенными людьми sub jurаmеnto соrpоrаli узнали покойника и видели его замученным на смерть жестокими истязаниями, причем на правой руке были отрезаны все пальцы; жилы до самого локтя и кость перебиты; на левой руке отрезаны три пальца, жилы до подмышки выпороты, кость сломана; плечо перебито; на левой ноге отрезаны три пальца, а с двух сорваны ногти; нога насквозь пробита; на икре выпороты жилы да самого колена; на правой ноге кожа на икре содрана; зубы выбиты. Все это засвидетельствовано теми же бурмистрами 2 апреля 1747 года.
Происходило в Заславле 12 апреля 1747 года. Liberа kоnffеszаtа - добровольные показания нижепоименованных, неверных обвиняемых евреев, где подробно описываются упорная, открытая и злая завзятость, а также непомерная ненависть и проклятая изворотливость некоторых евреев.
Неверный обвиняемый еврей 3 о р у х Л е й б о в и ч ad primum punctum показал, - что он в разное время служил в еврейских домах, а ныне четвертый год служит в Михнове и ему следует за эти годы шесть злотых жалованья.
Затем мы, поступая согласно магдебургскому праву и применяясь к его снисходительным указаниям, пожелали добыть более точные сведения по делу и при помощи сопоставлений дойти до уяснения факта пролития крови христианина, убитого на смерть, найденного михновскими людьми в лозе, недалеко от корчмы, на тракте к Михнову, и доставленного в замок, где второго дня сего месяца был произведен подробный осмотр, как об этом написано выше.
Затем, указанные в добровольных конфессатах по именам и прозвищам евреи были взяты в тюрьму. После того, как 8-го дня сего месяца обвиняемые были арестованы, 11 апреля из Михнова на подводе был прислан неверный обвиняемый Зорух Лейбович, мирочник и сторож мельниц михновского арендатора. В три часа дня, в сопровождении казака, он был отправлен в тюрьму при заславском замке. Допрашиваемый разными способами обвиняемый не хотел ни в чем сознаться. Было приказано заключить его в фольварке и тщательно охранять. Посидев несколько часов, обвиняемый после полудня стал звать бывшего при нем на страже Ивана Ярощука, говоря ему: «попроси ко мне пана подстаросту для разговора об одном деле». Сторож, отправившись к подстаросте, доложил просьбу заключенного. Подстароста пришел и спросил, что у него за дело. Обвиняемый ответил.: «зачем мне подвергать себя мучению? ведь все равно придется рассказать обо всем на пытке палача. Так лучше сейчас рассказать. Я давно мечтал о счастье сделаться католиком, но до сих пор не имел подходящего случая. Что касается того, что михновский арендатор должен мне за три года службы, то расскажу все, как есть справедливый Бог на небе, как есть справедливый Иисус, Мария, Иосиф. Расскажу правду не из страха и ненависти или вражды, ибо я не терпел никакой обиды от тамошних евреев, а напротив жил с ними в большой дружбе. Расскажу по чистой совести, что это дело совершено не иными какими-либо евреями, а следующими: сыном Хаскеля, ключником Хаскеля и загалихским корчмарем, проживающим в корчме, над бродами. Дело было так. Со среды на четверг, после Гамановых дней, на другой неделе я был послан михновским арендатором с курами к Белогрудскому резнику. Возвращаясь из Белогрудка в ту же среду, уже вечером, мимо загалихской корчмы, я заметил, что ворота, двери и окна закрыты. Из корчмы доносился крик как будто голос какого-то человека. Никаких слов я не расслышал. Там за стеной я слушал около часу, но не мог узнать, кто там кричал. Раздастся крик и умолкнет, и так повторялось несколько раз. Меня охватил великий страх, и я уехал с курами в Михново. Вернувшись к арендатору, я не застал дома ни сына арендатора, ни ключника. Передавши хозяину кур, я отправился на мельницу. Когда я на рассвете пришел к арендатору, то застал сына и ключника. Я спросил их, где они были. Сын арендатора ответил: „я был в Покощовке. Цедил там панскую горелку". А ключник сказал: „я был в Белогрудке на молитве". На этом разговор и кончился. На другой день в Михново приехал корчмарь загалихской корчмы. Я спросил у него: „кто это кричал у тебя в среду?" Корчмарь ответил: „Белогрудские крестьяне ехали из лесу, выпили по порции горелки и стали шуметь." Я оставил корчмаря в покое, и так продолжалось до сих пор.- Когда тело покойного было привезено к михновскому священнику, тогда люди стали сходиться посмотреть на убитого. И я с ними видел убитого, но в то время кровь из его тела не текла. Я вернулся к своей работе. Спустя час или несколько более, сын арендатора, ключник и загалихский корчмарь пошли посмотреть убитого, говоря: „пойдем туда и посмотрим - не еврей ли убит?" Когда они подошли к покойнику, из тела убитого выступила невинная кровь. Так рассказывали люди из общины, и я слышал от них, что кровь текла из трупа. В самую субботу евреев позвали в заславский замок. В субботу же, как только отошел шабаш, арендатор, его сын и ключник поехали на всю ночь, но никуда не могли попасть, целую ночь ездили, блуждали по полям и болотам, а на рассвете вернулись в Михново. По возвращении сын арендатора поехал в Покощовку, а ключник - в Любар. Ко мне арендатор прислал мальчика, с приказанием седлать коня. На мой вопрос: „куда поедем?" арендатор ответил: «я поеду в Заслав, к Берку Авросеву, и там буду выжидать, что произойдет. Ты пойдешь со мною, чтобы я где-либо не попал в воду". Подходя к коню, арендатор от волнения и страха упал на землю. Я поднял его и посадил на коня. Мы поехали по дороге на Мыслятин. Подъезжая к Мыслятину, арендатор сказал мне: „я поеду в город, к Берку Авросеву. Если что-либо будет нужно, ты там найдешь меня». Я вернулся в Михново."
Происходило в Заславском замке 19 апреля 1747 года. Libera соnffeszatа - вторичное добровольное показание обвиняемого неверного Зоруха Лейбовича, мирочника михновского арендатора, данное предо мною, председателем, Василием Бозкевичем в присутствии ландвойта Федора Иеросолима, бурмистров его королевской милости г. Кременца - Михаила Юркевича и Яна Павловича, а также заславского войта Яна Стефановского, Филиппа Пискуненко, Василия Ворожбитенка, Федора Закутынского и Сергея Дурченко. Неоднократно спрошенный судом, говорил ли он и признает ли он verbum de verbo, обвиняемый подтвердил показание и сообщил следующие новые обстоятельства. Восьмью неделями раньше, будучи в Головцах, у тамошнего арендатора Зелика, он тайком разговаривал с дочерью арендатора о принятии католической веры, и она согласилась на это. "Мое несчастье в том, что Бог предал меня на публичное наказание, но все равно, буду ли жив или нет, а хочу быть верным католиком". А что касается своего первого добровольного показания, то он только молол языком, и суд не дал ему веры. Он добавил, что жена арендатора приказывала ему: „так как хозяина нет, убегай и ты за ним". Он ответил: „зачем мне убегать, если я ни в чем не повинен? если кто-либо знает что-нибудь, тот пусть и бежит".
Гершон Хаскелевич, сын михновского арендатора, добровольно показал, что он ничего не знает, мирочника кулаком в лицо не бил и вообще ни в чем не признался. Он просил наказать его согласно магдебургскому праву. Что касается его нежелания принять католическую веру, то суд удовлетворил его просьбу.
Лейба Мордхович, шинкарь михновского аредатора, допрошенный на добровольных конфессатах, ни в чем не признался и просил суд о справедливости. Суд согласился с этим. Нежелание его быть христианином суд не ставит ему в вину и не принуждает к тому. Суд поступит вообще согласно саксонскому праву.
Мордхо Янкелевич, некогда обыватель локацкий, отец семейства, имеющий жену в Михнове, в корчме, не хотел ни в чем сознаться, а только говорил: если кагал или раввины присягнут при мне, тогда и я согласно с ними принесу клятву». Принять христианство он не хотел и, как Иуда, отвращал от суда свое проклятое лицо. И он просил ради бесчестной старости своей об уголовной справедливости. Суд согласился на это. Что касается нежелания принять христианство, то суд поступит согласно магдебургскому праву.
Мошко Мaиорович, спутник того же шинкаря, ни в чем не признался и отрицал тот факт, что он был в корчме в то время. „А что люди показывают и говорят на меня, то я ничего не знаю, напрасно говорят, ничего обо мне не зная."
По выслушании допроса и добровольных показаний каждого в отдельности из обвиняемых неверных евреев, христианских мучителей: мирочника михновских мельниц Зоруха Лейбовича, Гершона Хаскелевича, шинкаря, и Мошко Maиoрoвича, некогда обывателя г. Острожца, суд, по совещании, принял во внимание, что Зорух Лейбович, мирочник упомянутого михновского арендатора, невымышленно, а правдиво на добровольных конфессатах обвинил вышепоименованных обвиняемых евреев в убийстве христианского человека, неизвестного происхождения, имени и прозвища, найденного в лозах, как о том подробнее свидетельствует расследование и показания обвиняемых, а также и то, что обвиняемые неверные евреи, не признавая себя виновными, сами себя предают суду и в руки палача. А посему мы, суд кременецкой магдебургии, основываясь на показаниях обвиняемых, а также в силу саксонского права, libro secundo, folio 122, постановляем предать прежде всего обвиняемого мирочника телесным пыткам, т. е. троекратному растягиванию колесом. Однако, хотя по требованию соответствующего параграфа саксонского права, он подлежит такому наказанию, суд, принимая во внимание отношение обвиняемого к христианской вере, снимает с него эту кару. Так как Гершон Хаскелевич, сын михновского арендатора, добровольно не дал показаний, из которых суд мог бы получить достаточно точные сведения по делу, суд приговаривает его к телесным пыткам tempere diei juditorum solitorum, т.е. к четырехкратному растягиванию на колесе и к четырехкратному прижиганию свечами, согласно литовскому праву. Лейба Мордхович, шинкарь михновского арендатора, должен быть подвергнут телесной пытке и понести то же наказание, что и Гершон. Так как Мордхо Янкелевич, отец Лейбы, шинкаря корчмы, что на Михновском тракте вместе с своим сыном проводил суд и путался в показаниях, суд, для получения более точных показаний, отдает его на телесные пытки, позволяя господам судьям кременецкой магдебургии, присутствующим при этих пытках, подвергать его растягиванию на колесе и четырехкратному прижиганию свечами, если в том окажется надобность. После телесных пыток суд поступит с ними согласно закону. Что касается Мошки Maиоровича, то так как он оказался неспособным дать добровольные показания, суд освобождает его от пытки, оставляя однако за собой право принять о нем решение и поступить с ним, как надлежит, в силу нынешнего декрета о пытках.
№ 54. 1747 г.
Декрет Кременецкого Магистрата по делу об убийстве в г. Заславе католика Антония.
Польский текст документа печатается по копии из Киевского Центрального Архива при Университете (кн. кременецк. магистр. № 1970, ак. 85, лл. 34 об.- 44). В переводе документ напечатан в вышедшем в конце июня 1912 г. 2-ом выпуске „Евр. Старины" 1912 г., стр. 202 - 218 (И. Галант „Жертвы ритуального обвинения в Заславе в 1747 г."). В тексте г. Галанта имеются значительные, не всегда оговоренные пропуски. В переводе встречаются неточности. Переводу предпослано предисловие, которое не может быть оставлено без возражений. Г. Галант пишет: о Заславском деле до сих пор имелись только смутные сведения... Впервые и точная дата происшествия и некоторые его подробности стали известны 20 лет назад из еврейских источников. В 1892 г. в газете „Hameliz" (№№ 195 - 198) была напечатана статья И. Канторщика, содержащая народные предания о „Заславских мучениках", копии надписей на их надгробных памятниках и текст заупокоенной молитвы, когда-то читавшейся в их память в Заславской синагоге. Но материал этого рода, при всей его ценности, может иметь значение только в связи с оффициальными судебными актами, которые до настоящего времени таились в польских архивах. Ныне нам удалось найти и эти акты (стр. 202-203. Курсив мой. И. К.). Здесь все ошибочно. Впервые и дата происшествия, и все подробности процесса стали известны не 20, а 165 лет тому назад и не из еврейских, источников. В 1747 г. приговор суда был отпечатан в виде отдельной брошюры под заглавием: „Dekret na zydow mordercow у zaboycow pewnego katolika. Dzialo sie w Zamku Zaslawskim w dobrach dziedzicznych Jasnie Oswieconego Xiazecia Imci Pawla na Bialym Kowku. Smolanach, Rakowie, Lubartowie, Lubartowicza Sanguszka, Marszalka W. W. X. Litt: Krzemienieckiego, Czerkaskiego Starosty, R. Panskiego 1747 dnia siedmnastego kwietnia". В том же году в Варшаве была напечатана брошюра - „Dekret urzedu Maydeburskiego przysieglego miasta J. K. Mci Krzemienca dnia 17 kwiet. 1747 na zydow mordercow у zaboycow pewnego katholika imieniem Antoniego criminaliter ferowany. Warszawa, druk Jezuitow. 1747." (См. К. Estreicher „Bibliograf. Polsk.", XV, 121 и в доп. к этому тому - V стр., а также L.Finkel „Bibliogr. hist. Polsk.", II, 784). В 1873 г. К. Козловский разыскал этот документ в актах Кременецкого магистрата, хранящихся в Киевском Центральном Архиве, и на стр. 13-22 своей брошюры "Темный вопрос в истории евреев" (Киев. 1873) дал обстоятельное и точное изложение этого дела. В 1880 и 1905 гг. И. Лютостанский перепечатал сообщенные г. Козловским сведения в своей книге «Об употр. евр. христ. крови для рел. целей", 2 изд., II, 43-52 и 3 изд., I, 203-208. Честь находки документа, так, обр. принадлежит не г. Галанту. Мне лично документ этот стал известен в январе 1912 г. В феврале я просил администрацию Киевского Центр. Арх. о выдаче мне копии документа, Из моей переписки с Архивом явствует, что до моего обращения документ в Архиве не был известен. Вследствие некоторых случайных причин высылка мне копии задержалась. Я получил ее только 22 июля. В мае копия документа была выдана г. Галанту, а в июне документ оказался напечатанным в „Евр. Стар."
(одновременно на польском)
Происходило в г. Заславе его сиятельства, князя Павла на Белом Ковке, Смолянах, Ракове и Любартове Любартовича Сангушка, Великого Маршалка Великого Княжества Литовского, Старосты Кременецкого и Черкасского. Лета от Рождества Христова 1747, 17 апреля.
По ходатайству инстигатора судов кременецкой магдебургии и его помощника, а особенно по приказанию вышеупомянутого князя и старосты, областной магдебургский суд Его Королевской Милости города Кременца прибыл в гор. Заслав для разбора дела по обвинению некоторых неверных евреев в пролитии христианской крови. Ради получения пасхальной крови обвиняемыми был жестоко замучен христианин, причем ножом или каким-то нарочито приготовленным орудием были порезаны и исколоты пальцы убитого, как о том подробнее свидетельствует осмотр трупа, произведенный 29 марта 17 47 года в присутствии нижепоименованных людей из соседних общин, а также местного зacлaвского суда и особенно пастухов, нашедших тело в лозах и вызванных в суд для опознания убитого. Обиходные имена и прозвища последних показывают, что это сыновья достойных и заслуживающих доверия хозяев. Один из них - Панко, сын Сокравца, а другой - сын Иоахима Кенейчука. Эти пастухи показали, что они нашла тело замученного человека в лозах, за Загалихским бродом. Оно было втоптано в болото, между кочками, и прикрыто навозом. Они тотчас же дали знать об этом Луцкому лесничему, а лесничий - подстаросте, который велел призвать к себе людей из общины, жителей деревни Михново имения того же князя, а именно: Василия Безычука, Панаса Василенко, Семена Бондаря, Лешко Дзюбу, Ивана Сталюка, Федьку Воляника. Им было приказано привезти тело в Михново. Поехавши, они с трудом вытащили из болота. Труп был обнажен. Глаза и рот были завязаны портками, а на шее была веревка. Привезши тело в Михново, посланные оставили его в сарае тамошнего священника. Здесь тело пролежало ночь. На другой день множество народу сходилось смотреть убитого. В числе пришедших было четыре еврея, которые также осматривали труп. Какой-то попович Гантя сказал: «ваше это дело. Евреи совершили это». Евреи стали спорить и шуметь. В этот момент на трупе невинного человека отовсюду показалась кровь. Присутствующие не могли надивиться этому. И сами евреи воочию видели это. Затем, когда тело перевезли в Заславский замок, было приказано объявить об этом чрез возного генерала Заславского и согласно стародавним обычаям произвести осмотр труппа с указанием ран.
Первого апреля того же года именитые уполномоченные: заславский войт Ян Стефанович, Филипп Пискушенко, Василий Селецкий, Иван Гавриленко, Даниил Баняченко, Грицко Ковальчук, Иван Мурашко, Василий Добровольский и присяжный бурмистр заславский Омелько Дмитренко, а также обыватели Михнова: Панко Василенко, Василий Бойченко и Семен Бондарь не только предъявили свой протокол осмотра, но и лично пред магдебургским правом, соrаm асtiк аt асtа нынешних книг, показали, что они вместе с приглашенными людьми sub jurаmеnto соrpоrаli узнали покойника и видели его замученным на смерть жестокими истязаниями, причем на правой руке были отрезаны все пальцы; жилы до самого локтя и кость перебиты; на левой руке отрезаны три пальца, жилы до подмышки выпороты, кость сломана; плечо перебито; на левой ноге отрезаны три пальца, а с двух сорваны ногти; нога насквозь пробита; на икре выпороты жилы да самого колена; на правой ноге кожа на икре содрана; зубы выбиты. Все это засвидетельствовано теми же бурмистрами 2 апреля 1747 года.
Происходило в Заславле 12 апреля 1747 года. Liberа kоnffеszаtа - добровольные показания нижепоименованных, неверных обвиняемых евреев, где подробно описываются упорная, открытая и злая завзятость, а также непомерная ненависть и проклятая изворотливость некоторых евреев.
Неверный обвиняемый еврей 3 о р у х Л е й б о в и ч ad primum punctum показал, - что он в разное время служил в еврейских домах, а ныне четвертый год служит в Михнове и ему следует за эти годы шесть злотых жалованья.
Затем мы, поступая согласно магдебургскому праву и применяясь к его снисходительным указаниям, пожелали добыть более точные сведения по делу и при помощи сопоставлений дойти до уяснения факта пролития крови христианина, убитого на смерть, найденного михновскими людьми в лозе, недалеко от корчмы, на тракте к Михнову, и доставленного в замок, где второго дня сего месяца был произведен подробный осмотр, как об этом написано выше.
Затем, указанные в добровольных конфессатах по именам и прозвищам евреи были взяты в тюрьму. После того, как 8-го дня сего месяца обвиняемые были арестованы, 11 апреля из Михнова на подводе был прислан неверный обвиняемый Зорух Лейбович, мирочник и сторож мельниц михновского арендатора. В три часа дня, в сопровождении казака, он был отправлен в тюрьму при заславском замке. Допрашиваемый разными способами обвиняемый не хотел ни в чем сознаться. Было приказано заключить его в фольварке и тщательно охранять. Посидев несколько часов, обвиняемый после полудня стал звать бывшего при нем на страже Ивана Ярощука, говоря ему: «попроси ко мне пана подстаросту для разговора об одном деле». Сторож, отправившись к подстаросте, доложил просьбу заключенного. Подстароста пришел и спросил, что у него за дело. Обвиняемый ответил.: «зачем мне подвергать себя мучению? ведь все равно придется рассказать обо всем на пытке палача. Так лучше сейчас рассказать. Я давно мечтал о счастье сделаться католиком, но до сих пор не имел подходящего случая. Что касается того, что михновский арендатор должен мне за три года службы, то расскажу все, как есть справедливый Бог на небе, как есть справедливый Иисус, Мария, Иосиф. Расскажу правду не из страха и ненависти или вражды, ибо я не терпел никакой обиды от тамошних евреев, а напротив жил с ними в большой дружбе. Расскажу по чистой совести, что это дело совершено не иными какими-либо евреями, а следующими: сыном Хаскеля, ключником Хаскеля и загалихским корчмарем, проживающим в корчме, над бродами. Дело было так. Со среды на четверг, после Гамановых дней, на другой неделе я был послан михновским арендатором с курами к Белогрудскому резнику. Возвращаясь из Белогрудка в ту же среду, уже вечером, мимо загалихской корчмы, я заметил, что ворота, двери и окна закрыты. Из корчмы доносился крик как будто голос какого-то человека. Никаких слов я не расслышал. Там за стеной я слушал около часу, но не мог узнать, кто там кричал. Раздастся крик и умолкнет, и так повторялось несколько раз. Меня охватил великий страх, и я уехал с курами в Михново. Вернувшись к арендатору, я не застал дома ни сына арендатора, ни ключника. Передавши хозяину кур, я отправился на мельницу. Когда я на рассвете пришел к арендатору, то застал сына и ключника. Я спросил их, где они были. Сын арендатора ответил: „я был в Покощовке. Цедил там панскую горелку". А ключник сказал: „я был в Белогрудке на молитве". На этом разговор и кончился. На другой день в Михново приехал корчмарь загалихской корчмы. Я спросил у него: „кто это кричал у тебя в среду?" Корчмарь ответил: „Белогрудские крестьяне ехали из лесу, выпили по порции горелки и стали шуметь." Я оставил корчмаря в покое, и так продолжалось до сих пор.- Когда тело покойного было привезено к михновскому священнику, тогда люди стали сходиться посмотреть на убитого. И я с ними видел убитого, но в то время кровь из его тела не текла. Я вернулся к своей работе. Спустя час или несколько более, сын арендатора, ключник и загалихский корчмарь пошли посмотреть убитого, говоря: „пойдем туда и посмотрим - не еврей ли убит?" Когда они подошли к покойнику, из тела убитого выступила невинная кровь. Так рассказывали люди из общины, и я слышал от них, что кровь текла из трупа. В самую субботу евреев позвали в заславский замок. В субботу же, как только отошел шабаш, арендатор, его сын и ключник поехали на всю ночь, но никуда не могли попасть, целую ночь ездили, блуждали по полям и болотам, а на рассвете вернулись в Михново. По возвращении сын арендатора поехал в Покощовку, а ключник - в Любар. Ко мне арендатор прислал мальчика, с приказанием седлать коня. На мой вопрос: „куда поедем?" арендатор ответил: «я поеду в Заслав, к Берку Авросеву, и там буду выжидать, что произойдет. Ты пойдешь со мною, чтобы я где-либо не попал в воду". Подходя к коню, арендатор от волнения и страха упал на землю. Я поднял его и посадил на коня. Мы поехали по дороге на Мыслятин. Подъезжая к Мыслятину, арендатор сказал мне: „я поеду в город, к Берку Авросеву. Если что-либо будет нужно, ты там найдешь меня». Я вернулся в Михново."
Происходило в Заславском замке 19 апреля 1747 года. Libera соnffeszatа - вторичное добровольное показание обвиняемого неверного Зоруха Лейбовича, мирочника михновского арендатора, данное предо мною, председателем, Василием Бозкевичем в присутствии ландвойта Федора Иеросолима, бурмистров его королевской милости г. Кременца - Михаила Юркевича и Яна Павловича, а также заславского войта Яна Стефановского, Филиппа Пискуненко, Василия Ворожбитенка, Федора Закутынского и Сергея Дурченко. Неоднократно спрошенный судом, говорил ли он и признает ли он verbum de verbo, обвиняемый подтвердил показание и сообщил следующие новые обстоятельства. Восьмью неделями раньше, будучи в Головцах, у тамошнего арендатора Зелика, он тайком разговаривал с дочерью арендатора о принятии католической веры, и она согласилась на это. "Мое несчастье в том, что Бог предал меня на публичное наказание, но все равно, буду ли жив или нет, а хочу быть верным католиком". А что касается своего первого добровольного показания, то он только молол языком, и суд не дал ему веры. Он добавил, что жена арендатора приказывала ему: „так как хозяина нет, убегай и ты за ним". Он ответил: „зачем мне убегать, если я ни в чем не повинен? если кто-либо знает что-нибудь, тот пусть и бежит".
Гершон Хаскелевич, сын михновского арендатора, добровольно показал, что он ничего не знает, мирочника кулаком в лицо не бил и вообще ни в чем не признался. Он просил наказать его согласно магдебургскому праву. Что касается его нежелания принять католическую веру, то суд удовлетворил его просьбу.
Лейба Мордхович, шинкарь михновского аредатора, допрошенный на добровольных конфессатах, ни в чем не признался и просил суд о справедливости. Суд согласился с этим. Нежелание его быть христианином суд не ставит ему в вину и не принуждает к тому. Суд поступит вообще согласно саксонскому праву.
Мордхо Янкелевич, некогда обыватель локацкий, отец семейства, имеющий жену в Михнове, в корчме, не хотел ни в чем сознаться, а только говорил: если кагал или раввины присягнут при мне, тогда и я согласно с ними принесу клятву». Принять христианство он не хотел и, как Иуда, отвращал от суда свое проклятое лицо. И он просил ради бесчестной старости своей об уголовной справедливости. Суд согласился на это. Что касается нежелания принять христианство, то суд поступит согласно магдебургскому праву.
Мошко Мaиорович, спутник того же шинкаря, ни в чем не признался и отрицал тот факт, что он был в корчме в то время. „А что люди показывают и говорят на меня, то я ничего не знаю, напрасно говорят, ничего обо мне не зная."
По выслушании допроса и добровольных показаний каждого в отдельности из обвиняемых неверных евреев, христианских мучителей: мирочника михновских мельниц Зоруха Лейбовича, Гершона Хаскелевича, шинкаря, и Мошко Maиoрoвича, некогда обывателя г. Острожца, суд, по совещании, принял во внимание, что Зорух Лейбович, мирочник упомянутого михновского арендатора, невымышленно, а правдиво на добровольных конфессатах обвинил вышепоименованных обвиняемых евреев в убийстве христианского человека, неизвестного происхождения, имени и прозвища, найденного в лозах, как о том подробнее свидетельствует расследование и показания обвиняемых, а также и то, что обвиняемые неверные евреи, не признавая себя виновными, сами себя предают суду и в руки палача. А посему мы, суд кременецкой магдебургии, основываясь на показаниях обвиняемых, а также в силу саксонского права, libro secundo, folio 122, постановляем предать прежде всего обвиняемого мирочника телесным пыткам, т. е. троекратному растягиванию колесом. Однако, хотя по требованию соответствующего параграфа саксонского права, он подлежит такому наказанию, суд, принимая во внимание отношение обвиняемого к христианской вере, снимает с него эту кару. Так как Гершон Хаскелевич, сын михновского арендатора, добровольно не дал показаний, из которых суд мог бы получить достаточно точные сведения по делу, суд приговаривает его к телесным пыткам tempere diei juditorum solitorum, т.е. к четырехкратному растягиванию на колесе и к четырехкратному прижиганию свечами, согласно литовскому праву. Лейба Мордхович, шинкарь михновского арендатора, должен быть подвергнут телесной пытке и понести то же наказание, что и Гершон. Так как Мордхо Янкелевич, отец Лейбы, шинкаря корчмы, что на Михновском тракте вместе с своим сыном проводил суд и путался в показаниях, суд, для получения более точных показаний, отдает его на телесные пытки, позволяя господам судьям кременецкой магдебургии, присутствующим при этих пытках, подвергать его растягиванию на колесе и четырехкратному прижиганию свечами, если в том окажется надобность. После телесных пыток суд поступит с ними согласно закону. Что касается Мошки Maиоровича, то так как он оказался неспособным дать добровольные показания, суд освобождает его от пытки, оставляя однако за собой право принять о нем решение и поступить с ним, как надлежит, в силу нынешнего декрета о пытках.