БАБА ТОНЯ
Рано утром Антонина Андреевна вышла из дома на улицу. И хотя ей было восемьдесят лет, и ходила она, сгорбившись, опираясь на корявую клюку, но все же она еще могла радоваться весне. Но не той ранней весне, с ее грязью и лужами, с черной вывороченной землей и обнаженными деревьями, а весне майской, радостной, когда становится тепло, и можно выйти без штопаного пальто и шерстяных чулок. Желтое, раскаленное солнце светило в голубом небе, вокруг шумели зеленые деревья, и все казалось нереальным, слишком красочным, как нарисованным на картине. В палисаднике резвились и смеялись дети, бегая сквозь ароматные сиреневые облака и заросли жасмина. Антонина Андреевна села на скамейку под изумрудные струи ивовых веток.
Почему-то она вспомнила себя маленькой, также весело играющей во дворе рыжей мазаной хаты. Она носилась босиком по траве, напившись теплого парного молока. Ковыряла пальцем мед из сот. А потом, когда ее укусила пчела, соседский мальчишка, сам нюня и слюнтяй, обозвал ее, плачущую над распухшим пальцем. Было обидно.
Пришла война. Широкий, задыхающийся в дыму поезд стремительно увозил ее куда-то. В темном вагоне было очень много людей, страшных, незнакомых; иногда сложно было разобрать: мертвые они или живые, а если живые, то не сумасшедшие ли.… Да и сама Тоня казалась себе безумной, потому что металась из угла в угол и мычала. Как корова. А может, она и есть корова? Так иногда раньше делалось, места было мало, и скотину к людям загоняли. Но подумала Тоня: две руки, две ноги, по десяти пальцев на них - вроде человек. А подумала еще немного и опять замычала.
Война кончилась, и появился Ванечка. Без руки, без ноги. Калека Ванечка. Вернее Ванечка и раньше был, но раньше был со всеми делами; а теперь вот: вроде Ванечка, а вроде и не он. Жениться ей, говорит, на нем надо, чтоб помогала, ухаживала, не зря же три года ждала. Но ждала-то Тонька Ваню, а оказалось вот что, непонятное… Да и ждала она его, потому что никого другого не было, чтобы ждать. До войны Ванька ходил индюком по деревне, да девок охмурял. А Тонька?, что Тонька, - так, если лень нашла, хочется сразу и по-быстрому. Если что не так, то и ударить можно. Но сейчас-то уже не ударит - нечем. Любила она его или нет, сейчас уже Антонина Андреевна не помнит. Но как бы то ни было, муж ей стал высокий Анатолий. Бил правда тоже, ну да это так, семейное.
Сейчас уже ни соседского мальчишки, ни Ванечки, ни Анатолия нету. И кроме Антонины Андреевны никто уже о них и не вспоминает. А она сидит, на солнышке греется, и, кажется, солнце светит так ярко, что глаза от блеска жмурятся, слезы наворачиваются и разливаются в глубоких морщинах. Но радостно бабе Тоне. Радостно, что небо синее, что дети смеются, что ива своими гладкими листами трется о щеку, и, что наконец-то пришла весна, добрая и ясная; весна, чтобы вспомнить; весна, чтобы забыться…
2001 год
Почему-то она вспомнила себя маленькой, также весело играющей во дворе рыжей мазаной хаты. Она носилась босиком по траве, напившись теплого парного молока. Ковыряла пальцем мед из сот. А потом, когда ее укусила пчела, соседский мальчишка, сам нюня и слюнтяй, обозвал ее, плачущую над распухшим пальцем. Было обидно.
Пришла война. Широкий, задыхающийся в дыму поезд стремительно увозил ее куда-то. В темном вагоне было очень много людей, страшных, незнакомых; иногда сложно было разобрать: мертвые они или живые, а если живые, то не сумасшедшие ли.… Да и сама Тоня казалась себе безумной, потому что металась из угла в угол и мычала. Как корова. А может, она и есть корова? Так иногда раньше делалось, места было мало, и скотину к людям загоняли. Но подумала Тоня: две руки, две ноги, по десяти пальцев на них - вроде человек. А подумала еще немного и опять замычала.
Война кончилась, и появился Ванечка. Без руки, без ноги. Калека Ванечка. Вернее Ванечка и раньше был, но раньше был со всеми делами; а теперь вот: вроде Ванечка, а вроде и не он. Жениться ей, говорит, на нем надо, чтоб помогала, ухаживала, не зря же три года ждала. Но ждала-то Тонька Ваню, а оказалось вот что, непонятное… Да и ждала она его, потому что никого другого не было, чтобы ждать. До войны Ванька ходил индюком по деревне, да девок охмурял. А Тонька?, что Тонька, - так, если лень нашла, хочется сразу и по-быстрому. Если что не так, то и ударить можно. Но сейчас-то уже не ударит - нечем. Любила она его или нет, сейчас уже Антонина Андреевна не помнит. Но как бы то ни было, муж ей стал высокий Анатолий. Бил правда тоже, ну да это так, семейное.
Сейчас уже ни соседского мальчишки, ни Ванечки, ни Анатолия нету. И кроме Антонины Андреевны никто уже о них и не вспоминает. А она сидит, на солнышке греется, и, кажется, солнце светит так ярко, что глаза от блеска жмурятся, слезы наворачиваются и разливаются в глубоких морщинах. Но радостно бабе Тоне. Радостно, что небо синее, что дети смеются, что ива своими гладкими листами трется о щеку, и, что наконец-то пришла весна, добрая и ясная; весна, чтобы вспомнить; весна, чтобы забыться…
2001 год